30 декабря 2013 года я стояла над Днепром и смотрела на густой туман, который окутал реку. Казалось, что это дым от костров доплыл сюда из центра города, чтобы скрыть от моих глаз красоты города и природы вокруг, запутать, увести внимание. Только Родина-мать пыталась показать себя, высоко над головой подняв меч, но и от неё остался лишь силуэт.
Я приехала в Киев на ночном поезде из Москвы, буквально за день до отправления успев купить билет на сидячее место. Сложно было себе объяснить, что меня сюда привело. Через три дня я улетала в глухую непальскую деревню на волонтёрский проект, организовав себе к окончанию университета нетипичный для России того времени gap year. Украина на моём маршруте не значилась вовсе, но меня тянуло сюда словно магнитом, особенно в этот раз, когда я надолго улетала на другой конец мира. Сейчас, в 2022-м, когда я нашла себя в абьюзивных отношениях с российским государством, я даже не могу уверенно сказать, в чём было дело — в моём интересе к одному украинскому хлопцу, с которым у нас была долгая полудружба, не закончившаяся ничем, или в моей любви к Украине целиком.
Романтический интерес, одетый в жуткий лапсердак, встретил меня на вокзале, и мы отправились гулять по городу. Все свои вещи я оставила в камере хранения. Больше всего мне не хватало шапки — температура была хоть и выше нуля, но погода была промозглой, и я сразу же продрогла до костей. Когда я вспоминаю ту новогоднюю промозглую неделю своей жизни, в голове играет песня Океана Эльзы:
Холодно…
Якби не було,
Як не болiла б
Твоя любов.
З ким не вела вiйну,
В тобi я втоплю свою весну.
К тому моменту евромайдан длился уже почти месяц. Центр города был весь в баррикадах — я с беспокойством смотрела на самодельные противотанковые ежи, покрышки, брёвна, скамейки. Прежде мне не доводилось видеть такой организованный хаос. Особенно было странно смотреть на город после последнего приезда сюда в июне 2012-го года, в разгар Кубка Европы по футболу. Контраст с зелёным умытым городом был слишком разительным — волнения были в самом разгаре, протестующие надолго обосновались в палатках на Крещатике, а зайдя за любой угол, легко можно было наткнуться на угрожающих «беркутовцев», которые будто бы даже не передвигались по своей воле, а были выстроены в ряд, как фигурки лего. Смерть ходила где-то рядом, погибло уже несколько человек из «Небесной сотни», но чувства страха в то же время не было — более того, ощущение свободы распирало изнутри и будто бы передавалось между людьми по воздуху.
Мы ходили по дымному центру города, не останавливаясь, будто нас что-то гнало вперёд. У нас не было цели куда-то добраться и что-то определённое увидеть. Как обрывочно мы кружили по Шевченковскому району, такими лоскутами я и вспоминаю мелкие детали: скрытое в дыму уличное пианино, на котором играли случайные прохожие, Киево-Печерская лавра, до которой мы дошли, но, оказавшись у входа, передумали заходить внутрь, модные рестораны, которые продолжали принимать гостей. Жизнь везде кипела очень бурно, я всё воспринимала через огромную волну адреналина. Сегодня мне даже не удаётся вспомнить, почему мы решили ночевать в здании Киевской администрации, которое ещё в начале декабря захватили протестующие и организовали внутри ночлег. Конечно, идея не могла быть моей — единственной моей опцией был хостел, но сопротивляться я не стала — дух приключений всё так же гнал вперёд, не давая задумываться. Мы уютно обосновались под выданными нам колючими шерстяными одеялами, над нами очень высоко раскинулся потолок. Мир колотился за окнами, завтрашний день будто не существовал, да и сегодняшний будто бы немного подтёрли ластиком. Забавно — на украинском слово безопасно будет безпечно. Я чувствовала себя беспечно.
Спали мы беспокойно, но не от страха, а от бесконечного количества звуков со всех сторон. Мне казалось, что я и не спала вовсе, настолько обострены были все мои чувства. Так незаметно для себя заснуть только в детстве, когда кажется, что ты бодрствуешь, как вдруг дёрнешься всем телом и ощутишь своё пробуждение. Так случилось у меня тогда — только я лежала, ощущая тепло его тела рядом, сжимая его руку, чтобы не потерять в ночи, как наступило утро, и нужно было собираться и уходить.
За завтраком он буднично сказал, что хочет вернуться в родной город и встретить Новый год там. Кажется, мы оба были перегружены всем происходившим вокруг, поэтому общались будто сквозь толщу воды — и слова, и жесты приходили с задержкой. Поэтому мы очень мирно договорились, что я остаюсь в Киеве и дожидаюсь вылета своего самолёта, а он едет домой. На вокзале он так же буднично признался мне в любви, поцеловал и уехал. Сейчас я думаю, что бы я сделала, если бы знала, что это будет нашей последней встречей? Наверное, вздохнула бы с облегчением — мне было сложно переживать так много всякий раз, когда была рядом с ним. Но как бы я поступила, зная про 2022-й?
А тогда у меня даже не получилось всерьёз обидеться на него, хоть он и бросил меня вот так. Киев не казался мне чужим, и я почувствовала даже какое-то облегчение, очутившись с городом наедине. Я шла по улицам и чувствовала, как вся энергия людей проходит сквозь меня. Я подошла погреться к огню, перебросившись парой слов с молоденьким пареньком, назвавшимся Богданом. «Поцелуемся?» — широко улыбнулся он. Я отказалась, тоже улыбнувшись в ответ.
Новый год я чуть не проспала — добравшись наконец до душа в найденном впопыхах хостеле и отогревшись впервые за пару дней, я нестерпимо захотела спать. Но всё же меня что-то разбудило за полчаса до полуночи, я быстро собралась и пошла в сторону Площади Независимости, где сотни тысяч людей встречали Новый год. Я медленно шла к эпицентру, внезапно столкнувшись с компанией львовцев, с которыми я познакомилась в хостеле. Так они и стали людьми, с которыми я встретила 2014 год, а не с человеком, который признался в любви несколько часов назад. Мы хором пели песни, танцевали, двигались в унисон. Ни до, ни после я никогда не почувствую себя настолько своей на родине, и воспоминания о пережитом счастье будут ещё больше подчёркивать мою горечь, когда Россия станет причинять всё больше боли всему, что я люблю.
Следующей ночью я улетела в Непал. Тогда, сидя в глухой деревне посреди Гималайских гор, я урывками получала новости об аннексии Крыма, с тревогой ожидая объявления войны. С русскими ребятами в лагере мы всё думали, как мы поступим, если объявят мобилизацию, но волнение вокруг потихоньку будто бы затихало. Мы не могли даже предположить, какую цену и когда нам придётся заплатить. А тогда я вернулась в новую для себя Россию, где будет проникать всё дальше липкость несвободы, которую я узнаю и ненавижу, но упрямство так и не даст мне покинуть страну.
Я начала писать этот текст в мае. Промучившись над первыми строками, я поняла, что мне важно написать другу, герою текста наряду с Киевом. Хоть мы и не виделись с ним с тех пор, по моей инициативе прервав общение, раз в пару лет кто-то из нас объявлялся в сети и задавал вопросы за жизнь. Он интересовался, не загребли ли меня, когда политический режим закручивал очередную гайку. А я не могла не писать, когда в очередном сне раз за разом пыталась добежать по Потёмкинской лестнице до Чёрного моря.
Написала я и в этот раз. «Уезжай», — написал он мне. «Посмотри ролики о том, как разорвать порочный круг абьюзивных отношений — со страной те же механизмы работают, мне кажется», «Не разводи достоевщину — зачем так страдать?», «Ты же знаешь, что из-за рубежа ты больше поможешь, чем оттуда?», «Ты же помнишь, что достойна лучшего?»
Я понимала. Но написала ему я не за этим. Мне нужно было поговорить с человеком, который стал свидетелем того, как я впервые в жизни почувствовала разницу между свободой и её отсутствием. И одновременно его же я и назначила виновником за ту боль, которую я испытываю сейчас. Не дыши я тогда тем дымно-туманным воздухом, мне было бы комфортнее быть приколоченной к земле, как моим предкам — сначала крепостным, затем раскулаченным, запуганным властью, покорно терявшим раз за разом всё накопленное. Возможно, мне не было бы так больно сейчас, когда русский мир уничтожает не только Украину, но мою свободу, которую я так и не успела по-настоящему обрести.
Слишком жестоко навешивать такие роли на человека, который воюет сейчас за свою страну. «Я понимаю», — написала поэтому я. «Но я всё равно остаюсь». «Обещаю, что не буду слишком страдать».