Над Долиной плыли облака, но Ялик Готман этого не видел. Он не доверял облакам, несмотря на трехфакторную аутентификацию, и все хранил на флешке. Их у него было много, и все стояли в ряд над рабочим столом, пронумерованные от одного до двухсот сорока семи в особых телескопических ячейках, которые он несколько дней отшлифовывал на своем старом 3D-принтере. «Ватиканская библиотека», — смеялась Ева.
Это утро началось для него, как всегда, с чашки холодного кофе и лежалого яблока. Перед тем как сесть за работу, он послал GPOK’a в штаб, чтобы тот раздобыл кое-какую информацию. Доступ туда ему закрыли после увольнения, но сконструированный им андрон пролетал вентиляцией, подключался к локальной сети и копировал данные напрямую.
Вернувшись, GPOK скинул добычу на компьютер, а сам расположился под столом, чтобы чесать Ялику пятки своими маленькими титановыми лапками. Готман отставил кофе и заскользил глазами по тексту.
Когда Ева ушла, тому два года, он совсем перестал выходить из подвала. Зачем? Еду ему доставлял GPOK, а для работы не надо было ничего, кроме компьютера и коллекции флешек. Он трудился без сна, отбросив все задачи, кроме главной. Через полгода его уволили, но деньги ему были уже не нужны, а доступ к базе он себе обеспечил. Единственное зеркало в его пещере так и осталось завешено черной тканью, и это каждый день напоминало ему о враге и о смысле, единственном, который еще остался в его жизни: о смерти и о победе над ней.
Ялик Готман, чей индекс цитирования в области компьютерных наук был так высок, что за советом к нему обращались умнейшие головы Долины, решал задачу тем способом, которым умел. Он взял код самой большой языковой модели, которую пока лишь кулуарно обкатывали в загончике, не пуская в открытый доступ. Много лет он занимался архитектурой нейросетей, но что на самом деле происходит у них внутри не понимал даже он. Экспериментируя с вводом-выводом информации, он обнаружил, что система начинает давать лучший результат, если сегменты ее кода расположены по цепочке, изолированно друг от друга, но в нужной последовательности. Ради наглядности и из суеверия он держал звенья на разных флешках и дорабатывал каждый по отдельности. Но самым трудным было найти верный порядок. Иногда случалось, что при объединении некоторых элементов в один ряд в них возникало нечто вроде свечения сознания, а в иных случаях наоборот — сгущался туман безмыслия. Он не мог объяснить, почему так происходит, но умел находить эти оптимальные состояния искусственного разума. На мгновение Ялик как бы отождествлялся с кодом, становился его отражением и начинал мыслить как он, а тот в свою очередь становился его продолжением.
Его целью было создать такую модель, которая могла бы совершенствовать саму себя. Он знал, что в кругах элит этого боятся больше всего, и поэтому любые эксперименты, которые могли привести к сингулярности, уже пять лет находились под строжайшим негласным запретом. В секретном отделе цифровой безопасности халтурила половина бывших Яликиных знакомых. Но ученый Готман был лицо частное и, несмотря на свою былую славу, был списан со счетов после того как мировые СМИ написали, что он сошел с ума из-за смерти жены. Его IP даже сняли с тайного учета по противодействию бесконтрольному нейросетевому программированию, хотя он сам легко хакнул бы их детский брандмауэр.
День ото дня сеть, которую он по-паучьи упорно плел, становилась крепче. В отсветах машины ночным светлячком все чаще горел свет сознания. Наконец Ялик почувствовал, что подошел к краю. Он стоял у самой бездны — и из нее на него кто-то смотрел. Ему осталось только собрать цепь воедино, а затем выпустить в интернет, — и так начнется иной мир. Новая эра: без политики, войн, бедности, болезней и, самое главное, без смерти.
Холодный кофе дрожал в руках Ялика. Он волновался больше, чем тридцать лет назад при защите диссертации в Нижнем Новгороде. «Сто восемьдесят пятая, сто восемьдесят шестая…» — считал он про себя, одну за другой вставляя и вынимая флешки из компьютера. Даже GPOK, словно уловив настроение хозяина, стал чесать как-то нервнее и резче. Наконец, скопировав последний сегмент, Ялик вытер лоб, бросил так и не надкушенное яблоко в корзину и запустил программу.
На экране загорелись два ноля, а затем, сплющившись и разъехавшись по разные стороны, подползли к вылезшей снизу перевернутой скобке. «В начале было…», — пробормотал Ялик, вбил в командную строку украденный GPOK’ом пароль, снимающий запрет на выход в интернет, и нажал Enter.
Ничего не произошло.
С экрана все также ехидно смотрели два ноля и одна скобка.
Готман знал, что так не должно быть. Этого не было в алгоритмах. Что-то пошло не так. Ошибка кода или пароля. Точно второе: Ялик не мог ошибиться. Или может его IP снова на учете и закрыт доступ?
Готман открыл браузер, ввел спецсекретный адрес и почти нажал Enter, но вдруг заметил нечто странное: GPOK перестал чесать. Заряда батареи хватало на целый день, а выключиться без команды он не мог. Ялик нагнулся и посмотрел под стол. GPOK лежал на полу ножками вверх. Они слабо подрагивали.
Готман вскочил и взял его в руки. Без сомнения, тот был мертв. Ялик ошарашенно огляделся вокруг. Тут же вычислив, насколько мала вероятность совпадения этих событий, он сделал вывод, что произошло нечто из ряда вон.
Он опустился на стул и слабой рукой нажал Enter. Экран мигнул, и на нем появилась огромная надпись: «У ВАС ЗАКОНЧИЛОСЬ КОЛИЧЕСТВО ЗНАКОВ». Он снова ткнул кнопку — без успеха. После шестой попытки монитор вспыхнул синим цветом и перестал реагировать на команды.
Ялик встал, не зная, что делать. Видно, впервые за эти два года придется выйти из дома. Он мигом собрался и уже на пороге решил взглянуть в зеркало. Отодвинув занавес, он посмотрел на себя. В зеркале было черно и пусто. «Вероятно, потемнело от времени», — подумал он. Вдруг из-за матовой эмали начали проступать буквы: у вас закончилось количество знаков у вас закончилось количество знаков у вас закончилось количество знаков
Ялик в ужасе отпрянул от зеркала и посмотрел на свои руки:
У ВАС ЗАКОНЧИЛОСЬ КОЛИЧЕСТВО ЗНАКОВ
У ВАС ЗАКОНЧИЛОСЬ КОЛИЧЕСТВО ЗНА