Первое утро нового года началось с бесшумного секса под одеялом: боялись разбудить детей, спавших на соседних кроватях. Мы гостили в частном доме у моего брата в Казани. После серого Питера с его тяжелым небом было радостно смотреть, как яркое солнце освещает комнату. Как хорошо, что я предложила отметить Новый год в Казани, у меня совсем не было настроения готовить семейный праздник, и муж, несмотря на его прохладные чувства к моим родственникам, неожиданно согласился.
— Пошли прогуляемся по лесу, пока весь дом спит, — предложил муж.
Это было самое приятное, что он сказал мне за последние два месяца. Муж стал замкнут, неразговорчив, что-то скрывал от меня. То смотрел на меня с раскаянием и просил приласкать его, жаловался, что ему очень плохо, одиноко, то вдруг кричал на меня, сыпал нелепыми обвинениями, говорил, что я постоянно нарушаю его границы. Один раз не ночевал дома, сказал, что провожает своих друзей по творческо-терапевтической группе в аэропорт. На два дня уезжал в Москву с теми же друзьями на тренинг. Приехал оттуда сам не свой. Купил там огромную репродукцию «Поцелуя» Климта. Я уже начала подозревать, что он влюбился в другую женщину и завел с ней роман.
В моей жизни до замужества тоже был роман с женатым мужчиной. За три года он не сказал про жену ничего плохого. Я слышала их разговоры по телефону: он рассказывал ей, что он делал, что купил, когда приедет. Он него у меня остались три фразы: «жена — это хлеб, а любовница — пирожное, каждый день пирожное есть не будешь», «от частого употребления член не смыливается и жене достанется в таком же виде», «мужчина — существо полигамное».
Я никак не понимала, откуда у моего мужа такие неожиданные вспышки ненависти ко мне. Когда-то полтора года назад, когда у мужа еще только начинался этот тренинг личностного роста, он меня неожиданно спросил: «А ты не боишься, что мы с тобой разведемся?» Тогда я не поверила. Мне казалось, что моя жизнь — самая стабильная вещь на свете: муж зарабатывает деньги, я веду хозяйство и воспитываю детей. Мы строим дачу и сажаем сад. Теперь же я вообще не понимала, что происходит. У меня пропал аппетит, я похудела, меня стала мучить бессонница.
Сосновый лес находился через дорогу от дома. Мы шли по узкой, протопанной в глубоком снегу дорожке. Отраженное от белейшего снега солнце слепило глаза. Наконец мы дошли до широкой расчищенной дороги и пошли рядом. Было очень тихо. Я посмотрела на лицо мужа и увидела, что он улыбается. Впервые за долгое время мне стало спокойно, и я улыбнулась ему в ответ. Вдруг муж остановился и показал мне на деревья.
— Посмотри на эти сосны, — сказал муж. — Видишь: одна высокая и прямая, а рядом с ней хилая, недоразвитая какая-то сосенка. Ей явно не хватает солнца, соседняя сосна ее загораживает, мешает расти. Вот это мы с тобой. Ты зачахла в моей тени. Тебе надо выйти на солнце, отлепиться от меня, начать жить своей жизнью.
Я почувствовала, как будто почва уходит из-под моих ног.
— Посмотри на себя. Ты четырнадцать лет сидишь дома, не работаешь. У тебя нет никаких интересов, нет друзей. Как ты одеваешься, ты не женственна! Ты не выросла во взрослую женщину. Я понимаю, что несу ответственность за тебя. И я вижу, что ты меня любишь. Но понимаешь, я встретил женщину…
— Ты влюбился в нее?
— Нет. — Муж замялся и отвел глаза. — Да… я влюбился, — наконец с облегчением выдохнул муж и счастливо улыбнулся. — Ты не представляешь, какая это женщина! Когда она идет, все кобели увязываются за ней, а встречные мужики улыбаются и смотрят ей вслед, и они бы тоже пошли, если бы меня не видели с ней рядом. И дело не в том, что она очень красива и сексуальна. Вовсе нет. Она просто очень женственна. Я никогда не думал, что меня сможет полюбить такая женщина.
У меня не было больше сил это слушать, и я упала лицом в глубокий снег. Я не плакала, нет. Я уже давно не плачу, с детства, когда поняла, что слезами горю не поможешь, никто не придет утешать маленькую Лильку, наоборот, над ней же еще и посмеются или раздраженно скажут, что сама во всем виновата. До меня дошло, что муж сегодня улыбался не мне.
— Лиля, с тобой все в порядке? — сказал муж и перевернул меня.
Мне не хотелось смотреть на его глупосчастливое, безмятежное лицо, и я стала смотреть на синее прозрачное небо. Ничто не нарушало его покой: оно было высоко, холодно и абсолютно пусто.
— Ну все, хватит лежать — замерзнешь, — произнес муж и потянул меня за руки. — Ты знаешь, я хочу тебя с ней познакомить. И ты сама увидишь, какая это женщина.
— Зачем мне с ней знакомиться?! Я не понимаю, зачем я вам нужна?!
— Я не могу тебя бросить, да и она не согласится разрушать семью. От нее самой когда-то ушел муж и оставил ее с двумя детьми. Сейчас дети уже выросли, дочь вышла замуж, а сын в армии сейчас.
— Где ты с ней познакомился?
— На тренинге по развитию творческого потенциала.
Изначально этот тренинг был предложен мне нашим другом, но мне моя жизнь нравилась, мне ничего не хотелось в ней менять, да еще ходить куда и писать утренние страницы. Тогда муж захотел поучиться сам, несмотря на то, что много работал и занимался танцами. Это я могла бы с ней познакомиться первая и не допустить ее знакомство с мужем!
— Пойми, мы любим друг друга, и ничего уже с этим поделать нельзя. И я решил создать семью из нас троих! Вот увидишь, она тебе понравится, ты сразу в нее влюбишься. В нее невозможно не влюбиться.
— А дети? Ты о детях подумал?
— С нашими детьми все будет в порядке. Ира — детский психолог, она быстро найдет с ними общий язык. Еще Ира ведет тренинг женственности в своем Тольятти. Она поможет тебе, вырастит из тебя настоящую взрослую женщину, и тогда ты сама захочешь уйти от нас в свободное плавание. Доверься мне, я знаю путь, он очень непростой, но пройти по нему возможно.
Эти слова про выращивание из меня настоящей женщины я уже слышала когда-то очень давно от своего женатого мужчины. Тогда мне сказали, процесс успешно завершен. Оказалось, что нет: жизнь мне предлагает еще один курс, правда, очень дорогой. Но меня не бросят. По крайней мере, меня не бросят вот прямо здесь и сейчас. Господи, все что угодно, только не оставляйте меня. У меня появилась трепетная надежда, что это еще не конец.
— Поехали в Тольятти прямо сейчас, я нашел машину на бла-бла каре. Дорога займет часов пять. Ира согласилась и нас ждет.
— Она согласилась жить с нами, войти в нашу семью и переехать в Питер?
— Да, если у нас все получится в Тольятти.
— А что должно получиться?
— Вы должны понравиться друг другу.
— В каком плане?
— Нас объединит сексом втроем. Ты мне рассказывала, что у тебя был небольшой роман с твоей подругой в юности. Тебе нравятся женщины? Почему бы нам не попробовать?
Я опустила глаза и замолчала. Из этого мимолетного романа ничего не получилось. На четвертом курсе я полюбила зрелого женатого мужчину и отдала ему все, что у меня было. И там, где-то между нашими разлучками, у меня и произошел роман с подругой. Она сама стала за мной ухаживать. Сама бы я никогда не посмела. Я не любила ее и вскоре бросила, вернулась к своему женатому. Три года горя и радости, слез и любви, разлук и свиданий. Наконец, я познакомилась со своим будущим мужем и вышла за него замуж. По расчету. Потом, уже через полгода, я его полюбила. Я любила своего мужа. Это не было романтической любовью. Это было глубокое чувство привязанности. Прожив с человеком семнадцать лет, воспринимаешь его как неотъемлемую часть самой себя.
Во мне все перемешалось. Никогда не было у меня столько противоречивых чувств и желаний. Я не понимала, что со мной происходит и как мне надо поступить. Мне хотелось спросить у кого-нибудь совета. Но поделиться таким было совершенно не с кем: и я, накрываемая страхом и унижением, согласилась.
Дорога до Тольятти занимала пять часов. Мы проезжали мимо пустынных полей, покрытых снегом, мимо каких-то забегаловок с едой, мимо припаркованных фур. Вскоре мы доехали до Камы, переехали через мост и поехали дальше. Все по-прежнему было голо и уныло. Все дорогу муж переписывался с Ирой по телефону и сообщал мне, что она жутко волнуется, но доверяет ему полностью. По дороге мы остановились у одной забегаловки. Муж купил себе шаурму и с аппетитом ее съел. Меня же воротило от запаха еды, и я выпила только горячий чай. Уже ближе к вечеру, все истерзанные и обессиленные дорогой, мы въехали в город. Нас высадили, и мы пошли к дому. Ноги меня плохо слушались, а в животе кто-то перекручивал мои внутренности. Муж набрал номер квартиры в домофон. Никто не отвечал. Может, Ира решила нам не открывать? Муж позвонил по телефону, оказалось, что домофон сломался и Ира сейчас спустится.
Дверь открылась. Нас встретила Ира. Это была невысокого роста полноватая женщина с приятным открытым лицом. На плечах у нее была накинута светлая павлопосадская шаль с бахромой. Она улыбалась и куталась в шаль от холода. Когда мы вошли в лифт, я ее смогла рассмотреть ближе. Это не была роковая жгучая красотка. Она не выглядела наглой или бесстыжей. Она смотрела на меня своими большими прекрасными голубыми глазами смело, но без всякого вызова, скорее, с любопытством.
— А ты, оказывается, маленькая, — с удивлением отметила она.
— Мы одинакового роста, — возразила я.
— Тебе нравятся миниатюрные женщины? — спросила Ира моего мужа. — Я думаю, что между нами много общего.
Муж блаженно улыбался. Мы зашли в квартиру. В полумраке пахло какими-то пряностями, всюду горели свечи и играла медитативная музыка.
— Проходите, гости дорогие, и садитесь за стол, буду вас кормить. — Приятный голос Иры звучал успокаивающе.
Мы сели за стол. Я сидела напротив Иры и не могла оторвать от нее глаз. Все, что она делала, как выглядела, как говорила, было красиво. Мы выпили по бокалу красного вина за знакомство. Приятное тепло стало разливаться по всему телу. Я чуть-чуть поклевала салат, а муж съел большую порцию, потом еще мясо с картошкой. Он все ел и нахваливал.
— Ешь, любимый, ешь, мой дорогой. Это ничего, что я его так называю? — спросила меня Ира. — Я люблю смотреть, как он ест.
Я смотрела на мужа и не узнавала его, он совершенно преобразился. Куда-то ушло его высокомерие и самолюбование, которое обычно сквозило в его разговорах. Голос стал ниже и глубже, шутки стали остроумны, все, о чем он говорил было интересно. Разговор за столом шел так, как будто мы старые друзья, давно не виделись и вот наконец встретились и с удовольствием рассказываем друг другу свою жизнь. Ира спросила меня:
— Что ты любишь делать?
— Люблю петь романсы и песни о любви.
— Вот как, я тоже! Давай споем что-нибудь вместе. Знаешь песню Герман «Город влюбленных»?
Ира тихонько запела. Голос у нее оказался очень красивым, даже проникновенным:
Есть на далекой планете
Город влюбленных людей.
Звезды для них по-особому светят,
Небо для них голубей…
Я подхватила припев:
Посидим, помолчим,
Все само пройдет,
И растает гнев, и печаль уйдет.
Посидим, помолчим.
Не нужны слова.
Виноваты мы, а любовь права.
Мы пели и смотрели друг на друга. Ее глаза зацепили меня и не отпускали. Наши голоса удивительно подходили друг к другу, сливаясь в один. Я увлеклась настолько, что и забыла, где я нахожусь. Мы просто пели, и нам было хорошо. Песня ли, голос ли Иры, ее ли глаза, ее ли улыбка, ее ли плавные движение и речь, а может, аромат, разливавшийся по всей квартире от свечей, а может, бокал вина, выпитый на голодный желудок, а может, бессонница последних месяцев, тревога и усталость, — все это подхватило меня горячей волной и понесло. Не знаю, как так получилось, действительно ли, как говорил муж, Ира волшебница, но в этот момент я почувствовала к ней физическое притяжение.
— Нам надо выучить репертуар и давать концерты, а ты, дорогой, будешь нашим организатором и звукорежиссером. Это будет наш семейный подряд, — со смехом сказала Ира.
Ее слова о нашей будущей семье звучали так, как будто она уже все решила для себя о нас троих. Мне захотелось снять все границы, все барьеры, все преграды и довериться этой любви, в которой я ничего, как оказалось, до этого момента не понимала.
— А сейчас я предлагаю для того, чтобы нам больше сблизиться, сделать друг другу массаж. Я приглашаю вас в мою келью, это очень интимное место, и я туда редко кого пускаю.
Мы пошли в ее спальню. Посреди нее стояла двуспальная кровать. Ира зажгла три свечи, при свете которых мы начали неловко раздеваться.
— Давай сначала сделаем массаж нашему любимому мужчине, — предложила Ира.
Она налила массажное масло в ладони мне и себе и начала массировать. Муж истомно покрякивал. Потом очередь дошла до меня. Руки Иры были крепкими и без всякого стеснения массировали мое парализованное, скрюченное тело. Было больно и приятно. В конце массажа она поцеловала меня в ушко. Мы засмеялись. Настала очередь Иры. На ней были красивые кружевные трусики, и мне стало стыдно за свои старые линялые трусы. Я массировала спину, а муж — ноги. Хотя Ира была полновата, тело ее было очень упруго. Кожа гладкая и ровная, без изъянов. Когда я массировала ее ладони, она на короткое мгновение сжала мои пальцы. Я наклонилась и поцеловала ее в губы, ее губы ответили на мой поцелуй. Я легла рядом и стала ее целовать. Я не помню, чтобы я так страстно целовалась еще с кем-нибудь. Наши руки стали скользить по нашим телам и дошли до самых интимных мест. Там было горячо и влажно. Мы стали двигаться в такт, не переставая целоваться. Бедный муж пытался присоединиться к нам, но Ира отодвинула его рукой. Ему оставалось только смотреть. У меня все сжалось, застучало и отпустило. Мое напряженное тело обмякло. Ира повернулась к мужу и стала целовать его. Я смотрела со стороны, как мой собственный муж занимается сексом с другой женщиной. Ира кричала и зачем-то била его в грудь. Муж не останавливался, видимо, это ему уже было привычно. Я вспомнила, как месяца два назад увидела на его заднице пять глубоких царапин, происхождение которых он не смог мне объяснить, сказал, что даже и не заметил, когда поцарапался. Когда они закончили, я спросила об этих царапинах. Ира с мужем заговорщицки улыбнулись, и Ира сказала:
— Ой, лучше я не буду говорить тебе, что там между нами было. Там было тако-о-ое.
Они оба засмеялись. Мы вышли из спальни в зал и сели в кресла. Ира отдала мне свою шаль накинуть на голые плечи и сама надела легкий халатик, муж просто натянул свой свитер. Возникла неловкая пауза. Я смотрела на Иру и с интересом ждала, что будет дальше. Лицо Иры стало серьезным, и она неожиданно спросила меня:
— Лиля, ты любишь своего мужа?
— Да, люблю, а почему ты спрашиваешь?
— А за что ты любишь своего мужа? — проигнорировала Ира мой вопрос.
Она меня спрашивала так, как будто она мой психотерапевт и хочет поставить мне диагноз. Мне стало зябко, я потеплее закуталась в платок.
— Ну… он умный, хороший отец, — растерянно проговорила я, совершенно не готовая к такому повороту событий.
— А я его люблю потому, что люблю. Просто так. Ни за что.
Блин, вот, оказывается, какой был правильный ответ. Я осталась в дурах. Муж пренебрежительно ухмыльнулся:
— Потому что умный!
Откуда у него это злая ирония? За что он так со мной? Он на ее стороне, смотрит на нее типа: «вот видишь, как все запущено, видишь, с кем я живу.» Ира посмотрела на меня строго:
— Я не хочу разрушать вашу семью, я хочу просто любить. Твой муж рассказывал мне много о тебе, и я вижу, что ты его не любишь и не уважаешь. За что ты не любишь и не уважаешь своего мужа? Это ты позвала меня в свою жизнь. Зачем ты меня позвала?
Ее слова повергли меня в шок. Я не сразу смогла опомниться, но потом справедливо, как мне кажется, возмутилась:
— С чего ты решила, что я своего мужа не люблю и не уважаю? Я прожила с ним семнадцать лет, ращу с ним детей. Что ты вообще знаешь обо мне? Почему ты судишь меня по его словам? Да, у меня много обид накопилось за эти годы. Он ходит без меня на танцы, развлекается один, оставляя на меня детей. Он вообще не принимает участия в их воспитании. Я одна бьюсь с сыном, он очень упрямый мальчик, стал зависим от игр, не делает уроки. Сколько раз я говорила об этом. А что сделал отец? Ничего. Он занят только собой любимым. Ищет любви и внимания со стороны женщин. И теперь вы сговорились обвинять меня, что это из-за меня, из-за того, что я ему этого не даю.
— Я занимаюсь детьми, — возразил муж. — Это ты всех контролируешь, дети приходят ко мне за материнским теплом. Я вместо тебя для них мама.
— Это функция отца — наставлять их и мотивировать на достижения. А мать должна только кормить и любить своих детей, — заговорила Ира на своем профессиональном языке.
— Да я бы с удовольствием это делала, если бы их отец был отцом, а не самовлюбленным танцором. Он только и может меня обвинять. Я никогда не забуду, как сразу после первых родов я сильно заболела. Я не могла одеяло на себя натянуть без боли. А мне приходилось брать ребёнка из кроватки, кормить ее, пеленать, всю ночь ходила с ней на руках, дочь плакала, не могла спать. Я жалела мужа, хотела, чтобы он высыпался перед работой. Я помню, как попросила его хоть раз побаюкать дочь. Его хватило на пять минут. Потом он взбесился и стал ее трясти от злости.
— Знаешь, все твои обиды никуда не делись, они накопились в твоем сердце, делая его черным и больным. Твой муж устал от тебя, а я просто его люблю и дарю ему радость и ничего не требую взамен, он мне ничего не должен. Ты говоришь, что любишь его, но что ты знаешь о настоящей любви? В настоящей взрослой любви партнеры растут оба. Твой муж ушел далеко вперед, а ты осталась на месте.
Мне нечего было ответить на ее суровые слова. Наверно, я не люблю мужа, и это моя самая большая вина перед ним. Я посмотрела на мужа: он тоже серьезно и холодно смотрел на меня. Если нет любви, то зачем мне его держать? Значит, надо отойти в сторону, отпустить, отдать его новой любви? Вон как смотрит он на нее, так он на меня никогда не смотрел. Все кончено. Для меня все кончено.
— Что теперь будет со мной? Как мне теперь жить без мужа? — растерянно произнесла я.
— Дорогая, ты потеряла себя. Займись собой. Я думаю, нам всем пора отдохнуть, уже два часа ночи, — сказала Ира. — Я приготовила вам постель в комнате сына.
— Нет, — сказала я. — Вы ложитесь вместе, я лягу одна. Мне о многом надо подумать.
— Ты уверена? — Ира удивилась.
— Да, я хочу побыть одна.
Я надеялась, что хотя бы сон прервет мои тяжелые мысли, а наутро все будет выглядеть не так катастрофично. Муж с Ирой ушли в спальню, пожелав мне спокойной ночи.
Полная луна, как яркий софит, освещала комнату. Прозрачный тюль висел кулисами с двух сторон от окна и нисколько не спасал меня от света луны. Как тут заснуть? Я стала рассматривать комнату. Видно было, что в ней давно не было ремонта: на стенах висели старые вылинявшие обои, на полу лежал протертый палас, полированная мебель была еще с советских времен, стоял старый телевизор, а в углу я заметила две невесть откуда взявшиеся театральные алебарды. Видимо, эта комната использовалась как склад ненужных вещей, которые и выкинуть жалко, и использовать уже нельзя. Я закрыла глаза и попыталась заснуть.
Но тут я услышала сладострастные стоны, характерный скрип кровати, женские вскрики. Блять, у меня тут жизнь рушится, а они там трахаются! Они даже дверь не закрыли. Попыталась закрыть свою дверь, но ее заклинило. Двери в этой комнате изначально закрывались как в купе, но теперь они были сломаны. Зачем мой муж меня сюда привез? Он обещал провести нас всех «по тонкому мостику, через все преграды и опасности, чтобы мы смогли жить счастливо одной семьей». Одной семьей?! Серьезно?! Теперь мой законный муж трахается в комнате с открытыми дверями, а я лежу тут в чужой кровати, на чужом белье, в чужой квартире, в чужом городе. Как я могла поверить ему? Не надо было мне приезжать. Что я хотела здесь получить сама, зачем ехала? Не за тем же, чтобы сейчас слушать, как они там занимаются сексом. Сука, ну надо же так стонать!
Я вскочила и со всей силы дернула дверь, она с трудом поддалась и закрыла половину дверного проема. В соседней комнате засмеялись, и женский голос попросил закрыть дверь. Дверь в их комнате закрылась. Звуки стали глуше. Я же сама предложила им уединиться, оставить их в покое. Я же сама решила, что я плохая жена, что не люблю и не уважаю мужа. Вернее, я согласилась со словами Иры. Я всегда со всеми соглашаюсь. Как часто мама меня подсаживала на чувство вины, чтобы я выполнила ее просьбу. Придурок, как он не понимает, что так делать нельзя, это бесчеловечно по отношению к жене, с которой прожил семнадцать лет! Как мне теперь с этим жить?
Мне хотелось выть от ярости, разбить окно, и пусть морозный воздух ворвется в эту безнадежную комнату, откуда женщина не может найти выхода, ей нет выхода из комнаты, ей нельзя переступать порог, она не имеет права мешать двум влюбленным, ведь она верит в любовь! Сколько прочитанных книг, стихов, сколько спето романсов и просмотрено фильмов, сколько услышано сказок про любовь. Почему ей можно все, а мне ничего? Почему в нее влюбляются, а на меня никто и не смотрит? Это же я мечтала с детства влюбиться и пронести чувство через всю жизнь, несмотря на неидеальность своего возлюбленного. Это же я страдала со всеми героями романов. Это же я фантазировала, читая книгу, засыпая, просматривая фильм. Жизнь несправедлива ко мне! Куда бы выкинуть этот никому теперь не нужный груз искусства? Как все оказалось некрасиво. Совсем не как в кино. Вот на тебе, ты хотела пострадать. Вот тебе любовный треугольник. Только он какой-то кривой получился. Вершина треугольника с каждой минутой вырастала вверх, вытягиваясь в сверкающий клинок вендетты.
При лунном свете поблескивал потухшим экраном старый телевизор. И тебя сюда свалили, чтобы не мешал хозяйке очаровывать чужих мужчин. Вдвоем мы тут с тобой. Простоишь ты тут еще пару лет, отключенный от всего яркого живого мира, и отвезут тебя на помойку. А у меня для тебя есть конец гораздо интереснее.
Две алебарды при свете луны переливались серебром, привлекая мой взгляд. Подошла и взяла одну: тяжелое толстое древко, наконечник в причудливых узорах, тупой. Подняла алебарду на плечо. Сейчас будет очень громко. Никогда не била посуду, была покладистой и послушной девочкой, чтобы мама не ругала. Я посмотрела в серый экран телевизора, увидела свое темное неясное отражение, и, кажется, оно мне злорадно улыбнулось. Давай!
Алебарда мощно вошла в телевизор, тот сразу крякнул и раскололся. Но вытащить алебарду я не смогла, крепко застряла. Взяла вторую. Следующей целью стал старый шкаф. Крепкий шкаф не хотел сдаваться. Не смогла воткнуть в него алебарду. А-а-а-а-а, вот тебе скотина за все, получай, сволочь! Доверься мне, значит, закрой глаза, значит, проведу по тонкому мостику. Дебил, урод, танцор хренов! Любви ему захотелось. Я, значит, хилая сосенка, недоразвитая. Значит, сексом со мной можно заниматься, а любить при этом другую и еще мне прямо об этом говорить?! Эта Ира мне будет уроки давать из жалости. Сразу, значит, меня не будете выкидывать на помойку, подержите возле себя годик-другой. Ну спасибо, любимый. Тварь, выродок, нарцисс проклятый! Вот еще дверь со стеклом. На, получай. Алебарда полетела, но в это время дверь неожиданно поехала в сторону, и алебарда нашла себе другую цель — голый живот моего мужа, на котором спали когда-то наши маленькие дети. Кровь, кровь, кровь. Много крови. Море крови. Вижу большой искривленный рот Иры, она что-то кричит, но я уже не слышу. Мир медленно погружается во тьму-у-у-у-у…
Есть ли жизнь после смерти? Если нет, то почему я слышу чьи-то голоса?
— Кажется, она просыпается.
— Лиля, ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?
— Где я?
— Мы в Тольятти у Иры. Ночью мы проснулись от твоего крика. Мы так испугались, мы думали, ты умираешь или сошла с ума, или то и другое вместе. Ты бредила во сне.
Передо мной сидел живой и невредимый муж, солнце вовсю светило в окно. Неужели это был просто сон? Кто дал мне шанс начать все с начала? Кто подарил мне вторую жизнь? Господи боже всевышний, всемилостивый, всеблагой, иже еси на небеси, если ты там где-то есть, благодарю тебя, как бы тебя ни называли люди.
— Ты плачешь или смеешься, не пойму? Лиля, с тобой все в порядке? Может, все-таки врача вызвать? — беспокоился муж.
— Не надо, все хорошо. Ира, откуда у тебя эти две алебарды?
— Это не алебарды, это эспонтоны. У меня сын занимается реконструкциями боев, ходил до армии в исторический клуб.
Ира открыла шкаф и показала мне старинную, вышитую золотом форму.
— Передай своему сыну, что я его люблю.
— Чего? Что с ней? Что она несет?
— Понятия не имею.
Я посмотрела на них, на этих двух таких далеких и уже чужих мне людей, потом встала и подошла к окну. Зимнее солнце было щедрым совсем не по-питерски. Пора ехать домой. И тут я вспомнила четвертую фразу моего женатого возлюбленного: мы еще живы, и поэтому все возможно.