В

Венецианская рапсодия

Время на прочтение: 6 мин.

Мария стояла около кружевного мостика, коромыслом перекинутого через узкий темный канал.

Да, как раз здесь они сидели тогда, уставшие от многочасового хождения по заколдованным улицам и набережным этого странного города. Ночь шла на убыль, город уже затих, и слова, проговариваемые почти шёпотом, эхом отражались от пятнистых от влаги стен, окруживших крохотную площадь. Это был просто небольшой передых, привал перед следующей попыткой найти, наконец, отель, в котором Мария остановилась накануне. Накануне такого важного для неё события, первого её биеннале, на которое она, мечтающая о признании и славе, возлагала большие надежды. Мария приехала сюда не просто гостем, а как сотрудник пусть маленькой, но уже приглашенной сюда галереи, и поэтому она испытывала гордость и восторг.

Жанлука не спеша шел по многолюдной набережной, с удовольствием вбирая в себя эти знакомые вибрации весенней Венеции, эту разноязыкую речь, аристократический аромат кофе и резкие запахи уличных жаровен, звуки струнного оркестрика, доносящиеся с площади Сан-Марко. Вечер был довольно жаркий, но купленный во время последней поездки в ЛА светлый жакет из легчайшей крученой шерсти был очень кстати. Он чувствовал легкое сожаление, что завтра утром придется уехать. Сегодня неожиданный звонок врача нарушил его планы, но, может, он ещё успеет сюда вернуться?..

     Жанлуке всегда казалось, что эти разноцветные, подёрнутые влажным тленом палаццо, изящные зефирные церкви, вычурные золотые фигуры на лебединых носах гондол были специально кем-то созданы много веков назад как декорации к многочисленным праздникам, карнавалам и светским собраниям, собирающим здесь любопытствующую публику круглый год. Вот и сейчас он с удовольствием влился в возбужденную предстоящим открытием престижной выставки толпу. Сияющие улыбками дамы, наряженные в «откутюры», их белозубые загорелые спутники в летящих шелковых шарфах, уличные артисты, вовлеченные современными творцами в странные перформансы, стайки оживленных молодых мужчин в рубашках самых толерантных цветов, с мягкими движениями слишком ухоженных рук, говорящих об их обладателях чуть больше, чем следует…  

Он почти сразу заметил эту девушку. Одетая в простое белое платье, она выделялась на общем пестром фоне. Удивительно, на ней не было ни одного бриллианта. Единственным украшением была перламутровая камея на ремешке, обвивающим её тонкое смуглое запястье. Простой ручкой со смешным колпачком в виде Микки Мауса девушка что-то записывала в красный кожаный неожиданно дорогой блокнот с золотым тиснением незнакомых для Жанлуки букв «МГУ». Он видел, как она, немного волнуясь, постоянно заправляет прядь темных длинных волос за ухо, и это казалось очень трогательным и естественным. Кто-то окликнул её из толпы молодых людей: «Мария!». Жанлука тоже заметил знакомых ему со времен его антикварной деятельности аукционистов, и под предлогом приветствия их тоже присоединился к стоящему у входа обществу. Жанлука пожимал руки старым и новым знакомым, едва улавливая произносимые ими имена, и наконец повернулся к девушке. Он с любопытством принял взгляд её светло-карих глаз, немного рассеянный, как бы отсутствующий от волнения. Но оттого, что он задержал её ладонь чуть дольше, чем это обычно делают, знакомясь, она наконец внимательно посмотрела на него. И он второй раз услышал её имя. Мария. «Р» она выговаривала очень мягко, без грассирования, обычно так звучат итальянцы. Или русские…

В этот вечер они часто оказывались рядом, сталкиваясь около таинственных инсталляций, одновременно беря с подносов бокалы с шампанским, присев рядом за столиком в саду под украшенной светящимися гирляндами пинией. Мария украдкой рассматривала своего неожиданного спутника. Какой необычный цвет глаз! Мария слышала, что зеленые глаза реже всего встречаются в природе. А тут не просто зеленые, даже слово подобрать трудно, кажется, о таком говорят «цвет ментола»… Темные коротко-подстриженные волосы с яркой сединой напомнили ей отца. Мама называла это «соль с перцем»… Во время завершающего праздник фейерверка они тоже стояли рядом, и Мария с радостью приняла предложение Жанлуки проводить её, тем более что совсем не запомнила дорогу, которой она спешила к открытию. Она достала из сумки визитку отеля. Название улицы, на которой тот располагался, ничего не сказало Жанлуке, он плохо знал ту дальнюю часть острова. Но Венеция — небольшой город, вряд ли он заблудится там, где когда-то прожил несколько лет.

Разговор завязался сразу. Хотя вряд ли это можно было назвать разговором! Как он умел слушать! Мария, сама того не ожидая, рассказала ему обо всем, что вдруг сейчас нахлынуло. О том, что в Москве сейчас холодно, и дожди, и поэтому бабушка не сможет выйти из дома, и опять будет скучать у окна… О младшем брате, который уже заканчивает школу, а кроме как о своих любовных приключениях, ни о чем думать не хочет! Об отце, с которым так и не сложились отношения, когда они расстались с мамой. Как он был нужен Марии! Но его редкие дежурные звонки «Как дела? Как в школе?» сразу гасили все её желания поговорить с ним по душам… И, конечно, про её мечты создать самостоятельно настоящую большую выставку. Если бы он знал, сколько разных проектов лежит у неё в столе в московской квартире! И может, у неё когда-то будет своя галерея… Мария говорила, и Жанлука с улыбкой узнавал такую же искренность и непоследовательность своей уже прожитой молодости.

Уже третий час они кружили по городу, искали редкие уличные указатели, почти все ведущие к знаменитому Риальто, упирались в возникающие из темноты каналы, искали мосты через них, пытаясь не сбиться с выбранного направления, но все равно сбивались снова и снова. Их телефоны давно сели, и они чувствовали себя попавшими на никем не обитаемый остров. Мария так устала, что решительно сняла свои узконосые, нестерпимо жмущие ей туфли на высоких каблуках и зашагала босиком по восхитительных прохладным камням. Надо было раньше прекратить эту пытку обувной красотой, знакомую всем девушкам мира! Она была готова выбросить их в воду с ближайшего моста, и Жанлука, смеясь, забрал у неё из рук ненавистные лодочки.

А на рассвете они набрели на неожиданно рано открывшийся магазин-пекарню, им разрешили позвонить, и портье, взявший трубку телефона из визитки, объяснил им дорогу к отелю. Отель оказался почти за углом. И уже увидев его издалека, Мария облегченно повернулась к Жанлуке: «Ну вот и …» Она хотела сказать: «Ну вот и дошли», но это означало бы «Ну вот и всё…»  Почему всё? Все расстояния сейчас так сократились, и столько есть возможностей для связи и встреч! И скорее всего он решит все свои дела, из-за которых ему сегодня надо уехать, и через пару дней вернётся сюда опять! 

Мария вырвала лист бумаги и написала на нем десять цифр своего номера. Портье уже ожидал заблудившуюся гостью на пороге. Он забрал туфли из рук её спутника, и тяжелая входная дверь разрезала пространство на «до» и «после».

Вернувшись в Россию, Мария нырнула в московское лето с головой. Встречи, работа, дела… Время не останавливающимся вихрем тянуло её вперед. Но иногда легким уколом появлялось странное чувство, что вот опять что-то не случилось, чего-то не произошло. Однажды возникла мысль, что она неправильно написала ему телефон! Вдруг ошиблась в одной цифре? Со временем ощущение неслучайности произошедшей встречи приходило перед сном теперь реже и реже. Поэтому вдруг высветившемуся на экране телефона номеру с кодом 39 Мария сначала удивилась, замерла, но после шестого звонка все-таки взяла трубку.  И как будто жаром окатило — такой знакомый голос! Только услышанное имя почему-то другое, Андреа. Может, кто-то ошибся номером? Но нет! Андреа, это сын Жанлуки, и он в Москве! 

Они встретились в уличном кафе, поселившемся в маленьком дворике Тургеневской библиотеки. Мария сразу поняла, что этот сидящий за столиком высокий парень в бежевом льняном пиджаке явно не местного пошива и есть Андреа. Он поднял глаза, и что-то теплое толкнулось в её сердце. Какие зеленые… Несколько ничего не значащих фраз, подвинутая к ней чашка кофе, внимательный взгляд. Почти сразу Мария спросила про Жанлуку. Где он? Почему не приехал? Андреа запнулся, замолчал. Потом его слова прозвучали тихо, глухо, как через душное слепое ватное одеяло: «Отца больше нет». И она словно попала в безвоздушное пространство, где никак не получалось вздохнуть… А когда получилось, Мария заплакала. Плакала она из-за чувства ещё не обретённого, но уже потерянного очень близкого человека. Со слезами приходило избавление от напряженности ожидания, неопределенности и обиды… Все это время Андреа молчал, держа её за руку, и этот нехитрый жест сильнее всяких слов объединил их в этот непростой момент.

Оказалось, что Андреа впервые в России, он был очень благодарен Марии за её предложение показать ему Москву. И все её сокровенные места — кривые переулки, пересекающие Арбат, провинциальные дворики Хамовников, Крутицкое подворье, удивительным образом забытое в центре столицы на века, любимые скверы Замоскворечья, всё то, что все эти месяцы она мечтала показать Жанлуке, в ту осень, как по наследству, перешли к его сыну. Андреа уехал через четыре дня.  И после его прощального звонка из аэропорта в этот неожиданно теплый для московской осени вечер Марии вдруг расхотелось идти на любимые Патрики на встречу с друзьями…

А дальше были звонки, сначала редкие, потом все чаще и чаще.  Звонки стали необходимыми для Марии, как чашка утреннего кофе, как теплый душ перед сном. Звонки стали желанными, как чашка утреннего кофе, как теплый душ перед сном.

Зимой Мария прилетела в Рим. Она всегда любила большие аэропорты, чувствовала себя там в своей стихии, наслаждалась погружением в волнующий водоворот жизни. Но Андреа она заметила не сразу, и незнакомое чувство растерянности, непричастности к происходящему вокруг холодным стеклянным куполом отгородило её ото всех. А потом Мария увидела его, рвущегося к ней сквозь гудящую толпу. Он взял её за руку, и они поплыли над стоящими внизу людьми, над аэропортом, городом и всей итальянской и не итальянской землей. А внизу Марк Шагал махал им рукой…

Мария очнулась от воспоминаний. Постепенно появились привычные звуки шуршащих волн, зажатых в сдвинутых морщинистых ладонях домов, резкого хохота чаек, оперных арий, звучащих из элегантных узких гондол, стука вёсел о каменные ступени. Звонкий топот детских сандалий гулкой дробью рассыпался по каменным стенам домов этой безымянной площади. К ней подбежал сияющий мальчуган с копной темных волос, взметенных ветром. Мороженое в сладких перепачканных ладошках, светящиеся удовольствием светло-зеленые глаза. «Мама Ма! Это пап Ан купил!» В свои два с небольшим года этот малыш уже неплохо говорил, вот только сложное «р» в именах родителей пока не получалось, поэтому он и придумал называть их так. Зато свое имя выговаривал гордо и четко: «Жанлука!»

Метки