Эмили наклонилась над кучей водорослей, сбитых волнами в толстую вытянутую сосиску. Лаки, вечно счастливый плод любви английской овчарки и какого-то лохматого проходимца, замерла в ожидании палки, но хозяйка выудила из буро-зеленой гущи кое-что другое. Хоть и покрытый песком, кошелек выглядел почти новым. Видимо, не так давно выпал из чьего-то кармана.
«В тебе, толстячок, вся жизнь чья-то хранится!»
Отнести бы в полицию, но пока они расшевелятся, хозяин уже все кредитки перевыпустит. Наверняка же это кто-то из города. Любопытство приятно щекотало внутри в предвкушении благодарности от нерадивого владельца.
В бегунок забились песчинки, поэтому она воткнула в середину молнии острый ключ от почтового ящика. Кошелек раскрылся словно ракушка-жемчужница. «Не может… Да это же Бенни!» — с водительских прав смотрело довольное лицо бывшего мэра. За лицом, в соседнем отсеке, сияла аккуратным прямоугольником пачка новых купюр. Не меньше десятки, а то и двадцать.
Лаки с угасающей надеждой смотрела хозяйке в глаза, пока та не глядя пристегнула к шлейке тяжелый карабин и, засунув кошелек за пазуху, поспешила по узкой тропинке наверх.
Тропинка ютилась вдоль сплошной череды заборов, то и дело бросающих в лицо «Частная территория! Проход запрещен!» Раньше до дома было рукой подать, а теперь приходится идти в обход среди заборов. Даже на этот куцый пятачок, оставшийся от пляжа, местные перестали ходить.
Приземистый каркасный домик Эмили выглядел особенно грустно по сравнению с новыми особняками. Как приятно было раньше выйти на крыльцо и смотреть через прозрачную хвойную рощу на отблески воды. Все детство прошло на этом пляже. Тогда он казался целым миром: бескрайним и щедрым, где каждому хватит и места, и сокровищ. Можно было набрать полные карманы цветных камушков из облизанного волнами бутылочного стекла, а на следующий день их будет на берегу ничуть не меньше.
В домах за заборами начали загораться огни. Где-то там Бенни хлопает себя по карманам, а жена ругает его за рассеянность. Может, свернуть с тропинки и быстро отдать кошелек? Вдруг еще и предложит часть за сознательность.
Бенни? Предложит? Самой не смешно? Три месяца она как на работу ходила к мэрии, добиваясь отмены застройки: то стоя с плакатом, то ругаясь в приемной, а он тем временем играл в гольф во Флориде. Во Флориде! Чтоб его там аллигаторы разорвали.
Представив теплые пляжи Майами, она поежилась. Дни становились все короче, и даже три слоя теплой одежды с ветрозащитой не спасали от колючего морского воздуха. Хорошо бы и дом утеплить, а то и продать к чертовой матери и уехать подальше.
Домик на холме всегда был в особом статусе. Прямо за ним заканчивалась черта города, и, не смотря на свою неказистость, он открывал вид, который ее отец гордо называл «вид на миллион». Теперь с крыльца видно только высоченный забор. Надо же, как иронично. Получается, и теперь вид на миллион, и даже несколько, только в буквальном смысле. Надо было продавать, как только зашли слухи о строительстве, да как-то неловко было врать покупателям в глаза.
Она снова достала кошелек. Бенни, конечно, и сам нагрел на этом строительстве руку. Кому может потребоваться таскать столько налички просто так, на повседневные расходы? Сколько же у него на счетах? А на кредитках? Эмили насчитала четыре штуки: две платиновых «Визы», «Мастеркард», еще и «Американ Экспресс» зачем-то. Неужели этот жлоб экономит на комиссиях? И целая пачка неиспользованных подарочных: в ее любимый стейк-хаус, который она может позволить только на день рождения, в кафе-мороженое, в дорогой супермаркет, где вся еда органик и глютен-фри. Может, стянуть пару карточек? Он и не заметит, а ей приятно.
Приносят ли чужие деньги счастье? Эмили поджала губы в грустной улыбке, глядя на нарядную калитку с коваными цаплями по краям. Он-то, за своим забором, особого несчастья не испытывает.
Она помялась у калитки, не решаясь зайти. Отдашь — свои же засмеют, если узнают. А они узнают. Чего доброго, еще и в газету попадешь за такое геройство. Он же весной опять пойдет баллотироваться, а тут такой подарок: злейший враг его кампании возвращает кошелек с деньгами. Напишут историю, вручат ей грамоту, и все ее протесты коту под хвост.
Хоть раз в жизни можно подумать о себе, а не корчить образец морали. Ее эти деньги, разумеется, не спасут, но кое-на что хватит. Можно покрасить фасад, починить проводку. Лаки к ветеринару сводить, второй месяц хромает.
Полицейских она заметила уже подойдя вплотную к дому.
— Мэм, вам нужно проехать в участок.
— А я как раз к вам собиралась! Я вот, кошелек нашла! — она протянула полицейским кошелек, который так и несла в обеих руках, аккуратно придерживая карточки. — Там деньги и всякое. Я сама собиралась в полицию отнести, только собаку оставлю.
— Надо же, какое совпадение, — усмехнулся второй полицейский, — всего полчаса назад Мистера Уайта ограбила на пляже женщина с собакой, отобрала кошелек, и тут же другая точно такая же его «нашла».
Полицейский сделал пальцами кавычки на последнем слове.
Земля ушла из-под ног, будто песок, размякший от прилива. Надо же было попасться на такую глупую удочку. Ну конечно, не просто так ей попался на мокром пляже, куда ходит только она одна, сухой кошелек с кучей налички.
— В участке расскажешь, что ты там нашла, — подхватил первый. — А псину и правда загони сперва.
Под строгим надзором полицейского Эмили насыпала сухого корма с горкой и налила воды в широкую стальную миску. Ключ оставила под цветочной кадкой у порога.
Лаки с благодарностью набросилась на еду, не оглянувшись на дверь, последний раз закрывшуюся за хозяйкой.