Маня ненавидела мясную лавку. На углу пахло всегда сырым мясом и большая свиная голова за стеклом то ли улыбалась, то ли насмехалась над Маней, когда они с мамой шли мимо, чтобы зайти в соседнюю дверь зубной больницы. Когда Маня с мамой шли к зубному, они непременно заходили потом и за фаршем. Маня ненавидела фарш.
В мясной лавке сегодня их приняли сразу. Экстренно — сказала мама в регистратуре. Флюс — сказала мама снова это странное слово. Маня решила еще дома, что флюс — это чье-то странное имя. Тяжелая вздувшаяся еще утром щека тянула Маню вбок, как камень, пока они с мамой шли к кабинету. Маня иногда дотрагивалась до щеки пальцем и чуть надавливала, проверить, не сдуется ли она как шарик. Но щека не сдувалась, а наверху болело и ныло, как будто зуб уже сверлили.
— У-у-у, это уже не к нам, — Маня закрыла рот и увидела, как врач качает головой и быстро пишет что-то в толстой карточке. — Это в больничный городок надо. Только прямо сейчас езжайте. Может быть заражение.
Больничный городок Маня представила себе сложенным из разноцветных кубиков, с маленькими человечками в белых халатах внутри. Человечки смешно пищали, так, что не разобрать слова, бегали из одного домика в другой и возили на носилках больных и раненых. Такие носилки Маня видела по телевизору в новостях: какой-то город разрушился от землетрясения, дома сложились как игрушечные и раненых доставали из-под завалов. Мама тогда не дала Мане досмотреть новости. Хотя было очень интересно, что станет потом с разрушенными домами. Где эти люди без домов будут жить? Неужели в больнице? Сейчас Маня думала о том, что Больничный городок наверняка мог бы их приютить. На то он и город.
— Что же ты сразу не сказала, что у тебя болит, — мама обняла Маню одной рукой и прижала к своему плечу, когда они сели в большой желтый автобус-буханку. По голосу Маня определила, что мама недовольна всей этой ситуацией с зубом. Пальто у мамы было мягкое, синее и пахло летом. Любимое мамино пальто. Маня прижималась к маме здоровой щекой и смотрела в окно. За окном было все незнакомое. Быстро темнело и Маня вглядывалась в двухэтажные деревянные покосившиеся дома, а потом и вовсе начался лес, но из-за темноты Маня видела уже только внутренности автобуса. Маня смотрела на отражение мамы в автобусном стекле. Мамина половина лица выглядела тревожно. И Маня из-за этого тоже тревожилась. Что же она раньше не сказала про зуб. Чтобы никто не тревожился. Но ведь он до этого и не болел совсем.
Когда мама с Маней остались в автобусе вдвоем, Маня решила, что никто больше не хотел ехать в Больничный городок. Потому что все люди в автобусе кроме нее, были здоровые. Маня спрыгнула с автобусной ступеньки и высокие серые дома с желтыми широкими окнами-глазами обступили ее, как будто хотели раздавить. Маня сильно сжала мамину холодную руку, пока они поднимались по широкому крыльцу.
— Успели. Еще бы чуть чуть — и сами знаете. Пару часов всего и там уже сепсис, — говорил маме врач в коридоре больницы.
Еще одно странное слово, незнакомое. Маня смотрела, как мама теребит брошку на пальто, и прижималась к ее ноге.
Врач взял Маню на руки, ладони у него были большие и мягкие, прямо как у папы. Мама обняла Маню уже в руках у врача и крепко прижала к себе.
— Манечка, мне туда нельзя, тебе здесь надо побыть одной. Мы с папой завтра к тебе придем, сейчас надо пойти с врачом, — губы у мамы тряслись, как от холода, и Маня почувствовала, что и у нее тоже дергаются нос и губы, а глаза стали совсем мокрые, она стала тереть их кулаками, размазывая мокрое по щекам. Как же она останется тут одна, если мама уйдет? С кем она тогда будет тут?
— Идите домой, мы сразу ее на операцию. Завтра в четыре приходите, она сможет уже выйти к вам, — спокойно сказал врач и улыбнулся Мане.
— Куда выйти?
— В общий коридор. Все свидания там, чтоб заразу не заносить в отделение. Там медсестра на выходе вам расскажет.
Врач уносил Маню по коридору и Маня смотрела, как мама машет ей вслед.
В операционной было холодно, и Маня увидела на себе маленькие пупырышки, когда с нее сняли одежду. Мама говорила, что это называется гусиная кожа.
— Будет больно? — спросила Маня, когда ее положили на холодную, застеленную прозрачной клеенкой больничную кровать и накрыли белой простынкой.
— Нет, — врач снова улыбнулся и погладил Маню по руке.— Но тебе нужно будет сейчас поспать. Я дам волшебную маску, вот такую, — Маня увидела прозрачную маску с тонкой белой трубочкой.
— Сделаешь два вдоха и уснешь, прямо как в сказке. А когда проснешься — всё уже будет позади, и зуб перестанет болеть.
— Не хочу спать, — сказала Маня, взяла маску и сделала вдох.
Маня просыпается в темноте и ищет свое одеяло. Белое, с ромбиком посередине. Но одеяла нет, и подушки нет, а кровать тоже не ее. Возле лица на простыне Маня видит черное неровное пятно. Трогает пальцем — мокрое. Языком Маня ищет свой больной зуб, но тут же одергивает его. Зуба нет. Язык снова возвращается и щупает десну. Зуба рядом с больным тоже нет. Маня находит только две глубокие ямки и что-то твердое посередине. На вкус как резина.
У Мани еще не выпало ни одного молочного зуба, но мама рассказывала ей, что когда зубы начнут выпадать, можно будет класть их под подушку и писать письмо зубной фее. И тогда ночью она придет, заберет зуб и даст тебе взамен то, что попросишь.
— Можно просить всё-всё? — уточняла Маня. — Всё что угодно? Даже велосипед?
— Ну-у-у, велосипед очень большой, странно было бы менять его на маленький зуб, — это говорил уже папа. — Можно что-то небольшое.
«Как же теперь фея заберет зубы, если они остались в той белой комнате у врача?» — думает Маня, скукожившись на кровати.
Сбоку что-то ворочается. Одеяло на соседней кровати приподнимается, и на Маню смотрит лицо. Маня тоже смотрит, лицо отворачивается, и Маня слышит шепот, а потом кто-то хихикает.
Маня вслушивается в звуки, вглядывается в темноту.
Голова снова поворачивается к ней. В свете фонаря Маня видит рыжего мальчика. Мальчик высовывает руку из-под одеяла и протягивает игрушку.
— На, возьми.
Пальцы дотягиваются до Маниного края кровати, кладут игрушку на простынь. Это жираф с отломанной ногой.
— Возьми-возьми в руки, — теперь уже две головы с соседних кроватей смотрят на нее в ожидании и улыбаются.
Маня берет жирафа за шею, и что-то такое трепыхается внутри, словно вот-вот случится плохое.
— Теперь понюхай! — голос ближней головы звучит как строгий указ, как голос взрослого, с которым нельзя спорить.
И Маня подносит жирафа к носу, не очень близко, и все же достаточно, чтоб почувствовать запах. Он сладковатый, чуть-чуть рыбный и очень тревожный.
— Ну че, понравилось тебе? Еще хочешь? Давай я еще раз в трусы засуну.
Маня отворачивается к стене и незаметно трет ладонь о простынь.
За спиной мальчики еще какое-то время хихикают, но потом все затихает.
Маня просыпается снова от яркого света. Какая-то женщина в белом халате стоит посреди комнаты и смотрит прямо на нее.
— Так, это тебя же вчера вечером привезли? Надо сдать мочу, только до девяти утра принеси, потом уже не примут.
Женщина подходит к Мане и ставит банку на тумбочку. Банка похожа на майонезную, только в ней ничего нет. Маня берет банку. Зачем-то заглядывает внутрь.
— Ты мочу то сдавала, нет? Писать в банку умеешь?
Маня поднимается с кровати и идет в угол палаты, к раковине. Снимает трусы. И снова слышит смех с соседних кроватей, тот же, что ночью. Мальчики укрываются одеялами и шепчутся друг с другом.
— Эй-эй, ты чего делаешь-то? Анализы никогда не сдавала, что ли? В ванную иди! Прямо по коридору и упрешься.
Маня торопится и никак не может нормально одеться. Натягивает трусы, штаны, ищет тапочки под кроватью. Тапочек нет, они дома. Значит, надо в носках. Потом всё же выходит в длинный коридор, прижимая к себе банку. В коридоре пахнет луком и уколами, и мокрыми полами. Маня доходит до последней двери и открывает ее. Внутри посреди комнаты большой черный, как уголь, квадрат. Маня не сразу понимает, что это и есть та ванная, в которой тут моются. Она долго стоит у двери, а потом обходит ванную кругом, стараясь не приближаться к ней. В углу снимает трусы и садится на корточки, ставит баночку ровно между двух ног. Только немножко проливается мимо. Маня берет теплую банку с пахучим темно-желтым и медленно идет назад. Только бы не разлить.
Маня лежит на кровати и ждет родителей. Она не идет в столовую, хотя есть очень хочется. У нее нет часов, но она знает, что обед — это середина, а после середины уже недалеко до четырех. Чтобы время шло быстрее, она играет в пальцы. Пальцы на руках — это солдаты. Большой палец — командир, а остальные подчиняются ему. Когда он недоволен, то каждого колет ногтем, а когда доволен — всех целует. Солдаты у Мани кланяются, маршируют, выполняют приказы.
— Касаткина, к тебе пришли, иди давай быстро. Пятнадцать минут, а потом в палату на укол вернись.
Маня выбегает в уличный коридор, старается обнять сразу и мамино теплое пальто, и папину необъятную куртку.
Мама суетится и задает много вопросов. Ела или нет, как спала, болит или нет, а кто в палате. Маня не рассказывает про жирафа, она садится между мамой и папой и ест пюре с перетертым мясом из эмалированной миски. Мама сделала без лука. Так и знала, что ты не ела.
— Поешь побольше, туда не пустят с едой-то, — говорит папа.
Мама шуршит пакетом и достает большого мягкого зайца. У него лапы на липучках и он обнимает зайца поменьше. Наверное, зайчиха, думает Маня, прижимая игрушку к себе.
— В палату нельзя с мягкими, но всё равно решила тебе показать, чтоб ты знала, кто будет ждать тебя дома, — мама обнимает Маню кольцом, так же как зайчиха.
После укола Маня выбегает обратно в коридор, но он пустой. Родители уже ушли. Не дождались ее, не знали, что снова выйдет. Маня идет обратно к палате, но туда не пускают. Кварцевание — говорит медсестра, и Маня думает, что это слово похоже чем-то на испытание. Все, кто попадает в больницу, должны его пройти. Маня заглядывает в щель в дверях и видит голубой свет. Пахнет чем-то летним, горячим.
— Мария, ты в душе была уже? — медсестра подходит к Мане и протягивает полотенце.
Я Маня, думает Маня. И берет полотенце. Снова идет в страшную ванную, запирается. Подходит в этот раз ближе. Протягивает руку и включает кран. Вода льется тонкой струей, и Маня следит, как капли стекают по черноте. Она так и не решается ступить внутрь квадрата. Моет руки и лицо, склонившись над ванной.
Когда Маня возвращается в палату, на ее кровати снова лежит жираф. Она смотрит на него издалека и выходит обратно в тусклый коридор.
После укола вдруг очень сильно хочется спать. Маня сначала садится, а потом ложится с ногами на коричневую мягкую скамейку в коридоре. Маня таращит глаза изо всех сил, смотрит на трещинку напротив, но веки слипаются сами.
Маня просыпается от того, что кто-то трясет ее за плечо.
— Ты чего тут? Плохо? Почему здесь лежишь?
Это врач, тот самый, с большими мягкими ладонями.
— Вы можете вернуть мои зубы? — спрашивает Маня, и уголки рта у нее начинают кривиться.
Врач берет Манину руку и сжимает в своей.
— Новые вырастут, не переживай так. Это ведь молочные.
— Мне для зубной феи надо. Я хочу попросить кое-что, — Маня отворачивается в сторону, шмыгает носом.
— Фея уже забрала твои зубы. Она всегда так делает, когда мы удаляем их в операционной, — врач обнимает Маню за плечи. — Ты можешь написать ей письмо и вдруг, если встречусь с ней, я передам.
— Я просто хочу домой, — говорит Маня, — не хочу ночевать с ними, — она кивает в сторону закрытой двери. Лучше буду тут, — Маня больше не может сдерживаться и вытирает слезы рукавом пижамы.
Врач молчит, но совсем недолго.
— Домой тебя заберут очень скоро, — говорит он спокойно. — Просто нужно чуть-чуть подождать. А с мальчиками я прямо сейчас поговорю. Посиди пока тут.
Когда Маня возвращается в палату, там только рыжая голова. Вторая кровать аккуратно застелена.
Рыжий мальчик подкидывает вверх машинку, потом елозит ей по тумбе и подоконнику. Маня искоса наблюдает за ним со своей кровати.
— Будешь в морской бой? — вдруг говорит он, повернувшись к ней.
***
Маня торопится, ноги никак не попадают в ботинки. Она хватает куртку и шапку и бежит к дверям приемного отделения даже не оборачиваясь, потом вспоминает что-то и бежит назад до самого конца коридора, робко стучит в кабинет главврача. И отдает ему сложенный вчетверо лист бумаги. Родители уже ждут Маню за дверями.
Только вечером врач вспоминает про письмо и разворачивает его.
Дорогая зубная фея, мне сейчас ничего не надо из игрушек. Но сделай так, если можешь, чтобы Егора из моей палаты тоже отпустили домой.
До встречи, Маня.