Александр Иличевский — эссеист, поэт, прозаик и… физик-теоретик. В конце 2020 года Иличевский получил премию «Большая книга» за роман «Чертеж Ньютона», вторую в своей писательской биографии (первый раз награда была присуждена ему за роман «Матисс»). Вместе с тем он работает в израильском госпитале для онкобольных и занимается созданием радиолечения. Мы поговорили с писателем о том, сколько занимает работа над одним романом, зачем нужны премии и что нужно делать, чтобы писать.
Что для вас значат премии? Нужны ли они писателям вообще?
Премии прежде всего направлены не на писателя, а на его тексты. Премии — часть механизма канонизации текста. Получение «Чертежом» премии «Большая книга» — событие в той же степени для меня невероятное, как и ожидаемое, потому что мне был известен потенциал этого романа в той же мере, в какой было совершенно неожиданным то, что он окажется в полной мере прочитан Литературной академией. Премии писателям и нужны, и не слишком нужны. При всех регалиях награжденные тексты не всегда оказываются прочитаны. Не всегда вкусы экспертного сообщества совпадают со вкусами широкого читателя. Для канонизации текста нужно что-то еще, кроме премиального успеха. А с точки зрения здравого смысла премии часто суть тот шум, что мешает нормально работать.
Отличаются ли эмоции, которые вы испытывали после первой «Большой книги» от тех, что были после присуждения награды повторно?
Это были более уверенные эмоции, с правильными очертаниями, в то время как в первый раз я не вполне понял, что именно произошло.
Над «Чертежом Ньютона» вы работали пять лет. Это принципиальная позиция — не писать по роману в год, а долго и серьезно работать над одним текстом?
Одно дело — работать над текстом, и другое — работать над замыслом. Первое всегда короче второго, так что, исходя из этого, «Чертеж Ньютон» писался меньше двух лет.
Роман роману рознь, писать в год по тексту — это нормально, точно так же, как и писать его пять или десять. Но есть общее положение, накладываемое современностью — мир сейчас меняется гораздо быстрее, чем место человека в нем. И если раньше можно было быть уверенным, что за десять лет мир не сильно изменится и будет узнан в романе, то сейчас это не так. Сейчас роман именно поэтому обязан измениться, чтобы вновь обрести вневременной смысл. Я бы сказал, что роман должен больше занимать у поэзии, роман-стихотворение — вот что становится интересным.
Вы говорили, что в «Чертеже Ньютона» хотели связать науку и метафизику. Форма травелога была выбрана сразу? Есть ощущение, что в вашем герое проглядываются черты средневекового пилигрима. Что он ищет в конечном счете?
Философия, идеи в травелоге возникают тогда, когда из путешествия он, травелог, преобразуется в странствие, вооруженное метафорой и символистским отношением к действительности. Герой мой стремится не к цели, а к невидимому горизонту, отдавая себе отчет, что смысл — это тайна в ауре понимания. Роман заканчивается эсхатологическим событием — восстановлением Храма. Это метонимия, означающая также и то, что по логике эсхатологии должно последовать после.
Роман должен больше занимать у поэзии, роман-стихотворение — вот что становится интересным
Сколько в ваших героях от вас? Если посмотреть биографии персонажей «Чертежа Ньютона» и «Матисса», например, кажется, что вы пишете с себя?
Это трудно определить, потому что мир вокруг всегда одни слова, непросто отделить вещный мир от слов и наоборот. В конце концов, «Мир — это только кем-то рассказанная история», как гласит древняя мудрость. Это очень глубокое высказывание, о нем надо много думать. Другое дело, что любая картина мира не обходится без точек достоверности, которые должны обладать отчетливой документальностью, поскольку только тогда картина мира станет живой и талантливой. Талантливая выдумка может повиснуть на крепко вколоченных гвоздях достоверности.
Как получилось, что вы не стали ученым? Хотя в юности шли научным путем?
Из науки в литературу я перебирался постепенно и всегда существовал с тем или иным успехом в двух средах одновременно. В моей жизни были только шесть лет, когда я мог содержать семью на литературные заработки. В остальное время этого не получалось.
Вы разрабатываете планы лечения для онкологически больных, а ведь это люди, судьбы, возможно, перемены в мировоззрении пациентов. Общаетесь ли вы с ними, влияет ли это на ваше творчество?
Общаюсь, конечно. Думаю, со временем это влияние окажется неизбежным, сейчас уже что-то такое намечается. Но не думаю, что я займусь когда-нибудь «больничным» романом.
Сильно ли медицинское сообщество отличается от писательского?
Конечно, и прежде всего степенью отдачи и серьезностью подхода к профессии. В медицине трудно работать спустя рукава и не надо становиться медиаперсоной, чтобы слыть специалистом.
Как вы совмещаете писательство с такой сложной работой? Есть ли у вас специальное время на то, чтобы заниматься литературой?
Литературой я занимаюсь рано утром и в любое свободное время, пришлось выработать специальный навык для этого. Это не просто, очень не просто, но охота пуще неволи.
Фото: ярмарка «Нон-фикшн»
Страны постепенно выходят из карантина, Израиль тоже ослаблял режим изоляции...
Да, сейчас мы все прошли вакцинацию, так что меры ослабли.
… но, кажется, сбываются ли ваши собственные предсказания о крайней будущей разобщенности этого мира.
Первое, что я должен сделать в плане долгих дальних поездок — это навестить родителей, которые живут в Калифорнии. Для этого мне нужна виза в США. Однако посольство этой страны не торопится выдавать визы. Так что я пока не вижу начала новых времен, когда можно будет отправиться всюду, куда пожелаешь.
Частый вопрос у слушателей мастерских Creative Writing School: как пережить критику? Как вы справляетесь с эмоциями после неприятных отзывов?
Человек не блоха, ко всему привыкнет. Можно привыкнуть и к критике. Критика изначально должна подразумевать диалог. Если он не предполагается, так на нет и суда нет. А если предполагается, то диалог этот для молодого писателя может оказаться полезным.
Стоит ли отчаиваться, если издательство не принимает рукопись?
В работе с издательствами всегда должна быть определенная массовость. Это не должно быть одно издательство, это должен быть десяток издательств и десяток отзывов, исходя из которых можно было бы сделать вывод, как поступать дальше.
Главный совет от писателя Иличевского начинающим авторам?
Самый главный совет — много читать. И только когда читать уже нечего — садиться писать.
Тогда, пожалуйста, порекомендуйте нам что-то почитать из прочитанного вами за последнее время.
Хорошо, когда есть что читать. Из последних прекрасных текстов: рассказы Уэллса Тауэра и Дениса Джонсона, книгу Владимира Губайловского об искусственном интеллекте, а также я перечитывал кое-что из Салмана Рушди.