Мои родители были на грани развода. Я этого не понимал, мне казалось, что постоянные перебранки — это нормальное общение мужа и жены, что так происходит у каждого ребенка в нашем садике. Что мамы должны кричать и истерить, а папы — терпеть и сжимать зубы.
Пока я чистил зубы, мама попросила у папы пятьсот рублей «наличкой».
— На ремонт ботильонов, у нас сразу после работы корпоративный выезд.
— А по карте нельзя, что ли? — буркнул сонный папа.
Мама сразу взвилась от негодования, она еще после вчерашней ссоры не успокоилась:
— Там в «Ремонте обуви» сидит старый дед и берет только наличку. Я хочу почувствовать себя женщиной хоть где-нибудь, хоть когда-нибудь!
— А ты веди себя, как женщина, тогда я буду воспринимать тебя, как женщину. — тихо ответил папа.
Он достал из кошелька купюру и протянул жене. Она взяла и дрогнувшей рукой положила в сумочку. Мама отвернулась, чтобы язвительно ответить мужу, и не заметила, как злополучная банкнота плавно опустилась на пол.
В этот момент я вышел из ванны в коридор. Посередине лежала самая большая денежка, какую я когда-либо держал в руках! Чудо, не иначе! Я подобрал ее и положил в шкатулку, в которой хранил свои сокровища: конфету, подшипник, магнит и другие крутые вещи. Я был в полной уверенности, что она моя.
Наконец, мама оделась, порывисто взяла меня за руку и повела в садик, а потом села на троллейбус и доехала до киоска «Ремонт обуви», достала ботильоны на высоких каблуках. Вид красивой обуви ее успокоил. Дед и правда знал свое дело, он осмотрел каблук и вынес вердикт:
— Пятьсот рублей.
Мама потянулась к сумочке, но купюры там не было. Она еще раз перерыла всю сумочку. Руки задрожали…
— Я не могу найти банкноту, можно по карте оплатить? — спросила мама.
— Завтра занесешь — завтра отремонтирую, — отрезал дед.
— Но мне сегодня нужно, — жалобно сказала она.
К горлу подступили слезы. Дед сердито глянул на нее и с грохотом закрыл окошко.
Мама отошла от киоска, все еще с ботильонами в руках. Она растерянно огляделась, но пора было бежать на работу. Целый день она без сил, под гнетом отчаяния провела на работе. В конце дня директора-именинника поздравили, одарили цветами и весь коллектив посадили в заказной автобус. Коллеги были в приподнятом настроении, все кроме мамы. Изящное длинное платье никак не вязалось со спортивными кедами, которые она пыталась спрятать. Через пару часов она уже была абсолютно без сил и уехала домой.
Там ее ждали мы с папой. Папа был хмурый — из-за маминой вечеринки ему пришлось пораньше прийти с работы и забрать меня из садика.
— Пап, поиграй со мной! — я притащил ему пластиковый трек и свою коллекцию машинок.
— Я не умею, — попытался отказаться папа и зарылся носом в газету.
— А с тобой твой папа не играл, что ли? — уточнил я, раскладывая свои модельки.
— Мой папа в тюрьме сидел, — еле слышно сказал он.
Я в шесть лет немного знал про тюрьму, только то, что там все ходят в наручниках.
— А ты с ним сидел? — с интересом спросил я.
— Почти, — глухо сказал папа. — В школе все узнали про это и… ну, дразнили меня.
— Я не люблю, когда дразнят, — сочувственно вздохнул я. — А почему ты маму не любишь?
Папа вздрогнул.
— Да люблю я маму, очень. Но она постоянно требует, кричит, ноет.
Тут зашла мама, зло хлопнула дверью и с ненавистью сняла спортивные кеды. Мы вышли к ней в прихожую.
— Ну как? — холодно спросил папа. — Почувствовала себя женщиной?
— Почувствовала, — со злой иронией взвизгнула мама.
Она прислонилась к входной двери, осела на пол и разрыдалась. Папа не выносил слезы и ушел на кухню, чтобы не видеть очередную истерику. Его лицо буквально исказилось от боли, он не мог поддержать жену в трудной ситуации.
Я с детской наивностью решил все исправить, кинулся к себе под кровать и достал шкатулку с сокровищами. Я очень торопился и прибежал обратно к маме: в одной руке конфета, в другой — открытая шкатулка.
Я протянул маме конфету, но заметил, что она смотрит в другую сторону.
— А как… — прошептала мама, глядя на пятьсот рублей, торчащие из моей шкатулки. — Сергей! Ты посмотри! Мои деньги!
Папа хмуро высунулся из кухни. Мама указала на меня пальцем.
— Вытащил! Из сумочки! Моей! — задыхаясь от возмущения, сказала она. — Это все ты виноват, ты пропадаешь на работе! Ты не можешь нормально погулять с ним и поиграть, вот он и пытается привлечь твое внимание! Ты доволен?! Ты своего добился?!
— Как так? — папа подскочил ко мне и рывком развернул меня к себе. — Мой сын — уголовник, да?! Теперь и сын уголовник?!
Папа развернулся к жене, он был не в себе, я впервые видел, как он кричал:
— Это ты виновата, развела сюсюканье, чувства, нежность… Вот итог твоего воспитания! Это не мужик, это баба, размазня, мошенник!
Я был совершенно раздавлен, не знал, что сказать. Как доказать свою правоту? Им как будто и не нужны были мои оправдания, они и так все решили сами…
Я лишился своих сокровищ и сладкого на месяц. Ту минуту я почему-то очень хорошо запомнил, до сих пор помню до мелочей. Мне было, конечно, страшно и горько. Но я видел, что каждый из нас в этой трудной ситуации прав по-своему.