Он родился уродом. У него были заячья губа и волчья пасть. И когда он пронзительным криком растянул в гримасе до носа разорванный рот и обнажил зияющее дыркой нёбо, сознание матери не отключилось, а отчётливо зафиксировало момент и на протяжении всей жизни проигрывало его под видом кошмарного сна.
Первую операцию мальчику сделали в шесть месяцев, за ней последовала вереница остальных. В шесть лет он перенёс последнюю и получил лицо, с которым ему предстояло жить. Врачи посоветовали отдать ребёнка в спорт, и родители привели сына в шестиметровый бассейн, обустроенный в подвале жилого дома каким-то фанатом-пловцом, там же и повесившимся после обвинения в педофилии несколькими годами спустя.
В десять лет он занялся профессиональным плаванием. Три раза в неделю садился в воняющий бензином ЛАЗ, ехал двадцать три остановки, бегом пересекал сквер, ехал на троллейбусе еще десять и через полтора часа входил в двери олимпийского бассейна открытого типа. Зимой вода в бассейне из-за слабой циркуляции прогревалась только у вдувающей кипяток трубы, остальные пятьдесят метров лежали друг на друге разными климатическими пластами – от ледяных до просто холодных. И если добавить к этому яркую ощущениями пробежку по обледенелому резиновому коврику от и до раздевалки и саму плохо отапливаемую раздевалку. Представить непросохшее мальчишеское тело, дрожащее в мёрзлом троллейбусном брюхе и еле отогревающееся в автобусном, втиснутое седьмым в задний ряд из шести ухабисто-трясущихся посадочных мест, то можно не осуждать его физическое отвращение к холоду и к любой воде, кроме льющейся из горячего крана. И понять, почему никакие моря и океаны не заставят его войти в их воды по доброй воле. И лишь однажды, идя на поводу у каприза привезенной им в тропический рай женщины, знающей о его прошлом с погребённым там заживо КМС, он вновь разрубит ненавистную водную гладь руками и великолепными гребками исполнит для неё короткий показательный заплыв.
Но тогда он этого не знал.
Он сидел в учебном кабинете кафедры и внимательно наблюдал за читающим его доклад профессором умными темно-карими глазами, глядящими на мир оценивающе и спокойно. Он был выше среднего роста, имел широкую сажень развёрнутых плеч, мощные руки с крупными, удивительно гармонично скроенными ладонями, упрямый, разделенный бороздой подбородок и жесткий, редко улыбающийся рот, от середины верхней губы которого полз толстый кольчатый червь шрама. Полз, но так никогда ни на йоту не сдвинулся с определенного раз и навсегда судьбой и челюстно-лицевыми хирургами места, только похудел и побледнел со временем.
Молодой человек не был озлобленным, но и дружелюбным его тоже назвать было нельзя. Многочисленные операции хоть и выправили лицо до принятых в обществе стандартов, восстановить беглость речи полностью не смогли. И будучи начитанным, образованным собеседником — разговаривать он не любил. Особенно с малознакомыми. Не оттого, что комплексовал по этому поводу, нет, комплексы отжили, горько отплакав своё, еще в младших классах. Он просто не хотел лишний раз беспокоить мир своими неловкими речевыми оборотами. Впоследствии эта ущербность даже сыграет ему на руку и придаст своеобразный шарм, сделав невозможным определение страны, которой принадлежит он сам и его странный гортанный акцент. В свои двадцать три года он был подающим надежды младшим научным сотрудником и счастливым мужем первой институтской красавицы, уже чуть-чуть беременной старшим из двух его сыновей, которая десять лет спустя полюбит другого мужчину и предложит развод.
И он, оставив жену, страну и науку, отправится туристом в Нью-Йорк, где и останется, вступив на путь, полный бюрократических препон, легализации. Его новым местом работы станет морской порт на Ред Хуке, где из кандидата наук он превратится в грузчика с непостоянным, зависящим от удачливости нелегала, заработком, а домом — крошечная студия, снятая в недрах Бруклина, с уже живущим там под обоями плодовитым семейством клопов. Монотонно бубня бессонными ночами трудно выговариваемые английские слова, он начнет медленное восхождение к воспетой кинофильмами американской мечте, тщательно стирая из памяти всю прожитую им до этого жизнь. Своего младшего сына он вновь увидит подросшим на одиннадцать лет юношей, встретив в аэропорту JFK, а старшего — еще тремя годами позже, получив наконец возможность вернуться в родной город, навестить ушедшую в веру мормонов мать и просидеть без слёз несколько часов на могиле умершего без него отца.
Но и этого тогда он тоже не знал.
Молодой аспирант терпеливо ожидал рецензию преподавателя, а тем временем кто-то там наверху окончательно утвердил на роль его второй жены совсем еще юную кандидатку, худенькую долговязую девочку, прилежно выводящую в прописи важное предложение про моющую раму маму. И складывающим мозаику из разрозненных человеческих жизней понадобится еще двадцать семь лет, чтоб соединить две эти судьбы в одну, подстроив им нескорую случайную встречу.
Улетев в Америку, он расстанется с родиной и семьей, а она, перестав быть по-детски круглой отличницей, по-женски округлится в коленях и бёдрах, объявит бунт лицемерию директрисы перед РОНО и, бросив перед выпускным десятый, уйдёт вместе с отчисленной по беременности подругой в вечернюю школу, прервав тем самым скучную цепочку профессорской династии предков. Убедив в своей правоте больную лейкозом мать, она устроится в диспансер санитаркой, станет рокершей и блондинкой, попробует портвейн из банки и травку, вскроет вены, сделает пару абортов и, потерявшая от любви к заезжему шахтеру голову, променяет сибирскую юность на замужество на Дальнем Востоке.
И пока он будет встречать в своей жизни других женщин и строить свой собственный бизнес, она, познав радость материнства, горечь измен и трясущую пьяными кулаками ревность, оставит покинутый счастьем брак, продаст выменянную когда-то на иркутское жилье квартиру и, собрав в дорогу маму, кошку и первоклассницу дочь, отправится на поиски счастья в окольцованный мостами город.
И однажды, в очередной канун праздника всех влюбленных, он увидит на сайте знакомств её победившее в глупом конкурсе красоты фото, залюбуется им и длинно напишет. И то ли по воле праведника Валентина, то ли по прихоти интриганки судьбы, но «красавица» ему сразу ответит. И спустя месяц он торопливо войдёт с купленным в транзитном аэропорту Цюриха букетом в здание Пулково-2, приблизится к высокой женщине в синем пальто, поцелует её в уже ставшие родными за двадцать восемь случившихся между ними писем губы и спросит, какой ресторан в её городе самый лучший. Она смущенно пожмёт плечами, и он сам сделает выбор, а потом пожалеет о нём, заметив, как оробела его спутница под чопорным взглядом метрдотеля, не зная, с какого прибора начать.
И сбывшимся вскоре летом, оплатив её дочке путёвку в гурзуфский лагерь, а маме — отдых в санатории рядом, он увезет её в голубеющую морем и грёзами Грецию, где будет учить разбираться в устрицах, вилках и винах, и под ночной стрёкот цикад читать наизусть Пастернака, чувствуя на своей груди солёное, бегущее из серых глаз, неверующее в явь, счастье.
В силу ряда причин, они на долгие годы останутся каждый в своей стране, и охватившая их пылкая страсть друг к другу породит еще более безрассудную — к путешествиям, несметное количество которых помешает им, уже будучи глубоко женатыми, иметь в Америке собственный дом, приличную машину и хоть какие-то сбережения на старость. Любовь, распятая на два континента, наполненная пронзительным, балансирующим на острие чувств счастьем, бросающая их в объятия друг друга в аэропортах стран всего мира, постепенно опустошит его банковский счет, согреет на склоне лет и станет лучшим временем прожитой им жизни.
Но и этого, конечно, он тоже не знал.