— Деда, а что старик и старуха дальше будут делать?
— За корытом бегать. — Дедушка закрывает книжку и встаёт с дивана.
— Зачем за корытом бегать?
— Потому шо оно сбягить от старухи.
— А старик?
— И старик сбягить.
— Куда сбежит?
— В другу сказку к другой старухе. Для ей золоту рыбку поймаить. Наша сказка хороша, начинай сначала.
— А эта старуха?
— А от старухи злобливой сначала дед уйдёть, а потом и чайник с вутюгом, корытом и другой посудой. — Дедушка снимает пиджак со спинки стула и засовывает руки в рукава.
— А! Федорино горе! Его тоже Пушкин написал?
— Не, Чуковский. Пушкин не вуспел. Вумер.
— Как умер?
— Вот так. — Дедушка достаёт маленькую алюминиевую расчёску из нагрудного кармана пиджака, расчесывает волосы, не глядя в зеркало, потом дует на расчёску и кладёт её обратно в карман. — Узял и вумер! Беги мамке скажи, шо я на собрание. Обедать не буду.
— Мама, дедушка сказал, что Пушкин умер и он обедать не будет!
— Поняла. Пушкин умер и поэтому обедать не будет. — Мама смеётся.
— Нет! Дедушка обедать не будет. А Пушкин умер?
— Ну да. Умер. — Мама набирает в рот воды и выплевывает её на простынь.
— Но ты же говорила, давно, когда я была ещё ребёнком, что он погиб!
— Во-первых, ты и сейчас ребёнок. А во-вторых, умер и погиб — это почти одно и то же. Поймёшь, когда вырастешь. Отнеси бабушке на кухню полотенца.
Во-первых, я уже большая. Мне уже шесть лет. А во-вторых, Пушкин не мог умереть. Папа говорил, что поэты не умирают, они погибают на пике славы. И Пушкин тоже на пике. Он был на войне, и его пронзила пика. Пика Славы. Так я думала, когда была ребёнком. А теперь мама и дедушка говорят, что он умер. Кто-то из них врёт. Как тогда. Когда Людмила Григорьевна сказала, что бога нет. А я сказала об этом бабушке. А бабушка сказала, что бог есть, и он накажет мою воспитательницу за такие слова. Я представила, как он поставит Людмилу Григорьевну в угол. Как она нас ставит. Но он до сих пор не наказал. Наверное, не услышал. Или бога нет? Интересно, а бог слышит мысли?
— Положь полотенца у шкап. — Бабушка лепит пирожки, руки у неё в муке.
— Ба, а Пушкин умер или погиб?
— Вбили ёго! Васька, а ну брысь, скотиняка рыжая! — Бабушка хватает за хвост кота, который пытается залезть в чашку с начинкой из яиц, и выбрасывает за дверь. — Шоб ты сдох, по столам лазить! Унуча, пойди матери скажи, что через полчаса обедать будем.
Убили, значит. Пикой всё-таки. Бедный Пушкин.
— Мам, бабушка сказала, что Пушкина убили и обед через полчаса.
— Поминальный?
— Что?
— Ничего. Неси тарелки на улицу, под навесом обедать будем. В кухне жарко. — Мама выдергивает шнур из розетки и наматывает его вокруг ручки утюга. Потом достаёт из буфета три тарелки и три ложки.
— Не хочу железную. Дедушка говорит, что борщ деревянной ложкой вкуснее, — возвращаю маме одну ложку. — Почему три? А папа?
— Папа на работе.
— Но воскресенье же!
— У него уборка началась, сегодня у нас девичник.
Раньше я думала, что папина уборка, это значит, что у него на работе грязно стало, и он убирается. Но теперь я большая и знаю, что папа убирает хлеб. Он у меня агроном. Главный!
— Ты чего замерла? Бом-м-м-м. — Мама тихонько стукает меня по лбу деревянной ложкой.
«Бом» — это значит, что моя голова полна умных мыслей, а «дзинь», значит, пустая. Я люблю, когда «бом».
— Бабушка, борщ сегодня был очень вкусным!
Мы втроём моем посуду после обеда, прямо там же на столе под навесом. Мама смывает остатки еды в большой эмалированной чашке с горячей водой и передаёт тарелки мне. Я хорошенько полощу их в чашке с холодной водой.
— Морква уродилася сладкая. И буряк молодой, хрустить. Бройлер жирный. Какжешь не будет укусно? — Бабушка вытирает посуду насухо и складывает в аккуратную стопку.
— Ба, а дедушка где начальником работает?
— Хто? Дед? Начальником? С чего ты узяла?
— Ну, он же каждое воскресенье надевает пиджак и идёт на собрание. Значит, начальник!
Мама с бабушкой смеются.
— На тих собраниях, унуча, в карты грають да водку пьють! Началь… — Бабушка не может говорить от смеха.
— Дзинь! — Мама стукает меня легонько ложкой по лбу и тоже смеётся.
Не люблю, когда “дзинь”!
— Крутится, вертится шар голубой,
Крутится вертится над головой…
— О, начальник наш вертается!
Мы сидим с бабушкой на ступеньках хаты и щёлкаем семечки. Дедушка заходит во двор, широко распахнув калитку. На секунду замирает и перестаёт петь. Ударяет ладошкой по карману пиджака, в котором лежит расчёска, потом раскидывает руки, словно хочет нас обнять, и продолжает громко:
— Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть!
— Павлик, ну чё ты орёшь? Калитку закрой и спать иди! Понапиваются, как свиноты!
Дедушка послушно замолкает, закрывает калитку и, пошатываясь, идёт в летнюю кухню. Он всегда там спит после собраний. Завтра попрошу, чтоб он меня песне про кавалера и барышню научил. И чтоб рассказал, что потом кавалер с барышней будут делать.
Бабушка идёт за дедом на кухню и не перестаёт ругаться. Надо сказать ей, чтобы сильно не кричала на дедушку. А то он возьмёт и уйдёт к другой бабушке. В другую сказку…