1988 год, о. Маэ
Так долго Мудрик ещё никогда не летал. Почти весь день за иллюминатором был сплошной синий океан, и было трудно различить, где вода, а где небо. К концу полёта болела шея, начали затекать ноги — множество мелких иголочек волнами ходили по его мышцам — и, пока Надя спала, он ходил по проходу туда-сюда, раздражая и без того уставших пассажиров. Запечатанный пакет с документами вёз в отдельном портфеле, всё время проверяя — на месте ли одно, другое. Так с ним и ходил.
Самолет сделал круг над островами, и проснувшаяся Надя заволновалась: неужели пилот не знает, как посадить эту махину на такой крохотный участок земли? А Мудрик не переставая зевал, чтобы избавиться от заложенности в ушах, и любовался многочисленными ультрамариновыми бухтами и коралловыми рифами. Наконец, самолет приземлился в столице Сейшельских островов — в городе Виктория на острове Маэ.
Пока они прошли все процедуры и досмотры, ответили на все вопросы и получили багаж, прошло ещё два часа. Наконец, они вышли на улицу. Тяжелый влажный воздух, плотный как кисель, боксировал по щекам — было ветрено. Кругом качались непривычные глазу пальмы. Небо было здесь чужим, непохожим на московское: нависало низко, и облака страшные, похожие на сморщенные молочные пенки. Всюду суетились сейшельцы в разноцветной одежде, слышалась курлыкающая французская речь. Словно одна большая голубятня. Надя испуганно озиралась по сторонам и сжимала Мудрика за локоть так, что потом он обнаружит там синяк.
— Физкульт-привет! — крикнул им темнокожий парень в белой футболке-поло, белых шортах. На голове у него была желтая кепка с логотипом местного футбольного клуба, Мудрик читал о нём в газете. Парень представился на неплохом русском — его звали Деломм, и, как выяснилось, он был назначен для них сопровождающим. Деломм предложил проехаться по острову на его машине, осмотреться. Они погрузили чемоданы в багажник голубого Renault 16, Надя устроилась сзади, а Мудрик сел на переднее кресло. В чертах молодого сейшельца он пытался найти хоть что-нибудь от советской гражданки, которая тридцать лет назад на этом острове изучала климат, но безуспешно. Даже прыщи у него были не красные, а чёрные.
— Хорошо, что вы прилетели сегодня! — обернулся Деломм к Наде, открывающей окно. В салоне было душно, пыльно и противно воняло бензином. — Вчера было сильно жарко!
Машина неслась по узкой асфальтированной дороге, справа от которой была голубая полоска океана, а слева в ярко-зеленой траве стояли пальмы и другие раскидистые, неизвестные Мудрику деревья. Всюду белели одноэтажные низкие домики с фруктовыми садами, а за ними вдалеке нависла стеной огромная гора, которую они с Надей рассматривали из иллюминатора. Как на Кавказе, подумал Мудрик. Вдоль дороги бегали дети и что-то кричали вслед проезжающим машинам и мопедам.
— Все едут в город, — объяснил Деломм, — чтобы запастись едой до обеда, потом все закроется и до понедельника будем отдыхать. Что вы успели узнать об островах?
— Здесь есть дети, которые хотят научится играть в настольный теннис, — сухо ответил Мудрик.
— Верно! Много детей занимаются спортом! Замечательная страна Советский Союз учит их плавать, играть в футбол и теперь ещё теннис. Браво! Вообще, я сам футболист, но в пинг-понге мастер! Глядите вправо, это дом Сюркуфа. Знаете Сюркуфа?
Мудрик равнодушно кивнул, хотя понятия не имел, о ком идёт речь. Интересно, запомнила ли это Надя, чтобы потом у него уточнить? И что он ей тогда скажет? Он обернулся — хорошо, что жена не слушала сейшельца и рассматривала в противоположное окно улицу.
— Раньше было много corsaire, — продолжал рассказывать Деломм. — Понимаете это, как еще говорят, пираты? Острова их прятали, здесь они брали много дерева и воды, говорят, что прятали сокровища. Говорят, что когда строили порт, то находили сундук с сокровищами, но нет свидетелей. И на островах много могил, обязательно их осмотрите. Corsaire были честными и смелыми людьми.
— Что-то вроде партизан?
— Да-да, partisans. Защищали страну от британцев, когда те окружили острова. Бурбон, Иль-де-Франс… Но это было давно, разумеется, это просто история. А в доме Сюркуфа живут его потомки, хотите заедем?
— Дышать нечем, — вздохнула Надя.
— Далеко до отеля? — спросил Мудрик.
— Десять минут. У нас все рядом.
Ближе к городу у дороги повсюду стояли мешки, набитые доверху листьями. Возле них отдыхали сейшельцы, в руках у них были длинные ножи.
— Они собирают листья корицы, — пояснил Деломм. — Потом из них делают Huile de cannelle, это масло, которое мы продаем по всему миру. Пробовали? Нет? Ай-яй-яй…
Наконец, машина остановилась на территории отеля «Бю-Валлон». Отель был огромный в длину, и со стороны казалось, что он весь состоит из балкончиков с перилами. Между ними висели кашпо с цветущими растениями, от которых шел приятный сладкий аромат.
— Почему бы им не надстроить несколько этажей вверх, чем вот так тянуть отель как стену? — спросил Мудрик у Деломма.
— Это все законы, — пожал он плечами. — Отели не должны быть выше кокосовых пальм.
Вот если бы в Москве, подумал Мудрик, дома были не выше тополей и клёнов. Наверно с его района можно было бы увидеть Кремль. Надя зевнула. Деломм помог им получить ключи, показал террасу с ресторанчиком, в котором им полагалось завтракать, обедать и ужинать. Соотечественников в отеле было много, всюду слышалась русская речь. Деломм спросил, не желают ли они отправиться на дневную экскурсию по острову, оказывается, для них уже был приготовлен автобус. Мудрик посмотрел на Надю — она сидела на чемодане и дремала. Спину тянуло, хотелось прилечь.
— В следующий раз. Можно ведь будет потом?
— Нет проблем! Автобус ходит регулярно, главное записаться. У вас много времени, — тараторил Деломм, помогая поднять чемоданы по лестнице на третий этаж. — А вот ваша дверь. Отдыхайте. Завтра я зайду за вами в девять утра.
В номере, состоящем из двух больших комнат и небольшой кухни, на столе была корзинка с мелкими пухлыми бананами — подарок от приглашающей стороны. Очень светло, окна хоть и пыльные, но в полстены. В спальне стояла большая кровать, на которой были разложены полотенца, а с балкона открывался вид на океан — синий и огромный. Все в отеле было непривычным, даже жаль, огорчился Мудрик, что не взял фотоаппарат. Номер хотелось сфотографировать на память даже больше, чем пляж.
Мудрик плюхнулся на кровать как морская звезда, а потом не выдержал и выполз на балкончик к Наде. Могучий океан был как на ладони. И воздух был непривычно чистый и влажный. Мудрик был в этом воздухе гостем, и даже курить в него он почему-то пока не хотел. Надышаться бы. Они съели бананы — мягкие, будто бы немного переспелые, сладкие и с тонкой шкуркой.
— А далеко мои плавательные шорты? — спросил Мудрик.
— Где-то в чемоданах. Достать?
— Да, я бы хотел искупаться.
— Может быть сначала узнать, вдруг тут небезопасно? Вдруг нельзя?
— Местные же купаются.
Мудрик обнял Надю сзади, поцеловал в шею.
— Посмотри, какая здесь кругом красота! Просто мечта… Не терпится окунуться в океан.
Надя улыбнулась:
— Ладно… Тогда и я свой купальник поищу.
Они вышли прогуляться. По узкой каменистой дорожке прошли через небольшую площадь, где было полно народу, и где продавали огромных рыбин, тунец и панцири черепах. Там шатались местные и приезжие, робко гудели мопеды, застревая в толпе. Тяжело висел в воздухе едкий рыбный запах. Мудрик вдохнул его и словно оказался в рыбном магазине на Тверской. Он часто ездил туда к открытию, чтобы успеть взять самое свежее, ждал, когда приедет огромный вечно грязный и пыльный грузовик с холодильной камерой, из которого рабочие сгружали сырую рыбу, и волочили ящики с трепыхающимися хвостами в магазин через черный ход…
Показался пляж. Они опасливо разделись, сложили вещи под какую-то корягу. Зашли по щиколотку в воду, удивляясь, какая она теплая и прозрачная: можно было разглядеть песок и мелких рыбешек. Океан приветливо погнал на них огромную пенную волну, и Веня с Надей захохотали от восторга, неожиданно оказавшись в воде по шею. Надя плескалась на волнах, а Мудрик нырял и плавал поодаль, где было поглубже. Пока какая-то огромная рыбина не коснулась его ноги.
Они выскочили на берег.
— А если это была акула? — испуганно спросила Надя.
— Да нет, там совсем мелко. И это ведь пляж, вряд ли тут есть акулы, — неуверенно сказал Мудрик и поёжился.
Они переоделись и сложили мокрую одежду в сумку. Мудрик предложил прогуляться другим путем, чтобы посмотреть город. И они поднялись через небольшой перевал по крутой пешеходной дорожке на оживленную улицу. Справа виднелась площадь, где-то там за пальмами стоял их отель. Он пошли в противоположную сторону, и спустя несколько минут оказались возле большого белого католического собора. Девчушка трех-четырех лет засыпала в маленький фонтанчик песок, пока ее мать с высокой копной волос, перевязанных цветным платком, громко разговаривала с женщиной, убиравшей мусор в большую плетеную корзину. Отсюда был отличный вид на верхние улицы с каменными домами, за которыми возвышался горный конус. На его вершине торчали антенны и мачты радиостанций. По земле всюду ходили черные курицы.
— Смотри, это же гусеница! Ты погляди, какая она огромная! — Мудрик присел, разглядывая ползущую по дороге толстую красно-белую гусеницу, покрытую тонкими волосками. Она была размером с хорошую папиросу.
— Гадость какая! Пойдем скорее!
Мудрик сорвал широкий лист травы, подсадил на него гусеницу и перенёс в зелень.
— Задавят ещё тебя или склюют…
Они пошли к отелю по улице, здания на которой располагались преимущественно по правой стороне. Большой песочного цвета дом с колоннами и арками был увешан вывесками с названиями контор — на французском, как показалось Мудрику, языке. Здесь же было посольство, куда Мудрику нужно было прийти утром для оформления и решения организационных вопросов. Затем несколько закрытых магазинов, фруктовый развал. Навес, защищающий улицу от ремонта. Здание банка. Телефонная будка с неработающим аппаратом: трубка болталась так, будто кто-то недавно прервал разговор.
— Ты знаешь, этот город не кажется мне слишком большим, — сказала Надя, когда они прошли всю улицу и увидели впереди свой отель. — Это больше похоже на деревню, чем на столицу.
— Тогда это очень красивая деревня.
— Своеобразная, да? Башенки, виллы, горы кругом… Да, своеобразная.
— Могло быть и хуже.
— В смысле?
— В прямом. Могло быть и хуже.
— Тебя бы не отправили вообще никуда?
— Ой-ей-ей… Просто тебе не нравится город, а я говорю — могло быть и хуже.
— Я не понимаю, — нахмурилась Надя.
Мудрик вздохнул. Было душно. Они зашли в отель и поднялись в номер. Откуда-то отражалось солнце, оно вползало в комнату как обычно бывает под вечер, и стена напротив балкона была озарена золотисто-оранжевым светом. Мудрик улёгся на кровать.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что могло бы быть и хуже? — не успокаивалась Надя, заряжая атакующую подачу.
— Ничего такого не имел. Просто так говорят, — неловко отбил Мудрик.
— Зачем так говорят?
— Чтобы настроить мысли на позитивный лад, вот и все.
— Да что с тобой такое, я не понимаю. И как быть с этой стиральной машинкой тоже не понимаю. Почему у них какие-то странные вещи, откуда они их берут?
Партия оказалась утомительной.
Надя возилась в ванной с мокрой одеждой и стиральной машинкой, нажимала на разные кнопки. У них дома была хоть и автоматическая стиральная машинка, но другая. Отечественная. А эта — французская. Незнакомая.
— Это с тобой что-то не так. Придираешься к словам… Надо позвать кого-нибудь снизу, пусть объяснят, как работает это чудо техники. Не лезь сама.
— Не лезу. Это плохо, если я хочу понять, что у тебя в голове?
Кто-то из номера над ними тоже лег на кровать. Похоже, этот кто-то был крупного размера, потому что кровать под ним скрипела и трещала. Скорее всего мужчина. Потом он закашлялся, судя по тяжелому шарканью встал и пошел в ванную. Прочищать горло. Звуки доносились отвратные. Мудрик встал и закрыл дверь в ванную, мельком бросив взгляд на валяющиеся на полу плавательные шорты и купальник.
— Ладно. Я просто устал. Можно полежу?
— Лежи!
Надя вышла на балкон и снова кинулась в атаку оттуда, крикнув:
— А вообще-то ты не один устал!
— Хорошее же впечатление ты производишь на соседей… Слышимость в этом отеле такая, будто стены бумажные.
Мудрику представилось, как мяч отскакивает со всей дури в сторону океана, Наде такую подачу взять не по силам. Мнение окружающих было ее слабым местом. Но она на удивление не сдалась:
— То есть тебя только это сейчас тревожит?
Мудрик не ответил. Где-то в номерах плакал ребенок. Солнце окончательно выкатилось из комнаты и стало темно. Он потянулся за сигаретами, но вдруг поймал себя на мысли, что курить опять не хотелось. Совсем. Скорее всего потому, что пришлось бы выходить на балкон. А там продолжала разоряться Надя:
— И зачем я вообще сюда полетела? Зачем ты меня сюда потащил?
— Разве я тащил? — бормотнул Мудрик, надеясь, что она не услышит.
— А разве нет?
Они ещё долго будут ссориться, Надя даже успеет заплакать. Затем Мудрик попросит прощения, хотя прощать его было и не за что, обнимет и успокоит ее. Скажет: «Ну пойдем в постель».
И они вместе лягут в незнакомую кровать, в накрахмаленное белье, пахнущее хлоркой и чем-то сладким. Положат головы на непривычно мягкие подушки. Эти скандалы на ровном месте и неизбежные примирения уже стали рутиной, было очевидно — они оба перенервничали и устали в долгой дороге. Оба под впечатлением от незнакомых мест. Надя быстро заснет. Сосед сверху будет храпеть, но не сильно, в конце будет непонятно — храп это или журчание воды в батареях…
Ночью Мудрик проснулся от внезапной эрекции. Спросонья ему показалось, что ещё немного и на трусах порвутся швы. Он сходил в ванную комнату и расслабился. Вернулся, сел на край кровати. Надя спала, отвернувшись к стене. За окном ухала какая-то сова, ей отвечала другая, судя по голосу небольшая, но очень противная птица. Уху-у, кра-а-кра. Мудрик вытянул ноги и растопырил пальцы: они были похожи на красно-белых волосатых гусениц.