Уезжать было жалко. Старую жизнь приходилось отрывать с кровью, сердце ныло, и Кате, несмотря на ее решимость, поминутно хотелось рыдать. Она бегала на пятый этаж и обратно, руководила грузчиками, укладывала последние вещи, расплачивалась. Тюки, мешки, перевязанная мебель жалко копились на тротуаре. Кате казалось, что сама она тоже превратилась в кучку кем-то забытых, ненужных вещей. Газель постепенно заполнялась, квартира пустела. Наконец, Катя дала последние указания водителю, усадила Ванечку в детское кресло, а Василису плотно пристегнула, села за руль и нажала на газ.
Им предстояло ехать пять часов в небольшой поселок в соседней области, где Катя недавно купила дом. С покупкой ей помогла женщина по имени Людмила, православная, домовитая, всегда с улыбкой, они почти подружились. Людмила, которая и сама недавно переселилась в тот поселок, вошла в Катино положение (в жизни у Кати произошло два важных события: она развелась и обратилась к вере) и подыскала недорогой дом со всеми удобствами. Дом на окраине, за ним — лес, вид из окна сказочный. Вокруг — заросший участок, растут малина, смородина, крыжовник, угадываются грядки. Всем этим Катя планировала заняться следующей весной, а пока — пойти работать в сельскую школу или давать уроки английского по скайпу — вместо офиса, куда после второго декрета она решила не выходить.
Катя любила длинные переезды. Она вырулила за МКАД и любовалась унылыми осенними полями и перелесками. Низкое небо нависало над прозрачными кронами деревьев. Катя вспоминала последний разговор с Людмилой. Та неожиданно заговорила о слухах, связанных с домом: мол, чтоб Катя не верила, это все ерунда, особенно для православного человека, а потом посоветовала освятить дом, «если что». Катя хотела уточнить, что именно «если что», но забыла.
Ванечка капризничал, потом уснул. Василиса примолкла и смотрела в окно. При подъезде к поселку дорога нырнула в небольшую впадину, и пейзаж как будто изменился, стал еще более унылым и вечным, что ли — Катя не могла подобрать слова, но сердце ее всегда екало за этим поворотом от сладкой и щемящей тоски. Поле загибалось и уходило куда-то в бесконечность — Катя ехала и ехала, хотя было уже совсем близко. Чтобы подъехать к дому, надо пересечь поселок, и для Кати этот последний участок пути казался самым длинным — почему-то она всегда в этот момент думала, что заблудилась, никогда не верила, что сейчас увидит свой (свой!) домик с наличниками и слегка облупившейся голубой краской.
Приехали, дождались машины с вещами, разобрали кое-как. Улыбающаяся Людмила пришла поздравить с новосельем и помочь. Две большие комнаты были завалены тюками и коробками. Полный бардак. Здравствуй, новая жизнь! Людмила принесла чай — собственноручно собранный травяной сбор, очень полезный. Дети заснули, Людмила сказала, что на днях может показать храм, куда сама ходит и где отличный батюшка. Катя обрадовалась и согласилась. Людмила ушла, а Катя заснула практически на тюках.
Катя думала, что быстро избавится от беспорядка, но не могла собраться. Простые дела отнимали все силы. Василису устроила в сельскую школу — в классе всего пять человек, класс! Ванечка был пока при Кате, хотя в соседнем поселке был садик, и Катя все планировала туда наведаться, познакомиться. Съездили в храм, батюшка и правда оказался очень добрым, спросил, чем собирается Катя заниматься, очень поддержал идею с английским в сельской школе. Катя много гуляла и каждый раз поражалась тоске, разлитой в пейзаже вокруг поселка. Овальное поле словно плакало и зазывало куда-то, в какое-то страшное место, куда при этом непременно надо попасть.
Примерно через неделю после переезда Кате приснилось, что в комнате пожар, а она мечется, пытаясь спасти детей. Огонь как будто рад беспорядку, сжирает на своем пути не успевшие спрятаться вещи, одну за другой, дымит, заполняет пространство. Кате уже нечем дышать, она бежит от огня, а потом мечется и возвращается обратно — огонь отступает, заманивая Катю, и только она пытается броситься к спящей Василисе, нападает снова хитрым драконом. По стенам мечутся тени, они внезапно оживают, мерзкие, липкие скользкие, шипят и шепчут что-то — Катя не понимает, что, но ей бесконечно страшно и жутко, она бросается то к двери, то к окну, но видит, что они заколочены.
Катя проснулась и зажгла свет: на стене отразились причудливые узоры — отражение разбросанных вещей. И не такое приснится в нашем бардаке — усмехнулась про себя Катя. Надо срочно все разобрать, а то с ума можно сойти от беспорядка. Катя уже не заснула, все думала, вспоминала бывшего мужа и свои несбывшиеся надежды, пыталась молиться и так пролежала до позднего осеннего рассвета. Потом школа Василисы, Ванечка, зашла Людмила — улыбалась, болтала, — до уборки дело не дошло.
Прошел месяц. Один раз Катя сидела и читала методики английского, был вечер. Ей уже даже уютно было среди неубранных вещей. Она зажгла свечку. По стенам заплясали тени, Катя любовалась их игрой, а потом вздрогнула: ей показалось, что одна тень пляшет как-то совсем независимо, как будто живет своей жизнью, а потом у нее проступают глаза и она подмигивает Кате, мерзко ухмыляясь. Катя прошептала: Господи, помилуй! — и дунула на свечку. Все исчезло. Катя подошла к спящей Василисе, легла рядом и обняла ее, сонную и теплую, успокоилась и уснула.
На следующий день Катя отправила Василису в школу, посадила Ванечку в коляску и пошла в гости к Людмиле. Та улыбалась, как обычно, пригласила в дом, налила чаю, того, травяного. После светских любезностей Катя быстро перешла к делу и спросила про слухи, связанные с домом. И вообще: как это предыдущие хозяева сделали такой прекрасный ремонт, но так и не переехали, почему решили продать? Людмила немного смутилась, замялась… Катя настаивала: «Так что же случилось?» Людмила продолжала улыбаться, будто улыбка приросла к ее лицу, уже не так приветливо, как-то механически и криво, не улыбка, а ухмылка, где она ее видела? В том кошмаре, вздрогнула Катя. Людмила темнела, растворялась, ухмыляясь все более мерзко, и вот уже не Людмила смотрела на Катю, а темное существо, похожее на тень — Кате было страшно смотреть, но она застыла от ужаса и не могла отвести взгляда. Ничего не случилос-с-сь, услышала Катя шепот, — приезж-жайте, живите, особенно с деточками… Деточек мы приголубим, деточки уже наш-ш-ши… Стены комнаты потемнели, Катя краем глаза видела оборванные обои и грязь по углам, чувствовала запах нежилого места. Света не было, окна были закрыты — заколочены. Катя из последних сил подняла руку, перекрестилась и словно очнулась, встряхнула головой и увидела обычную, слегка строгую Людмилу, которая разглагольствовала, что Кате непременно надо пригласить батюшку и освятить дом, раз уж есть какие-то сомнения. Катя кивнула и выбежала.
Участок Людмилы был в самом начале поселка, и Катя шла по прямой дороге к себе, толкая коляску с Ванечкой по топким лужам и объезжая то одну, то другую. Тут Катя увидела, что вроде она поворачивает все время вправо, и даже не потому, что объезжает лужи, а потому, что дорога направо поворачивает. Это было странно. Катя пошла быстрее: скоро же пора ехать за Василисой. Она все никак не могла привыкнуть к домам, какой за каким идет, знала только, что ее — последний. По ее ощущениям она шла уже минут пятнадцать, хотя путь к Людмиле занял всего пять. Катя решила вернуться обратно, хотя зачем обратно, она же не могла свернуть не туда, дорога прямая. Катя остановилась передохнуть, дала Ванечке бутылочку. Подняла голову — так вот же он, дом! Она стояла прямо перед ним. Да, надо позвать батюшку. Только надо убраться сначала, а то стыдно.
Катя съездила за Василисой, накормила детей, села за английский. Подошел вечер, все отправились спать. Кате опять приснился кошмар.
Ей снилось, что она в доме, но дом заколочен и заброшен. Она мечется по комнатам в поисках выхода, но его нет: дверь наглухо забита. Катя бросается в комнату, надеясь выбраться через окно, к окну, и видит дыру в полу: доски прогнили и провалились. Катя чувствует запах гнили, как будто прогнили не доски, а что-то другое, неприятное. Из подпола слышится детский плач, Катя холодеет, подходит ближе и заглядывает в подпол: там темно и страшно, доски влажные и скользкие. В темноте она угадывает силуэт Ванечки, он хнычет, сидя среди отвратительной грязи. Рядом с ним лежит Василиса, ее лицо сияет как под лучом прожектора, бледное и спокойное. Василиса спит, — догадывается Катя. Она наклоняется и говорит тихонько, чтобы не разбудить Василису: Ванечка, не плачь! Ванечка поднимает голову, Катя не видит его лица, но понимает, что он успокоился, больше не плачет. Катя думает, как спасти детей, но ничего не приходит в голову. Ванечка, окончательно развеселившись, начинает ползать, поднимает какую-то гадость и начинает играть. Брось бяку, — шепчет Катя, — господи, что за мерзость, не дай бог, сейчас в рот потянет. Ванечка продолжает резвиться, неожиданно ползет к сестре, забирается на нее. Не надо, разбудишь! — пытается сказать Катя, но видит, что Ванечка, смутно различимый, наклоняется над шеей Василисы и впивается в нее зубами.
Катя проснулась в холодном поту. Не вполне понимая, что делает, она оделась, вышла из дому и села в машину. К батюшке! Надо срочно пригласить его освятить дом.
В храме горели свечи, приветливо смотрели лики с икон, и Катя почувствовала умиротворение. Дождалась окончания службы, подошла к кресту, поздоровалась и объяснила свою просьбу. Батюшка, конечно, согласился. «Сегодня?» — спросила Катя. «Нет, милая, сегодня не получится, ведь это не срочно?» — Батюшка смотрел ласково. «Срочно! — кричал кто-то внутри Кати, — это очень, очень срочно!» Но Катя ответила: «Конечно, нет» и записала батюшкин телефон, он велел звонить завтра.
Катя вышла из храма и вспомнила: дети-то одни! Она же даже не предупредила Василису. Ничего, подумала она, Василиса уже большая, девять лет, справится, не испугается. Катя хотела побыстрее добраться до дома, обнять детей. Теперь все будет хорошо, у нее есть телефон батюшки, если что, она может позвонить ему прямо сегодня, он не откажет. Катя рулила по осенней разбитой дороге, было довольно холодно, стоял туман. Катя почти не видела, что впереди, ехала по памяти. Она притормозила перед большой лужей, объехала — но на повороте машина дернулась и заглохла. Катя газовала снова и снова — ничего. Что же делать? Безлюдно, никто не остановится, не поможет. Катя выбежала из машины и осмотрелась. Кажется, она уже недалеко. Бог с ней, с машиной, потом. Сейчас главное — добраться до дома.
Катя побежала. Туман. Катя старалась изо всех сил, но в какой-то момент ей показалось, что она бежит на месте. Сил не было, Катя тяжело дышала, перешла на шаг. Вдруг из тумана показался дом Людмилы. Бред закончился. Наконец-то она в поселке! Катя от радости опять рванула бегом. Почему эта дорога такая длинная? Она бежала и бежала. Может, она заблудилась, это не ее поселок? Катя отгоняла эти мысли. Наконец впереди замаячила голубая стена. Это ее дом, та самая слегка облупившаяся краска. Катя радостно вздохнула и дернула калитку, но калитка не поддалась. Катя подняла глаза на крыльцо: дом не подавал признаков жизни. И окна, и дверь были наглухо, безнадежно заколочены досками.