Еще десять минут назад Даниил рассматривал портреты на стенах лаборатории. Сквозь века и годы горделиво и обескураживающе глядели на него прославленные ученые: их высокие лбы, выдающиеся носы и уверенные подбородки несли печать величия. Даниил то весь сжимался под этими образами, вглядываясь в свое лицо в глянце монитора в поисках признаков все той же печати, то смело и отчаянно бросал им вызов, захлебываясь восторгом предстоящих изобретений. Еще пять минут назад он проделывал рутинный обряд снятия показаний с ЗУВ-60: изменял угол наклона исследуемого элемента, нажимал кнопку запуска, следил за тем, как наполированные алюминиевые чаши, нанизанные на тонкие стержни и все вместе напоминавшие свалку парусников, приходили в движение, вращались и замирали, прислушивался к своим ощущениям, делал запись в электронном дневнике. Еще одну минуту назад он, обжегшись чаем, резко поставил чашку на стол, вызвав небольшую вибрацию, которая и стала причиной сбоя всех настроек прибора. Еще несколько мгновений назад Даниил заскулил, представляя, сколько времени займет обратная настойка. А секунду назад Даниил нажал на кнопку.
Все знают, что с помощью «Зеркального ускорителя времени» возможно «промотать» время вперед всего на шестьдесят секунд. Вот уже более десятилетия ученые со всего мира бьются над тем, чтобы понять принцип работы этого устройства и найти способ управлять «перемоткой», но безуспешно. А все потому, что ЗУВ-60 был создан совершенно случайно. Ученые проводили эксперименты с системой вогнутых зеркал в поисках альтернативного источника тепла, и сразу после запуска новой установки их вдруг настигло ощущение внезапной смены момента времени с таким же внезапным «обретением» памяти о том, что за этот момент времени произошло. Устройство, обзаведшееся корпусом и кнопкой пуска, после уменьшения до двух квадратных дюймов своих ускоряющих свойств не утратило и нашло широкое применение в медицине, но для бытовых задач — привет, капитализм! — явилось неоправданно дорогостоящим. И хотя ни сами создатели, ни другие ученые так и не смогли пролить свет на способ действия ускорителя, все они сходились во мнении, что ЗУВ работает именно благодаря расположению, пропорциям и углам наклона каждого элемента в его конструкции, и докопаться до истины возможно только путем перебора всех параметров, а это — неисчислимое множество комбинаций. Журналисты уже окрестили этот процесс «Большой научной гонкой».
Даниил нажал на кнопку и мгновенно оказался у входа в здание НИИ с осознанием того, что прошло два месяца. Ошеломленный, он поспешил в лабораторию, снял все мерки, зафиксировал. Даниила бросило в жар, голова шла кругом, грудная клетка раздувалась, требовалось больше воздуха. Он открыл окно, положил прибор на стол, дважды обошел вокруг. Занес руку и снова нажал на кнопку: рука дрогнула, и нажатие получилось коротким — плюс два дня. Значит, количество ускоренного времени зависит от интенсивности нажатия кнопки. Он подумал о матери и отце, о своих старших братьях — теперь-то они будут воспринимать его всерьез, о научном руководителе и… Даниил посмотрел на коллективный портрет изобретателей ЗУВа и подумал, что его начальство не позволит ему, простому лаборанту, заполучить все лавры, и ему придется довольствоваться ролью одной из голов на теле институтской гидры. Но что больше всего угнетало Даниила (он только сейчас осознал и прочувствовал эту мысль), так это то, что в этом открытии нет его заслуги — ЗУВ не поддавался законам логики, он подыгрывал только случаю. Золотой венок триумфатора сполз с головы Даниила, растворился в воздухе. Даниил не смог бы прожить оставшуюся жизнь, зная, что за самое выдающееся свое достижение он должен быть благодарен… чашке чая. Нет, он не так прост! Судьба подкинула ему подсказку, но достичь величия он сможет сам! Ему всего лишь двадцать семь! И, подгоняемый жаждой научных подвигов, Даниил нажимает на кнопку.
На стене все те же портреты — это он попросил их сюда перевесить, но лаборатория другая — большая и современная, и он точно знает, что на двери написано его имя. Он глядит сквозь толщу времени и видит, как три года назад, так и не достигнув успехов в исследованиях, он настроил одну из «мачт» лабораторного ЗУВа точно так, как в его ускорителе. Он повторил всего одну конструкцию, но это увеличило скорость «перемотки» до четырех с половиной минут. Не было ни одного научного журнала, который не написал бы о нем. Десятки письменных и устных интервью, приглашения на лекции и конференции — вокруг завертелись события, лица. Да, его успех не был продуктом его ума, но он решился на эту хитрость, потому как ему безумно хотелось отхватить хотя бы кусочек славы, попробовать ее на вкус — для начала, ведь великое открытие еще впереди! Тщеславие робким быть не может — Даниил нажимает на кнопку.
Ему тридцать два. Ноги утопают в песке, холодные волны щекочут ступни. Он стоит, обращенный спиной к океану. На пляже молодая женщина возится с маленьким ребенком: она склонилась над ним, и шляпа закрывает ее лицо, но Даниил знает, как она выглядит. Из зыбкого тумана проступают родинка на левой щеке и цепкий взгляд: когда она смотрит на него, она будто видит самую его душу. Даниил помнит, как познакомился с ней, как женился, как родился их сын, но также он помнит, что за все это время уютного счастья не сделал в своей лаборатории ничего стоящего, его все еще звали на интервью, но уже не так часто, как раньше, а в последнее время он и вовсе стал отказывать — вопросы о новом материале вызывали у него озноб. Дважды в неделю он читает лекции в местном университете, дважды ведет практические занятия, вечера он проводит с семьей, а все остальное время — бесплодно — в собственной лаборатории. Но открытие близко — он знает, он чувствует. Даниил смотрит на своих жену и сына, он очень хочет подойти к ним, коснуться их, но любопытство зудит, толкает, не знает препон; оно безжалостно сбрасывает вниз все, что дорого; оно нападает, оно подчиняет, оно нажимает на кнопку.
Ему тридцать девять. Сонмы ЗУВов разбросаны по всей лаборатории, их брюшки вспороты, изнутри торчат металлические стержни и каскады зеркал. Стены, окна и даже портреты заклеены чертежами, исписанными цветными маркерами. На мониторах нервными изломами бегут графики. Даниил не спит уже больше суток. Он раздраженно нажимает на кнопку.
Ему сорок пять. Жена устроила праздник в честь его юбилея, а он задержался в лаборатории, на звонки не отвечал. Она страшно ругалась, бросалась грязными словечками, выворачивала наизнанку их брак, потом собрала вещи и вместе с детьми уехала к маме. Он сидит в отцовском кресле: это все, что от него осталось — бездарное наследство, как и вся отцовская жизнь. Он вспомнил похороны — четыре года назад: мать такая заплаканная и старая, накануне братья весь вечер упрекали его в том, что он пропускал все семейные обеды, которые устраивал отец. Какие стремления были у его старика? Чего он хотел от жизни — поглощать еду в кругу семьи и копошиться в своем саду? Там его и хватил удар, среди роз и компоста. Может, ему тоже обзавестись садом? Даниил прикладывает холодный стакан с алкоголем к горячему лбу, закрывает глаза, нажимает на кнопку.
Ему пятьдесят, пятьдесят пять, шестьдесят. Воспоминания приходят не сразу: до того, как они полностью вынырнут из потока времени, всего секунды, но Даниил уже успевает оценить обстановку, изумиться, задать вопрос. «Как может быть, что он сдался?» Он оставил исследования и переключился на изучение сверхсильных магнитных полей, ему уже давно предлагали это сотрудничество. «И что-то из этого вышло?» Даниил достиг некоторого успеха в этом партнерстве — несколько научных статей, два патента. «И это все?» Сыновья навещают его раз в месяц — у них глаза матери, такой же впивающийся взгляд, они глядят ему в душу и видят там… разочарование. «А что же ЗУВ?» Время от времени Даниил уединяется в своей лаборатории — он перенес ее в правое крыло дома — и изучает старые чертежи, бесстрастно препарирует устройства, меняет углы наклона, вносит данные в компьютер. Даниил вдавливает кнопку.
Убаюкивающе и нежно колышутся в нем воды покойной радости. Годами копошился он в своей лаборатории — измерял, фиксировал, разбирал, и наконец в его саду из вогнутых зеркал и стержней созрело золотое яблоко. Галереей в его памяти пронеслись: научная работа, дебаты, признание, международная премия. Его ум породил что-то новое, доселе неизвестное науке. Он смог, он сделал, он открыл! А сегодня университет, где он читал лекции, устраивает прием в его честь. В ожидании вечера он сидит в высоком кожаном кресле и смотрит на вереницу портретов над камином. Он думает о том, как блаженно рассматривал их, когда они висели на стенах лаборатории — сорок лет назад или пять минут назад. Теперь их взгляды не кажутся ему высокомерными, сейчас они смотрят на него как на равного, достойного занять место среди них. Он представил свой портрет в самом центре этого пантеона: старик с выразительными бровями, подернутыми сединой, и упрямыми складками у рта. Он вспомнил, как воодушевленно жали ему руку и хлопали по плечу его сыновья после церемонии вручения, как блестели их глаза, полные гордости и восторга. Он не смог полностью разгадать принцип работы ЗУВа, но он положил этому начало, сделал великое одолжение этому миру, вывел «Большую гонку» на новый уровень. Подобно Данко, он вырвал свое сердце и осветил им путь научному сообществу. Он снова ощутил знакомый зуд, его грудь раздулась и все тело словно завибрировало: «А сколько еще сердец в его груди?» Он достает ЗУВ, и в самом уголке его сознания зарождается мысль: он стар, и это нажатие может стать последним — вспыхивает и сразу гаснет. Даниил нажимает на кнопку.