В депрессии мне часто снилась тяжелая старинная дверь. Я знала: по ту ее сторону были люди, они прильнули к двери, пытаясь меня услышать. Я силилась до них докричаться.
В тот день я проснулась, как обычно, в семь утра. Пошла курить к окну. Снова солнце, как же это достало. Сейчас идти гулять с собакой. Солнце будет слепить и безжалостно проявлять меня: грязные волосы, убитое лицо, футболка, в которой я и спала. А может быть, просветит рентгеном и покажет людям, как мне хочется пнуть каждого прохожего за то, что ему лучше, чем мне.
Когда-то солнце грело и радовало меня, до того как я сломалась. Я видела «сломалась» не как метафору — мне казалось, что моя психика, ранее работавшая исправно, как у других людей, производившая чувства, интерес, смыслы, стала вести себя как взбесившаяся машина: выдавала только ужас и боль. Любая мысль чернела и съеживалась в адском пламени. Красное пятнышко на носу? Окей, гугл — это ангиома, которая приведёт к ринофиме, когда нос становится красным и мясистым, как на картине флорентийского живописца. Наступит день, когда внешне я стану такой же безобразной, как внутри. И тогда мне точно придется убить себя.
Тот день собирался пройти так же, как и все предыдущие — «Шерлока Холмса» теперь сменил Джек Лондон: я усердно читала его собрание сочинений с начала до конца, рассказ за рассказом. Во-первых, направленные усилия мозга притупляли душевную боль, а во-вторых, мне хотелось наполнить голову чужим связным текстом, вытеснить мои больные мысли. В-третьих, книга — такой собеседник, который не спросит, как дела, и не скажет: «Соберись, тряпка», если только это не книга «Как перестать ныть и начать работать».
Я отложила «Северные рассказы» и собралась выйти за «Юбилейным», чтобы, едва расплатившись, тут же разорвать упаковку и жадно, всухомятку, съесть печенье одно за другим, когда позвонил директор фирмы, в которой я когда-то работала. Он спросил, не соглашусь ли я взять небольшой заказ.
— У меня сломался компьютер, — ответила я.
Директор помолчал немного, соображая.
— Приезжайте в офис, поработаете здесь. Мы только что переехали, я пришлю адрес.
Я не хотела встречаться с людьми, потому что видела в глазах знакомых, что совсем раскисла; потому что слышала от друзей, что у нас потерялся контакт и это их злит, и что-то подбадривающее про дверь: «Не одна откроется, так другая, не дверь, так окно, не окно, так форточка».
Я приехала по указанному адресу, ожидая увидеть своих бывших коллег. Но директор был один, в окружении коробок, бесконечных стопок с фильмами на DVD (продукция компании) и полуподключенной аппаратуры.
— Куда можно сесть? — спросила я.
— Садитесь куда угодно. Я, вообще говоря, один тут остался. — И, помолчав: — Есть пара на удалёнке…
Неожиданно при виде Владимира я почувствовала что-то, отдалённо похожее на радость — я уже забыла, что это такое.
Когда-то я его терпеть не могла. Он держался грубовато и будто весь состоял из нервов: всё бегал туда-сюда и кричал на коллег, особенно доставалось отделу продаж. Мне, редактору, не хватало тишины, и наушники не спасали. Причём сразу было видно, что управленец из него не очень. Однажды летом двое его сотрудников отправились по грибы, о чем, извиняясь, доложили по телефону Владимиру.
«Какие, блядь, грибы?!» — Вопль директора прокатился по всем этажам.
Грибы были, видимо, чем-то вроде забастовки, потому что зарплату он им давно не платил. Он всё пытался понять, почему у компании нет денег, винил подчиненных, которые плохо работают, и не хотел видеть главного: люди больше не покупают фильмы на DVD, они скачивают их из интернета.
Я выбрала место за одним из компьютеров, Владимир подключил его. Работалось мне плохо: я никак не могла написать первое предложение текста.
Вскоре Владимир позвал меня на улицу покурить. Он был высокий, худой, нервный, переживший серьезную операцию то ли на сердце, то ли на лёгких; он был молод, но почти совсем седой.
Я почувствовала, что ему совсем не с кем поговорить. Мы стояли у входа в здание под палящим солнцем, курили, и он рассказывал о том, что дела у фирмы идут совсем плохо, что магазины возвращают товар, что перед женой стыдно: она у него работала на престижной работе до того, как заболела. А дочку надо собирать в первый класс. «Вообще-то, я уже ищу другую работу, но как Сергея подвести? — говорил он о владельце компании, с которым его связывало много лет и службы, и дружбы. — Вот как вы думаете?»
Я слушала Владимира и чувствовала, как у меня теплеет в груди. Может быть, потому, что этот вспыльчивый, добрый, незадачливый человек чем-то был мне близок. А может быть, я на какие-то минуты почувствовала себя нужной. Ему просто необходимо было, чтобы его кто-то выслушал. Я думала, что полностью потеряла себя в депрессии, но нет, что-то осталось. Я по-прежнему умела слушать. Пусть через дверь.