Она садится в такси, слегка поежившись. Не от холода — в февральской Бухаре было теплее, чем в июньском Ленинграде. Ей семнадцать. Она едет по окраинам старинного мусульманского города в такси, водитель которого пожирает её взглядом, отнюдь не только любопытным. Она очень хороша собой — высокая, худенькая, со светлыми длинными волосами. Одна. Поздно вечером. За пять тысяч километров от дома. На ней джинсы, купленные у фарцовщиков, свитер собственного изготовления, сапоги на высоких каблуках. Зачем на каблуках? Наверное, чтобы красиво. Чтобы приехать, войти и — ах!
Что — «ах»? Чего ты хочешь? Куда едешь? Зачем? В голове звучит песня Любаши из недавней премьеры «Царской» — «Вот, до чего я дожила, Григорий!» Но она даже ещё и не вполне понимает, до чего. И, конечно, её семнадцать — это уже много: взрослая жизнь, всё по-настоящему. Любить так любить. Розенбаум так поёт. Хотя Розенбаум ей совсем не нравится. Ей нравится БГ и опера. А с некоторых пор — опера и БГ.
Адам. И это не творческий псевдоним! Определенно, никто из подруг не мог влюбиться в человека с таким именем. Все как-то обходились Сашами и Мишами, изредка — Артемами и Русланами. И отношения у них складывались так же просто, как имя «Саша». Кино, прогулка, первый поцелуй, первые слезы, первый секс. Ну или без секса — тут уж кто как сумел.
Всё началось на репетиции.
Для неё, первокурсницы консерватории, открылось то, о чем прежде она лишь мечтала: теперь можно посещать и спектакли, и репетиции, и даже бывать за кулисами! И всё бесплатно! Если «Онегина» она и раньше знала хорошо, то теперь уже могла напеть его от первой до последней ноты. И «Травиату», и «Свадьбу Фигаро», и «Цирюльника». Но сегодня она впервые оказалась на репетиции «Царской невесты», причём, сразу на генеральной.
Какой баритон! Чтобы рассмотреть его поближе, с последними аккордами оркестра она несётся за кулисы и с разбега попадает в объятия своего героя. «С ума нейдёт красавица!» — слышится прямо над ухом. Цитата из оперы ею тут же была воспринята на свой счёт. Искра? Вспышка! Любовь с первого взгляда? Да, и, конечно, взаимная!
Дни и недели превратились в сплошную череду открытых уроков, концертов, спектаклей… Она оказывалась везде, где он мог быть хотя бы потенциально. И это было им замечено.
Он уже окончил консерваторию и остался на стажировку. Ему около тридцати, высокий, широкоплечий, темноволосый — идеальный хан Кончак в «Князе Игоре». Представили?
Немного сумасшедшая (но какая же красивая!) девчонка бегает за ним повсюду и явно влюблена. Хотя как к этому относиться серьезно? В таком возрасте они все Татьяны Ларины. Маленькая и глупая. Но глаза, губы! Жаль, что об этом лучше не думать — ей всего шестнадцать, добрые люди сказали. Мог бы и сам догадаться — первый курс, сразу после школы. И всё-таки однажды поцеловал. Поздний спектакль, темно, надо было проводить её до дома. Проводил. Ну не удержался, да! Вы бы видели её в этот момент… Но скоро уезжать, и всё закончится, не начавшись. И хорошо. Прощальный «Онегин», и пора собирать чемоданы.
Она в жуткой трясучке ждет вечера. Сын дирижера, паренек из училища, заболел, и её экстренно ввели в миманс — хорошая практика. Роль-то пустяковая — взять письмо Татьяны у няни, а потом… отдать его Онегину. Ему. И остаться на сцене как бы невидимой. Чертова режиссерская находка! Показать переживания подростка, который сам, возможно, неравнодушен к Татьяне, и его очень волнует происходящее. И вот третья сцена первого акта. Ледяными руками она отдаёт ему письмо. Своё письмо, с настоящим признанием. Он не понимает, откуда она здесь? Что вообще происходит? Но сцена прошла идеально. Она стояла у левой кулисы и плакала. Режиссёр похвалил. Онегин прошел мимо, не взглянув.
Дней десять она нигде его не видела, а затем узнала, что он уехал. Совсем.
За короткий срок всеми правдами и неправдами она собрала необходимую сумму и поехала вслед за ним, точно даже не зная, в каком он городе.
Ташкент. Справочное бюро, пятнадцать копеек — нет, такой в городе не живёт. Самарканд — тоже мимо. В скольких городах ей ещё предстоит побывать? Бухара. Снова городское справочное, пятнадцать копеек, и… его адрес. Как же страшно и радостно! Вот уже шестые сутки одно чувство переходило в другое незаметно, создавая разные пропорции. Сейчас, когда до цели её путешествия оставались каких-то полчаса, ей вдруг стало совсем не по себе, до тошноты, до дрожи и головокружения.
Такси остановилось на улице Новая. Это название ей никак не подходило, здесь были старые маленькие белые домики и бродили козы. Кажется, именно тогда она впервые в жизни и увидела козу. А вот и номер дома на воротах. Боже мой, как ноги-то подкашиваются! Может, назад? И такси вот ещё не уехало. Нет, вперёд. Зачем-то посмотрела на часы — 17:47. Войти.
Во дворе её встретила женщина, красивая, как принцесса из восточной сказки. Девочка, ты к кому? Ты откуда? И тут из дома выходит он. Выражение его лица описать невозможно. Рядом, держа его за руку, идёт маленький мальчик.
Он… женат. У него сын. Как банально. Жена красивая и добрая, правда. В дом позвала, чаем угощает… А он сидит, опустив глаза, и не понимает, что должен сказать или сделать. Потому что так не бывает.
Больше они не виделись.
***
Сменилось столетие. Менялись мужья, правительства и эпохи. Дети выросли. Вот-вот будет внучка. Думая об этом, она улыбается. Всё такая же худенькая, со светлыми длинными волосами. По-прежнему узнаваема. Только взгляд другой — взрослый. И она уже не в Ленинграде, и даже не в Петербурге, а в Лиссабоне. Всё так же влюблена в музыку и теперь продвигает оперное искусство на краю света. Впрочем, в том или ином виде она занималась этим всю свою жизнь. Сейчас вот Неделя русской музыки в Португалии, и атташе по культуре обещал, что привезут солистов из Петербурга. Кого именно, решится в последний момент, но есть надежда, что плохих не пошлют — чего позориться перед Западом. Она поставила перед собой довольно высокую планку, взяв в качестве примера для подражания дягилевские «Русские Сезоны», и внимательно следила, чтобы всё происходящее под её художественным руководством было на должном уровне.
А вот и имена. Сопрано, тенор и он. Он! Как причудливо тасуется колода — не вспомнить Булгакова в этот момент было бы невозможно. Снова увидеть его, тридцать лет спустя, за десять тысяч километров от места их последней встречи — на другом конце географии, как сейчас говорят. Внутри что-то ёкнуло. Где-то в памяти, не в сердце. Как будто, перебирая папки с файлами на старом компьютере, находишь вдруг картинку или мелодию, прежде значащую очень много. Но когда уже это было? Иронически усмехаясь, она ищет малиновый берет. Костюмерная всегда к её услугам. Ну-ну.
Часы показывали 17:47 — всё по графику, через тринадцать минут начинаем. Гримерки. Нужно пройти по всем, улыбнуться, узнать, не нужно ли чего. Но не смогла, послала ассистентку. Поняла, что желание увидеть его и не видеть владеют ею в равной мере. Всё, концерт начинается, надо в зал.
Постаревший, поседевший, голос уже не тот, да и вообще… Но вот начинается финальная сцена из «Онегина», и она понимает, что он смотрит прямо на неё. Конечно, ей известен этот приём, она сама им нередко пользуется — найти в зале «своего» зрителя и «работать» именно на него. Это очень помогает, придаёт максимальной искренности, и зритель верит. Он смотрит, почти не отрываясь. Случайность? У него, кажется, было плохое зрение? Ладно, скоро мы это поймём. Общения ведь не избежать — по статусу, так сказать, положено. Да и почему нужно его избегать? Собственно, он ведь не виноват ни в чём. Ничего не обещал, не обманывал. Он, может, и не помнит уже ничего. Это она — та, юная, совсем неопытная, — всё сочинила сама и теперь-то ей это ясно. Но девочка внутри неё вот-вот и заплачет. Жаль её.
Зайдя за кулисы, она — нет, не столкнулась и не очутилась в объятиях. Одинаково приветливо улыбнулась всем артистам, поблагодарила за выступление и пригласила на финальный фуршет.
Мероприятие солидное. Местные власти, международные дипломаты, представители духовенства — все здесь. Желая доиграть свой спектакль до конца, она (в малиновом берете, конечно) подходит к испанскому послу.
На другом конце фойе Адам, глядя в её сторону, автоматически произносит — «Ужель та самая Татьяна?». Арина — поправляет его атташе по культуре. Арина Николаевна, наша муза-вдохновительница. Давайте я вас представлю. Адам смотрит туда, где только что была она, но её уже там нет. Забыв про политес, он бежит следом — он должен, должен ей сказать!
Она стояла на террасе. Немыслимо, невозможно красивая. Сколько достоинства в движениях и осанке! Тогда он этого не замечал. Даже сейчас, когда она стояла к нему спиной, он будто чувствовал, как теперь выглядит её лицо. Такое же красивое, как тогда, но совсем другое выражение. Взрослое, уверенное.
— Арина!
Она обернулась и встретила его взгляд прямо и спокойно. Она сама не знала, каких слов или действий ждала, да и ждала ли вообще. Не отрываясь, они смотрели друг на друга, но как долго, вряд ли кто-то из них смог бы сказать. Перед глазами каждого пронеслись картинки из прошлой жизни, ставшей уже как будто бы чужой, но сейчас, на эти мгновения, вернувшийся к ним снова.
— Прости!