За окном звенела весна — пением птиц, несмелым солнцем, тающим снегом, легким ветерком.
Кто ж знал, что последняя.
Лидии Ефимовне исполнилось семьдесят пять, но жизнь ее только начиналась. Три года назад она похоронила старшую сестру, а вскоре слег от инсульта муж. Мужа своего Лидия Ефимовна никогда не любила — терпела. Он и здоровый-то был тиран, вечно всё ему не то и не так, тихо свистишь, низко летаешь. А уж когда лежал влёжку два мучительно долгих года, так вообще ей жизни не давал: судно принеси-унеси, зачем телевизор включила, почему суп остыл.
Но теперь все. Мужа она проводила, долг свой выполнила, теперь свобода, теперь жизнь: театры, музеи, выставки, скандинавская ходьба, даже интернет Лидия Ефимовна освоила, в свои-то годы. И путешествовать хотела, благо сдавала квартиру сестры и деньги были. Во Вьетнам собиралась, в Таиланд, в Китай — пока силы есть на долгие перелеты. Но прежде всего — в Венецию.
А потом — четверочка.
У нее не было болей, только похудела сильно, стала уставать, а по утрам замечала коричневые разводы на подушке. В районной поликлинике ей ничего толком не сказали, только пометили ее медицинскую карту «четверочкой» — четвертая стадия, с метастазами. Направили в районный онкодиспансер.
Там ее приняла молоденькая врач, совсем еще девочка, видимо, только недавно из института. У нее были коротко стриженные темные волосы и карие глаза, все остальное было спрятано под маской — чертов коронавирус. А из-под халата виднелся большой беременный живот.
Врач сидела за столом и внимательно изучала стопку документов, которые принесла ей Лидия Ефимовна — анализы, снимки, выписки. Девушка то и дело ерзала на стуле и поглаживала свой тугой живот, видно, срок был немалый и носить уже было тяжело.
Лидия Ефимовна сидела напротив и удивлялась, как геометрически точно распорядилась жизнь — по одну сторону стола молодость и жизнь, даже две жизни, по другую — четверочка.
— А мы с вами соседи, рядом живем, — улыбнулась под маской врач. — Вы около детской площадки, да? А я — около продуктового.
— Ну, что вы мне скажете? — Лидия Ефимовна сжимала маленькую черную сумочку. Она купила ее совсем недавно — ходить в театр.
Врач опустила глаза и принялась перебирать бумажки.
— Согласно исследованиям, в вашем случае выживаемость в течение года составляет…
— Татьяна Дмитриевна, Танечка… — Лидия Ефимовна потянулась через стол и взяла доктора за руку, а потом отдернула, вспомнила про вирус. Но успела заметить, что рука у доктора была холодная и дрожала. — Прошу вас, не надо исследований. Скажите как есть. Это моя последняя весна?
Татьяна Дмитриевна испуганно подняла глаза на пациентку и еле заметно кивнула.
Лидия Ефимовна еще крепче вцепилась в свою сумочку.
— А в Венецию успею? Если карантин снимут, осенью смогу поехать?
Сколько раз ей говорил заведующий отделением, нельзя так — выгоришь. Она работала здесь почти год и уже вроде привыкла, научилась — держать дистанцию, не принимать близко к сердцу, на всех пациентов ведь не наплачешься. Но вот эта тетенька, божий одуванчик, со своей Венецией… Только б не разреветься.
— Мне очень надо, — продолжала Лидия Ефимовна. — Я сестре обещала, что съезжу в Венецию — за нас обеих.
— Мы сделаем все возможное, чтобы вы поехали, — сказала Татьяна Дмитриевна, и голос ее задрожал. — Простите, — смутилась она и принялась шарить по столу в поисках салфетки. — Гормоны.
— И даже погулять нельзя, — вздохнула Лидия Ефимовна. — Последняя весна, а тут карантин. У нас в парке полиция ходит, людей домой загоняет, ну вы, наверное, видели.
— А собаки у вас нет? С собаками гулять разрешают.
— Нет. Кошка была, но давно.
— Может, возьмете из приюта? — предложила Татьяна Дмитриевна, а потом осеклась, поняла, что сказала глупость.
— Да куда уж мне теперь. Животное-то в чем виновато. Сейчас возьму, а потом снова сдавать.
Лидия Ефимовна дернула тугую ручку и открыла окно. В комнату ворвалась весна — этот манящий запах, когда еще холодно, но в воздухе уже пахнет предвкушением тепла, надеждой. Как жаль, что в ее квартире не было даже балкона. Через окно разве надышишься.
В дверь позвонили.
Лидия Ефимовна удивилась, она никого не ждала. Соцработница приходила вчера, принесла продукты. Соседи высиживали карантин на даче.
Лидия Ефимовна осторожно открыла дверь. На пороге стояла девушка в красном берете и дутой, серебристой куртке, такие сейчас были в моде. Она держала на поводке черную собаку c кудрявой шерстью и длинными ушами. Из-за маски ее лица было не разглядеть.
— Здравствуйте, — сказала девушка, и только тут Лидия Ефимовна заметила, что из-под серебристой куртки выпирает живот. Она всплеснула руками.
— Ой, Татьяна Дмитриевна, простите, я вас не узнала.
— Лидия Ефимовна, это Севка. — Девушка указала на собаку, и Севка, услышав свое имя, завилял хвостом. — Я подумала, может, вы сможете выгуливать его иногда? Мне с животом уже тяжело.