Д

Диагноз

Время на прочтение: 8 мин.

День шестой. Понедельник  

Вероника поднялась на второй этаж, нашла нужный кабинет, робко постучала. Никто не ответил. Она еще раз посмотрела на дверь — номер девятнадцать, все верно, один и девять. Хорошие цифры, нечетные. Почему-то нечетные ей нравились больше, в них была какая-то заостренная индивидуальность, недоступная для мягкотелых и закругленных четных. А возраст какой замечательный — девятнадцать! Коля уже на втором курсе будет, главное, чтобы вуз с военной кафедрой, хотя они по-любому его ни в какую армию не отпустят, решат как-нибудь этот вопрос. Она поймала себя на слове — «решат», они вместе решат, значит и она тоже. Может, зря она истерила всю неделю? Сейчас все прояснится, и она спокойно будет жить дальше. 

Вероника решительно потянула за ручку — дверь была закрыта. Она подергала еще раз. Да что ж это такое? Издеваются они над ней, что ли? Она изо всех сил заколотила в дверь. Из соседнего кабинета показалось удивленное лицо: — Подождите, пожалуйста, доктор наверно отошел ненадолго. Вероника плюхнулась на диван, сделала несколько глубоких вдохов. Совсем ты, мать, с катушек слетела. Взрослая тетка, а ведешь себя как юная истеричка. Она огляделась. Фикус в кадке, сухой и понурый — какой-то идиот поставил его к батарее. К концу зимы совсем облысеет. Неожиданно для себя она вскочила и с трудом отодвинула тяжелый горшок в сторону — так-то лучше.  

— Уже бегу!  — Вероника вздрогнула. Голос был совсем юный, почти мальчишеский. — Она обернулась. Рыжий вихрастый парень в белом халате радушно улыбался, как будто приглашал на кофе с круассаном во французскую булочную, а не на рентген в барокамеру. — Простите, отлучился на пять минут. Ну, что же вы стоите, проходите, пожалуйста.

Вероника с подозрением разглядывала хозяина кабинета. Веснушки по всему лицу, на щеках — раздражение, явно от неумелого бритья, вон и порез небольшой на шее. Это что, доктор? Ему вообще сколько лет? А если он что-то недоглядит — потом опять все по новой? Тогда она точно сойдет с ума. Она снова взглянула на парня: трогательный такой, старается казаться серьезным. И чем-то на Колю похож — у того тоже волосы вечно в разные стороны торчат — сколько ни расчесывай. 

— Мне… раздеваться? 

Рыжие брови подскочили вверх. 

— Эээ, ну, не совсем. — По выскобленным щекам поползли розовые пятна. — Снимите только бюстгальтер — а блузку оставьте, брюки нужно спустить до колен. Как будете готовы — ложитесь. 

— А результаты сразу?

— Сразу? Нет, ну что вы, вам их завтра на почту пришлют. 

— Завтра? — Вероника застыла с бюстгальтером в руке. — Но… Но я не могу ждать до завтра!

— Ну, раньше никак. — Рыжий развел руками. — Доктор все записи смотрит только вечером. 

— Доктор? А вы кто? 

— Я? — Молодой человек замялся. —  Я ассистент, я кнопки нажимаю. Ложитесь, пожалуйста.

День первый. Среда 

Вероника сидела в машине, переваривая услышанное. Лобовое стекло успело покрыться тонкой корочкой льда, которая никак не хотела таять. Как сказала эта узистка? По внешним признакам киста. И в скобках поставила знак вопроса — гаденький такой, скрюченный: диагноз под вопросом — надо перепроверить. Ладно, разберемся. Подумаешь, киста, сплошь и рядом у каждого первого. Когда же это стекло отпотеет? А, ну его. Вероника нажала на газ: дел куча, пора ехать. Сегодня у нее вечером встреча с клиентом — подобрать сантехнику и плитку для ванной, это может занять много времени, значит, ужин для мальчиков надо приготовить заранее — до отъезда. По дороге домой заскочить за Сашиной курткой в химчистку. Что-то еще было важное, забыла. Зачем она поставила этот знак вопроса? Там же четко видно — киста. А если нет? Про «если» думать не хотелось. Но почему-то думалось. Вероника отгоняла неприятные мысли, но те уворачивались и как докучливые июльские мухи с противным жужжанием слетались обратно. Ерунда какая-то, ничего плохого с ней случиться не может. А если может? Мухи зажужжали сильнее. Отвяжитесь же вы, наконец! У нее все хорошо, ничего не болит, рядовая диспансеризация. Кыш, кыш, кыш! Сегодня среда, завтра ее запишут на томографию, и все прояснится. 

Вероника и не заметила, как оказалась у дома.  Черт, а про куртку-то она и забыла!  Ладно, заберет завтра. Ей еще ботинки лыжные Коле надо купить, у них же завтра физкультура на улице. Когда же она успеет? Может, попросить Сашу? Ох, это будет непросто. Он же не знает, какие у него крепления на лыжах! Ладно, заберет Колю из школы и заедут вместе. Правда, на запланированный вебинар по реставрации она тогда не успеет, но что поделать, посмотрит в записи. 

Вероника поставила тушиться курицу и включила ноутбук. Несколько секунд она смотрела на пустую поисковую строку, потом медленно, буква за буквой, вписала в нее пугающую ее фразу. Занесла палец над кнопкой «найти», быстро стерла запрос и захлопнула крышку.

День второй. Четверг 

Странно, вчера ей так и не позвонили. Ладно, подождет до обеда и потом позвонит сама. Вероника обошла квартиру: грязные тарелки, вывернутая наизнанку пижама на полу, незаправленная постель. Традиционный утренний пейзаж. Мужчины уехали охотиться на мамонта. Женщина осталась дома драить пещеру. Ну почему они вечно разбрасывают свои вещи? Что большой, что малый. А если с ней что-нибудь случится, кто за ними убирать будет? Собирать Колю в школу, стирать, гладить рубашки? А главное — что они будут есть? Колина аллергия, с которой она так долго боролась, расцветет буйным цветом. Саша вообще не в курсе, чем детей кормят. Сколько раз его просила — не покупай ребенку конфеты и булки, только отмахивается — все дети едят, не нагнетай. Вот именно — не нагнетай. Проснувшись, она почти забыла о том знаке вопроса — в утренней суете было не до того. А теперь, когда все ушли, эта закорючка ржавым крючком вылезла снова. Ааа, есть идея! Вероника метнулась к письменному столу, достала из ящика пузырек с белилами, взяла заключение УЗИ и густо замазала знак вопроса. Вот, так-то лучше. Нет вопроса — нет проблемы. 

Так, что у нее сегодня по плану? Обсудить эскиз веранды с томной барышней из Малаховки и хорошо бы сделать, наконец, визуализацию детской для молодоженов из Куркино. Уже третью неделю будущая мама ей голову морочит — с цветом стен определится не может. Ей бы ее проблемы.  

Вот как так бывает? Живет человек, строит планы, рожает детей. И тут бах: осторожно, двери закрываются. А может, взять поварешку и сразу себя по башке бить, как только дурные мысли в голову лезут? Ничего с ней случиться не может. Или может? От чего это вообще зависит? У нее давно было подозрение, что никакой системы оценки нет — хороший ты человек или плохой, убил кого-то корысти ради или списал математику у соседа в четвертом классе. Просто там, наверху, кто-то в однорукого бандита играет. Каждый человек — комбинация вишенок, яблочек и груш на экране. Чья картинка сложится — тому на выход. И неважно, кто ты — Аль Капоне или мать Тереза — будь добр, собирай чемоданы. 

Так, стоп, опять ты за свое. Поменяй картинку. Внуков, там, представь или домик у моря. Спокойная смерть в шезлонге на белом песке, бокал шампанского, выпадающий из дряхлой руки… Лет через тридцать, а лучше сорок. Вот, совсем другое дело! И надо бы заставить себя хоть немного поработать. И сварить суп. Отвезти Колю в бассейн и прослушать, наконец, вебинар по реставрации. У нее как раз час будет, пока Коля на тренировке. И что-то, что-то еще. Господи, она опять забыла про Сашину куртку!

День третий. Пятница  

Уфф, наконец, позвонили. Час «икс» в понедельник. Еще три дня неведения. Ей придется вставать утром с постели, двигаться, общаться, улыбаться как ни в чем не бывало. И Саша наверняка потянет всех на каток. Что она ему скажет, если вдруг? «Нам нужно поговорить?» или так: «Мне нужно сказать тебе что-то важное». Ох, такое только в плохом фильме услышать можно. Она представила выражение лица мужа: брови приподнимаются, взгляд застывает — то ли тоска, то ли тревога, и в это время обязательно звонит телефон. Он с облегчением бросается к трубке — какая-никакая, но отсрочка. Ну что же. Нормальная мужская реакция. Тогда, может, лучше так: «Прости, я вас очень подвела» или «Сегодня наша жизнь изменилась и никогда уже не будет прежней». О нет, лучше уж плохой фильм, чем дешевый водевиль.  

А что он скажет ей в ответ? «Мы справимся вместе»? «Мы тебя обязательно вылечим»?  «Не беспокойся, я все устрою»? А если нет? Если ей придется все снова делать самой? Тогда она точно не сдюжит. Ладно, опять она бежит впереди паровоза, может, ничего говорить и не придется. Надо дождаться понедельника. Все будет хорошо. Скажет потом как-нибудь, поговорить все равно придется. Давно пора.  

Они не готовы, совсем ни к чему не готовы. Живут на широкую ногу, тратят все, что зарабатывают. Как будто им по двадцать, и вся жизнь впереди. Рестораны, путешествия, частная школа, дачу летом купили — Саша о ней так долго мечтал. Все запасы опустошили, и никакой тебе волшебной тумбочки — если что вдруг. А вкладывать в нее еще сколько — страшно представить! Вероника улыбнулась, подумав о муже: все-таки он у нее чудесный. Веселый, щедрый, надежный. Вот только эти его купеческие замашки ей совсем не по душе. Лучше бы с сыном в театр хоть раз сходил, чем покупать ему бесчисленные лего. Ладно, дачу как раз продать можно будет, если что. Денег-то может понадобиться уйма.

День четвертый. Суббота 

Телефон призывно пискнул, потом еще раз и еще. Вероника нехотя потянулась к экрану: в группе «Девчонки» одиннадцать уведомлений. Первое же сообщение — от Светки — выбило ее из колеи. «Никусик — тебе шампусик?». И следом второе — «А Маришке винишка?» «А мне что-нибудь покрепче — и можно без рифмы!» — это уже от Антонины, и еще одно от нее же: «Я свой фирменный “наполеон” испеку, чего еще принести?» О чем это они? Вероника застыла с телефоном в руке. Черт. Какое сегодня число? Она совсем забыла! У них же завтра встреча — Татьянин день, Светка всех в гости еще месяц назад зазвала. О нет! Это выше ее сил. С ними номер «у меня все хорошо — просто устала» не пройдет — сразу раскусят. А еще наверняка петь заставят — у них без гитары ни одна встреча не проходит. Вот только песен ей сейчас не хватало.   

А может, все рассказать? — мелькнула шальная мысль. Вон, Светке в прошлом году операцию делали, она ей в больницу бульоны возила с паровыми котлетами. У Светки тоже что-то плохое подозревали — они ее дружно убеждали, что это не так. И ведь правы же оказались! Живет и радуется. Светка тогда всю душу ей вымотала своими вопросами — «ведь не может, не может со мной ничего случиться? Я же хорошая, правда?» Правда. И она тоже хорошая. А еще умная, красивая и отличный дизайнер. Ага, и верная супруга, и добродетельная мать. А толку? 

А может, все-таки поехать? Ну да, и превратить веселый девичник в заупокойную мессу. Будут сочувствовать, уверять, что все хорошо. Она поежилась — нет, точно не ее вариант. Не хочет она никаких уверений. И жалости никакой тоже не хочет. Чего жалеть-то заранее — только негативные сущности множить. Вероника представила, как темным лучом улетают в космос ее страхи. Потом мысленно перенесла картинку на бумагу, смяла, подожгла и развеяла пепел по воображаемому ветру. Так-то лучше. Еще успеют пожалеть, если что. А сейчас она залезет под одеяло и будет читать. Или смотреть какой-нибудь тупой сериал. И скажет Саше самому смотаться за курткой. Потому что ей страшно и не хочется никуда ехать. Только что же им написать? Надо причину какую-то убедительную придумать. 

Вероника включила экран смартфона. Ничего она придумывать не будет. «Девчонки, вы меня, конечно, убьете, но я не смогу. Сорри(((». Она вдохнула поглубже и поднесла палец к кнопке «отправить». Потом немного подумала и добавила: «может, перенесем?»

День пятый. Воскресенье

Почему здесь так холодно? И что за ужасный звук? Надо заставить себя встать и прикрыть окно — с ночи осталась щель. Бррр, как захлебывается ветер, скребется в стекло. Почему она не пошла с Сашей и Колей в кино? Хоть бы развеялась немного. А теперь лежит тут одна и подвывает в унисон ветру. Надо взять себя в руки, встать и приготовить ужин. Может, это их последний беззаботный день. 

Тело ватное, чужое, будто впечатанное в диван. Как она ни старалась — эта закорючка оказалась сильнее. Никакая замазка ей нипочем. Застряла в голове намертво. Что же с ними будет — с ее любимыми мальчиками? Она мысленно прижала к себе вихрастую голову сына. Поздний, любимый, порвет за него любого. Кто будет слушать его бесконечные рассказы про компьютерные игры? Гладить спинку и петь про золотой город? Радоваться его победам и утешать из-за неразделенной любви? Замкнется, уйдет в себя, завязнет в виртуальной реальности. А Саша, ее чудесный Саша, как же ему будет тяжело. Он же и сам — большой ребенок. Его тоже нужно гладить по спинке и класть по утрам обед в сумку — иначе забудет. Надо составить ему список рецептов — чем Колю на завтрак кормить, он же, кроме яичницы, ничего делать не умеет. Ну что же, придется освоить, невелика наука — кашу сварить или сырники нажарить, как-нибудь одолеет. 

А если договориться? Что там обычно обещают в обмен на здоровье? Вероника задумалась. Бросить пить, курить, есть гамбургеры и картошку фри? Ничего такого она и не делает. За здоровьем следит, никому не завидует, ни на кого не обижается. А может, наоборот? Может, как раз ей надо что-то сделать? Вероника сделала глубокий вдох, закрыла глаза и попыталась увидеть себя со стороны. Она разглядела старый стул, с которого она сдирает наждачкой краску, почуяла опьяняющий запах свежей стружки и выгоревшего воска. Рядом стоит Борис Моисеевич и одобрительно хмыкает в седые усы. Старый мастер доволен ее работой. Она еще осенью обещала ему приехать — уж который год он ее в подмастерья зовет, а она никак время найти не может. Завтра она ему обязательно позвонит, а лучше сразу заедет. А то так до старости откладывать и будет. 

Кажется, в коридоре хлопнула дверь. Мальчики вернулись. Ой, а она даже ужин не приготовила. Ну и ладно — закажут что-нибудь готовое. 

День седьмой. Вторник