Раз, два, три, четыре…
— Не могу!
Пять…
— Не хочу.
Пять обледенелых ступенек, шестая последняя, навалиться плечом на окрашенную ядовито-розовой краской дверь. Аська бы сейчас фыркнула: «Не стильно».
— Аська… Без тебя всё не то.
Нет, не думай о ней, сосредоточься, шагай.
Узкий, плохо освещенный предбанник, еще одна дверь, толчок, шаг, бамс — волна голосов бьет по затылку, оглушает. Свет по глазам лупит, после сонного полумрака утренней улицы все кажется слишком громким, ярким, суетным. Пчелиный улей, пчелы… как на ранце у Аськи.
— Да что же такое, прекрати, — снова одергиваю себя.
Прымс, хрусть, тыдыщ — не устоял на ногах, покатился кубарем.
— Чего встал столбом, шевелись, мелюзга! — откуда-то с вышины проорал налетевший ураганом десятиклассник Димка. Схватил за шиворот, как котенка, дернул вверх, поставил на ноги. — Через пять минут звонок, не спи!
— Не сплю, — промямлил в ответ, стянул куртку, повесил на синий крючок в раздевалке, красный соседний остался свободным. В горле предательски запершило.
Три пролета бегом, через ступеньку, через две, еще быстрее…
Дзззынь! — звонок. Почти успел.
В классе все уже по местам, острый взгляд русички вонзился куда-то между глаз, прошел навылет.
Тонкая алая полоска — ее поджатые губы, двадцать пар ощупывающих глаз одноклассников и тишина.
— Ти-ши-на в классе! Итак, открыли все тетради…
От окна дует, как же Аська терпела сквозняк? И ведь ни разу не пожаловалась, не предложила поменяться местами. Только натягивала по самые уши косматый, серый свитер, прятала тонкие пальцы в длинных, не по размеру рукавах.
Сквозняк сполз с подоконника, присел на пустое место школьной подруги, пощекотал за ухом.
— Привет.
— Привет…
— Скучаеш-ш-шь по ней?
— Нет!
— Обманщик, маленький вруниш-ш-ш-ш-шка.
Я облокотился о край парты, приподнялся на локтях и быстро пересел на соседний стул.
— На тебе, замолчи, — раздавил противного шептуна. — Может, и скучаю, не твое дело.
— Хшшшш, — засмеялся сквозняк и пошел себе невредимый гулять по классу.
За окном светало, будто в густые предрассветные сумерки плеснули молока.
— Проверочная работа, быстро пишем-пишем сегодняшнее число, — русичка у доски.
Открыл тетрадь, вяло нацарапал «10.12».
Десять, десять-сять-тять… ускользает мысль, не поймать. Хвать за хвост — ну точно!
Сегодня, десятого, Аське ровно десять.
Наверное, я бы подарил ей цветы или плюшевого мишку с конфетными внутренностями.
И подарю, после школы загляну, вот и свидимся!
Белая розочка на карманные вместо столовской еды, до дома потерплю. Математику пропущу, темнеет рано — успеть до сумерек бы, скажу, живот скрутило, не до игреков.
Стекла с морозными узорами, облачко пара изо рта, задубевшие сиденья — еду.
Внезапный рывок, гудок, щелчок — встал трамвай, конечная. На выход!
По тоненькой тропинке, вдоль черной оградки, сугробы-то намело — иду.
В ржавом свете высоких фонарей снег блестит, переливается — мантия волшебника, а не снег. Калитка скрипнула; держась за холодное железо, вкатился по гололеду на территорию. Место встречи с Аськой неизменно — у березки. Только как ее отыскать в темноте?
Шагаю тихо, и вокруг тихо, глаза привыкают к сумраку неторопливо, неохотно. Свет фонарей остался за калиткой, трусишка.
— А я нет, не боюсь, — уговариваю себя, а колени предательски вздрагивают.
Ррраз, мелькнуло что-то вдалеке, тонкий смех, как колокольчик. Аська?
— Привет, привет! Подожди! — Голос хрипит от волнения, срывается. — Смеешься? Вот всегда ты так, Аська. Хохочешь, заливаешься, а я серьезно!
— Поздравить тебя пришел, не забыл! Держи… — протянул в темноту свой подарок.
Мелькнули черные кудри, тонкий силуэт в отдалении дрогнул, замер.
Тут из двери крепенькой невысокой караулки вылетел местный сторож.
— Уходи-иди-иди! — забрехал утробно, злобно, бросился в ноги.
Снежком залепил в косматого пса: «Чего брешешь!»
Угодил в нос, тот завыл, заскулил на всю округу.
Обернулся, силуэт Аси почти растворился в темноте, то ли девочка была, то ли очертания сугроба ожили в воспаленном от горя воображении?
А пес все рычал сердито за спиной, припадал на передние тонкие лапы, скалил зубы.
Врешь, не возьмешь! Увернулся от дурной собаки, воткнул белый цветок в снежный холмик под крестом и перемахнул через черную оградку.
— Я вернусь, Аська, не скучай! Вернусь… — кричу, удирая по сугробам.
Недовольно переглядываются овальные, каменные лица, похожие как близнецы, вздрагивают черные мраморные крылья ангелов: «Кто потревожил, кто такой шумный?»
Настигает, хватает за брюки сердитый пес, гонит прочь, от скорбного места подальше: — Не место здесь молодым, — рычит утробно.
В горле щекочет, глаза плывут: «Слышишь, Аська? Не место…»
Аська не слышит, глубоко в земле подруга, не докричаться.