Вьюжную ночь с 28 на 29 декабря Олег Курочкин, сорокадвухлетний топ-менеджер крупного столичного банка, проспал как убитый. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на боку, по-детски подложив ладонь под щеку, в голове — приятная пустота, а в теле легкость.
Странно, давно уже он не просыпался с ощущением такого острого, но совершенно беспричинного счастья. Вчера был корпоратив, вернулся поздно. Но что он такое пил? Да как обычно — любимый виски с колой… Катьки рядом не было, ну да, она обычно вставала раньше. Олег потянулся и почувствовал на голове непонятный зуд. Зудело темя. Он потянулся почесать и… не может быть. Там, где последние лет восемь, к некоторому его огорчению, тянулась голая лысина, сейчас обнаружился мягкие, невероятно мягкие короткие волосы. Олег растерянно провел ладонью по этому загадочному меху и понял, что мех тянется и дальше, взмывает над головой и крепится к какому-то, что ли, хрящу… а рядом, рядом растет еще один хрящ, и второй хрящ тоже меховой. Олег осторожно нажал сзади на тот, что рос правее — хрящ оказался гибким, легко согнулся, и тут Олег вздрогнул: перед ним опустилось настоящее заячье ухо, точнее, аккуратный овальный кончик — розовый и пушистый.
Счастье как рукой сняло. Он ощутил неприятную кислоту во рту и холодок в районе солнечного сплетения. Какой дурацкий все-таки сон! Олег перевернулся на спину, в этом положении ему всегда особенно крепко спалось, вытянулся, но понял: что-то снова ему мешает, на этот раз там, где кончается спина, появилось какое-то инородное щекотное тело.
Он сунул руку вниз, проскользнул под резинку — сзади, в аккурат на копчике, торчал прежде никогда здесь не замечавшийся хрящик, покрытый все тем же знакомым плотным и мягким мехом. Олег зажмурился. Полежал. Сердце гулко стучало, сон не шел. И тоскливое подозрение — нет, никакой это не сон, а невероятная, кошмарная, но самая что ни на есть реальность, — забило в грудину злым клювом. Он вскочил, бросился в ванную — изучить природу неясных явлений в большом зеркале, но тут же столкнулся с Катькой.
Катька шла его будить. В легком халатике, всегда желанная, жена обычно поднималась пораньше, чтобы приготовить завтрак на всю семью. Увидев Олега, Катька застыла.
— Ми-лый.
И тут же дикий и невероятно обидный хохот согнул его благоверную напополам.
— Это что ли… после вчерашнего корпоратива? — только и сумела она выдавить из себя, не переставая смеяться. — А что? Тебе идет. Ты просто зайка…
Новый приступ хохота не дал ей закончить.
Олег побагровел и двинулся в ванную, но дверь была заперта. Там, конечно, заседал Ленька, их сын, второклашка.
— Сколько раз тебе говорил — пользуйся своим…
— Да его внезапно на кухне что-то прихватило, — попыталась объяснить сквозь смех Катька.
— Что смешного? — уже почти проорал Олег.
Второе зеркало висело в коридоре.
Он рванул туда. Но тут растворилась и дверь их ванной, вышел сонный, еще в пижаме сын, скользнул по папе взглядом и деловито произнес:
— К Лизке в садик сегодня, на утренник?
Спокойная реакция сына, как ни странно, приободрила Олега, он дошел наконец до коридорного зеркала. И самые ужасные опасения, которые он не смел пока сформулировать, сейчас же подтвердились.
На него смотрел голый, плотный, покрытый темным, уже седеющим волосом мужчина в красных боксерах, с небольшим круглым брюшком и сердитыми глазами. А из привычной и такой знакомой лысины росли аккуратные заячьи уши. Белые и мохнатые. Выглядели они не как крепкие уши матерого зайца, а как детские. Такие должны были бы украшать какого-нибудь совсем юного зайца, подростка, но почему-то украшали его, вице-президента банка, человека солидного, уважаемого, с которым никакой такой вот хери случиться никак не могло! По определению. Олег подергал сначала один отросток, потом другой, потянул посильнее — ушки не поддались. Сомнений не было: они росли прямо из головы и были его собственными вторыми ушами, помимо обычных человеческих двух, которые лопоухо, как-то очень по-родственному, но словно немного потерянно торчали там, где и располагались с самого дня рождения.
Олег снова, уже без всякой надежды сунул пальцы к копчику — меховой шарик тоже торчал на месте.
— Кать, ну что ты ржешь, — обреченно прошелестел он. — Как я теперь…
«Пойду на работу», хотел он сказать. Но не смог. Жена явно не понимала масштаба бедствия, а главное, что оно — реальное. Что это не маскарад и не шутки.
Катя тихо подошла к нему и тронула его сзади, там, где трусы неприятно вздымались, оттянула резинку.
— Ой! — произнесла Катька. — Хвостик.
И ее накрыл новый приступ смеха.
— Папа теперь зайчик! — воскликнул Ленька, до сих пор, оказывается, тихо стоявший здесь же.
Олег выпучил глаза и покраснел.
— Вон! — закричал он. — Быстро в свою комнату одеваться. Опоздаешь в школу!
Тем временем Катя, придя в себя, уже ощупывала его уши, аккуратно дергала и спрашивала жалостливо:
— Ты мой бедный. Не больно? — Тут она дернула посильней.
— Больно! — заорал Олег. — Ты совсем? Скорую вызывай по страховке!
— Скорую?
— Да! Буду резать.
— А если… снова отрастут? На старом месте? И хвост же еще… Может, лучше пока не трогать?
Из дальнего конца коридора вышел до сих пор дремавший Дик, Олег подобрал его много лет назад слепым щенком у речки на даче. Дик принюхался, внимательно посмотрел на хозяина и, словно бы вспомнив о родстве с троюродной легавой по дедушкиной линии, сделал стойку и гневно, отрывисто гавкнул.
— И ты, Дик, — печально вздохнул Олег.
— Завтракать будешь? — деликатно перевела разговор на другую тему Катя. Она хорошо знала, что после корпоративов у мужа просыпается зверский аппетит. И нет той силы, которая изменила бы этот закон.
— Что-то не хочется, — услышала Катя в ответ. Впервые за десятилетнюю совместную жизнь. И только теперь насторожилась всерьез.
— Может… тебе морковку почистить? — растерянно пробормотала Катя, но Олег только качнул головой, вернулся в спальню и плотно затворил за собой дверь. Взял Катькино круглое зеркало, перед которым она обычно наводила марафет, и начал исследование. Да, уши росли точно из лысины, рядышком, белым мехом прихватило и небольшой островок между ними, и темя чуть ниже. На просвет они были нежно-розовые, теплым розовым цветом отливал даже густой белый мех. В голове уши сидели крепко, как два побега на грядке, однако новых слуховых ощущений не прибавилось, значит, были чистой декорацией. Что внушало надежду. Или ему просто хотелось надеяться хоть на что-нибудь?
В дверь поскреблись. Папина любимица, четырехлетка Лизка с распущенными волосами уже входила в комнату. Аккуратно закрыла за собой дверь. Ей, конечно, все уже донесли.
— Папочка, — выдохнула Лизка. Дочка приблизилась к нему и осторожно коснулась стоящих торчком ушей. Медленно провела по ним ладошкой.
Это оказалось довольно приятно.
— Зайка мой любимый, зайка мой беленький. Зайка мой мягкий, — приговаривала Лизка и гладила папе ушки.
Олег почувствовал, что глаза у него становятся мокрыми, и что, как ни странно, всё в этом мире не так уж отвратительно. Тут дверь с треском распахнулась.
С мобильником наперевес Катька кричала:
— Эпидемия! Ты такой не один. У всех! У многих… Кто медвежонком, кто бельчонком, кто барсучком. Одни мужики, исключительно большие начальники, и только лысые! Кто-то, как и ты. Проснулись, а они… зайцы! — Катька опять не выдержала и хохотнула. — Пока только в Москве.
Жена быстро листала перед его глазами цветные картинки Инстаграма — на фотографиях мелькали растерянные и отчасти знакомые лица из «Форбса». С наросшими рыжими, темными ушками и, очевидно, хвостами… Было и два ежиных случая — круглые головы покрыла густая поросль темных иголок.
Радио, вещавшее у них на кухне на полную громкость, сообщило, что в Москве зафиксировано уже тридцать восемь подобных случаев.
— А я пока подожду, — раздумчиво произнес Олег, — фиксироваться. Что у нас там на завтрак, кстати?
После завтрака он позвонил главному и шепотом рассказал, что его свалил жуткий грипп, потеря голоса, жар, рвота. Протрубил по ватсапу отбой водителю, написал по имейлу длинную записку личному ассистенту Насте, попросив отменить три назначенные на сегодняшний, последний перед новым годом рабочий день, совещания.
К середине дня город уже лихорадило. Официально обнаружилось восемьдесят девять пострадавших. А сколько еще таких, как Олег, затаившихся?
Ателье срочно шили шапки новой модели, косметологические клиники разрабатывали новый тип операции по ампутации ушей и хвостов, салоны красоты предлагали на уши пирсинг, телеканалы захлебывались новостями об очередных выявленных метаморфозах и включали интервью с жертвами странного вируса. Желающих рассказать о своих ощущениях, впрочем, были единицы. В соцсетях дружно обсуждали политкорректное отношение с человекозверьем и как обычно вдрызг переругались. Психотерапевты предлагали пострадавшим бесплатную помощь. Энергичная длинноволосая дама-коуч в сиреневых очках на своем личном канале в ютубе советовала нарисовать таблицу «было»/«стало» и записать в один столбик, что было возможно прежде и что будет теперь, порадоваться перспективам и принять ситуацию. Ролик немедленно набрал миллион просмотров. Уже в середине дня подросток Грета взволнованно объясняла взрослым, что они доигрались, вот пусть теперь и наслаждаются естественными последствиями варварского обращения с природой.
По-настоящему радовались только дети. Их серьезные и очень важные папы не пошли наконец на работу, остались дома, были смешными, растерянными, ласковыми, а кое-кто из них наконец-то с ними играл.
Уже к вечеру, сидя на детской табуреточке перед столом с игрушечным чайным сервизом и закончив изображать гостеприимного зайку, Олег достал мобильник, сделал в «Заметках» табличку и записал в первый столбик: «Я никогда уже больше не смогу: руководить, получать столько бабла, отстаивать интересы банка на переговорах, выступать на совещаниях, увольнять, орать на людей, ездить каждую неделю в командировки».
Он выдохнул и застрочил дальше: «Зато теперь я смогу играть с Лизиком и Ленькой, ходить с ними на прогулки в парк, веселить детишек в детских садах, быть артистом малого жанра, сниматься в фильмах, сделаться звездой детских сериалов, быть полезным объектом для научных исследований, больше (всегда) бывать дома, тусить с Катькой, ездить к маме, встречаться не только по делу, поехать, наконец, с ребятами на рыбалку, третий год зовут». Его поразило, что второй столбик получился длиннее. Новая, гораздо более веселая и человеческая жизнь засверкала перед ним радужно и озорно, утреннее счастье внезапно заплескалось в нем и сделало невесомым. С ним случилось примерно то, о чем он мечтал иногда тайком с Катькой — забыться и уснуть. Никаких совещаний, деловых завтраков и обедов, никакой бесконечной тонкой и тошнотворной игры между министерством в столице, высшим начальством в Лондоне, этого вечно лежащего на плечах гранитного небосвода ответственности и гулкого одиночества, известного каждому большому начальнику. Он больше не атлант — просто человек, муж, папка.
Все кончилось в одночасье.
Ранним утром второго января, когда страна медленно выходила из анабиоза, Олег Курочкин и остальные официально выявленные и невыявленные пострадавшие обнаружили, что все вернулось на свои места. Мохнатые уши исчезли, хвостики сгинули.
Олег почувствовал, что свободен, внезапно проснувшись на рассвете. Катька посапывала, отвернувшись к стене. На голове явно было так же пусто, как до беды. Он это понимал, и все же медленно провел по голове ладонью, на всякий случай — ничего. Хвоста не было тоже. Олег усмехнулся, замер, и сейчас же чувство потери кольнуло сердце. Это были счастливые четыре дня — свободы, новой близости с родными, их жалости и его любви к ним. Как славно и смешно они встретили Новый год! Это был самый настоящий новогодний подарок.
Олег тихо поднялся, с помощью все того же Катькиного зеркальца изучил осиротевшую лысину и обнаружил на голом, покрытом легким пушком поле три коротких белых волоса. Подумал-подумал и решил пока их не выдирать. Пусть растут, а что? Сувенир на память.
Ноябрь, 2020