Стас всю жизнь откуда-то сбегал.
Мама рассказывала, что года в четыре он ускользнул из детского сада — просто просочился через забор во время прогулки, едва воспитательница отвлеклась, и пошел гулять по городу. Как только под машину не попал.
Воспитательница впала в истерику, родителей вызвали с работы, чуть ли не поисковую группу организовали и нашли наконец — в сквере, целого и невредимого, в обнимку с бездомной дворнягой.
Вшей не нахватался, бешенством не заболел. Но ремнем от бати все равно досталось.
Навсегда Стас запомнил первый урок, который он прогулял. Тогда в их маленький городок приехал луна-парк и расположился на главной площади — совсем рядом со школой. Стас с одноклассником Ваней пришли на уроки слишком рано и решили взглянуть поближе.
Они бродили по площади разинув рот, наблюдали, как понемногу из кучи металла вырастают карусель и американские горки. Работник парка, чье лицо стерлось из памяти, разрешил им бесплатно взглянуть на комнату страха — Ваня в ужасе отпрыгнул от гроба, когда приподнялась крышка и оттуда показалась зеленая рука мертвеца, а Стас долго смеялся.
Мальчики вернулись в школу только ко второму уроку. И поди объясни учительнице, что они не специально, просто увлеклись и не смотрели на часы.
С ярлыком прогульщика и хулигана Стас боролся несколько лет, потом перестал.
А сразу после школы сбежал из маленького городка в Киев, учиться. А там — подумаешь, архивное дело. Как будто он собирался работать по профессии.
Зато Стас влюбился в киевское метро — с первого взгляда и на годы.
Стас иногда думает, что на самом деле это не резина скрипит в тоннелях, не огромные вентиляторы гоняют сухой воздух, а где-то глубоко огромное чудовище вздыхает и ворочается во сне.
По стенам скачет луч фонарика. Гремит поезд. Стас посматривает на часы — время еще есть.
Он оборачивается. Дима не отстает, след в след, шаг в шаг. Они забегают в сбойку, вжимаются в решетку. Слишком тесно, тяжелое дыхание смешивается, на лбу Димы темное смазанное пятно, щеки красные, не то от бега, не то от близости.
Поезд скрывается в тоннеле. Стас усмехается и тянет за собой Диму — обратно, в густую маслянистую тьму.
Они даже познакомились в метро.
Это была одна из первых самостоятельных вылазок Стаса. Он шел по платформе, натянув капюшон до кончика носа, то и дело воровато оглядывался, даже не думая, что так выглядит еще подозрительнее.
И врезался в кого-то плечом.
— Смотри, куда идешь!
Повернулся и наткнулся на угрюмый взгляд из-под слишком длинной челки. Парень, невысокий, нахохлившийся, как воробушек, видимо, тоже не слишком внимательный, раз попался ему на пути.
Стас поднял блокнот, — наверное, парень уронил, — машинально взглянул на открытую страницу. Портреты его не особо заинтересовали, а вот космический корабль, в котором было несложно узнать поезд метро…
— Это че, ты нарисовал?
— Не твое дело. — Парень вырвал у него блокнот.
Стас даже не обратил внимания на грубость.
— Как в этом, «Вавилоне-5», знаешь такой?
Позже Дима говорил, что сначала принял его за гопника, но «Вавилон-5» проломил шаблон с треском.
В тот день Стас в тоннели так и не попал. Они говорили о старых фантастических сериалах, об учебе, родителях… Стас узнал, что Дима с архитектурного, хотя всегда хотел быть художником-аниматором, но ведь «рисовать мультики — это не профессия для мужчины». Стас же рассказал про метро.
Дима назвал это «эффектом попутчика» — неожиданным доверием к человеку, которого видишь первый и последний раз в жизни.
Правда, оказалось, что по пути им было не однажды.
Поезд приближается. А вот и спасительный ходок.
— Контактный рельс! — привычно предупреждает Стас.
И понимает, что больше не чувствует руки Димы в своей.
Дима бежит обратно. Ищет что-то на шпалах.
Стас чувствует дрожь в такт приближающемуся поезду.
— Ступенька! — кричит он. — Ложись!
Понял или нет?
Бежать к нему или нет?
Поезд на несколько мгновений закрывает Стасу обзор. Тот утыкается лбом в стену и считает от одного до десяти, и только потом открывает глаза.
Дима цел. Еще более взъерошенный, в ужасно грязной куртке, поднимается с узкой бетонной ступеньки по левому боку тоннеля. Стас несется к нему.
— Какого хрена?!
— Линер уронил, — почти шепотом отвечает Дима.
И столько проблем из-за какой-то слишком пафосной черной ручки?!
Стас тащит его в ходок.
— Больше так не делай, блин!
Дима смотрит на него широко раскрытыми глазами. Кажется, дрожит. Стас не выдерживает и прижимает его к себе.
Хорошо, что перед вылазкой Стас рассказал ему, как прятаться в тоннеле. Хорошо, что Дима запомнил.
Они стоят, обнявшись, до самого следующего поезда.
— Давай, последний рывок, — говорит Стас.
Он помогает Диме выбраться из узкого залаза. Тот едва не виснет на его руке.
— Ты, наверное, кот, — улыбается Дима. — Так легко получилось…
Стас хмыкает.
— Практика.
Дыра в ржавой сетке-рабице, которой затянуты ворота — последнее, что отделяло их от заброшенного перегона. «Консервы», как говорят.
Несколько щелчков выключателей — и по всему тоннелю вспыхивают лампы.
— Это круче тех заброшек, — выдыхает Дима. — Помнишь?
Стас кивает — конечно, он помнит, это было всего в прошлом месяце. И сюрреалистичное кладбище желтых кранов, и заброшенный стадион, кричащий со стен яркими граффити.
Но из всех мест, которые они посещают, только «консерва» вызывает у него странный восторг, смешанный с тоской и чем-то еще, непонятным. Здесь никогда не покажется поезд, пассажиры не увидят в окне темные стены, покрытые паутиной кабелей. Даже рельс больше нет — их забрали на рабочие ветки.
Интересно, сам тоннель тоскует по былому, слушая, как стучат колеса за толстым слоем бетона? Или он счастлив в своем одиночестве?
Стас крепче сжимает руку Димы.
— Ты чего?
— Да норм. — Стас и сам не знает, чего он. — Пошли, на гермодверь глянем!
Они пробираются через едва заметные решетчатые ворота. Здесь, в небольшой камере, со стен которой щерятся металлические крюки, крепко спит монстр из старого мира, укрытый ржавчиной и кабелями.
Дима, конечно же, впечатлен, достает из-за пояса блокнот, из кармана — злосчастный линер. Кончик замирает над бумагой, и Стас невольно задерживает дыхание. Какие фантастические миры проявятся сейчас?
Но руки Димы опускаются.
— Знаешь… что-то у меня совсем нет настроения.
Они устраиваются на ступеньках перекрывающей тоннель бетонной пробки — такая себе огромная балка с ходком посередине.
— Может, нам уже хватит прятаться, а? — задумчиво говорит Дима. — А то как преступники. Под землю вон забрались.
Стас только пожимает плечами. Он уже не понимает, где стремление к свободе, а где страх — за себя и за Диму, больше за Диму, особенно после поезда.
Стас прижимает его к себе. Оба грязные, на губах — черная пыль, метрошит, но вдвоем не мерзко, не противно, не страшно, и какая разница, примет ли их мир, если они есть друг у друга.
И моменты вроде этого.