— А что, тебе Карышев не звонит больше? — Странный Алёнкин вопрос вернул Ивана к разговору.
На Машином лице выразилось явное неудовольствие.
— Да нет, я же его тогда ещё, три года назад, в блок поставила, — ответила она.
Алёнка фыркнула и, повернувшись к Ивану, пояснила:
— Ты не думай, Карышев — это её научный руководитель, а не поклонник какой. Маша у нас была звездой курса. Такими исследованиями занималась, все гранты её были. И это в магистратуре!
— Серьёзно? — Иван удивленно посмотрел на Машу. Ему всегда казалось, что в университет она ходила так же, как и он, для галочки и диплома.
— Да, а как узнал, что она в аспирантуру не идёт, стал названивать каждый день, никак не мог успокоиться.
— Ой, Ваня, да не слушай её. — Маша встала и начала убирать со стола тарелки. — А что ты, Алёнка, с кем-то из группы поддерживаешь связь?
И прежде чем Иван успел спросить что-то ещё, их разговор вернулся в прежнее русло обсуждения общих знакомых и недавних путешествий.
Любопытство не оставляло Ивана. Маша на все его вопросы только отмахивалась, и в итоге ему пришлось провести собственное расследование. Ему повезло не сразу. Но когда он догадался добавить к её имени название университета, то нашёл несколько научных статей и длинное интервью в студенческой газете, к которому прилагались фотографии юной всклокоченной Маши в лабораторном халате. На второй странице поиска оказались ссылки на конференции, где она выступала с докладом вместе с тем самым А. А. Карышевым. Применение ферромагнитных наночастиц в диагностике рака поджелудочной железы. Ничего себе.
Эти находки поразили Ивана. Он никак не мог сопоставить свою уютную домашнюю Машу, которая ходит на обычную работу и бегает на пробежки, и вот эту новую старую Машу, которая проводит исследования в области рака и выступает на конференциях перед учеными из Оксфорда и Стэнфорда. Как же она променяла всё это на рекламные кампании и пресс-релизы? Как вообще может человек перестать исследовать рак, когда это может спасти столько жизней?
Задать эти вопросы Маше Ивану никак не удавалось, и они снова затронули эту тему только через пару недель, сидя в кафе пятничным ноябрьским вечером.
— Помнишь Олю, девушку Макса? — Иван отодвинул от себя пустую тарелку и отклонился на спинку стула, — Оказывается, она в детстве серьезно занималась балетом.
— Да? Оля? Кто бы мог подумать. — Маша отвлеклась от попыток поймать вилкой последнюю оливку и посмотрела на Ивана. В прагматичной тусклой Оле, шедшей в довесок к балагуру Максу, лучшему другу Ивана, никак нельзя было угадать бывшую хрупкую девочку, мечтающую о пуантах и пачке.
— Да, она даже училась четыре года в балетном училище, но потом стала расти, что-то стало не так с фигурой, и ей пришлось уйти оттуда, наверстывать школьную программу, поступать в университет.
— Ну, у неё неплохо получилось.
— Не знаю. Юридический отдел — это не сцена Большого театра. — Иван убрал упавшую на глаза челку. — Я так понял, в свободное время она до сих пор ведет занятия балетом для детей. Немного грустно.
— Было бы гораздо грустнее, если бы она окончила училище, а в итоге всё равно вела занятия для детей. Потому что не попала в Большой театр.
— Думаешь, для этого нужен особый талант?
— Думаю, для этого нужно особое везение.
— Поэтому ты перестала заниматься наукой?
Маша подняла брови, и на её щеках проступили красные пятна. Она допила вино и, поставив бокал, посмотрела прямо на Ивана.
— Я перестала заниматься наукой, — спокойно проговорила она, — потому что плакала через день от усталости.
А потом, удовлетворенная его растерянностью, добавила:
— Попроси счёт, пожалуйста.
Они заплатили и пошли в сторону метро. На улице моросил дождь, и было приятно вдыхать прохладный и влажный уличный воздух после душного натопленного воздуха кафе. Какое-то время они шли молча, но потом Маша, глядя вперед, сказала:
— Ты знаешь, иногда я думаю об этом. Ну, о предназначении и прочем. Что раз уж мне что-то такое было дано, то я не имею права этим не пользоваться. Даже совесть иногда мучает. Но мне кажется, я счастлива вот так, как сейчас.
Иван остановился и притянул Машу к себе, положив подбородок на её мокрую макушку.
— Ну, к счастью, в твоё балетное училище никогда не поздно вернуться.
Письмо он увидел случайно, когда они вместе выбирали отели на майские. Маша ушла на кухню за яблоком, и Иван, переключаясь с одной вкладки с отелем на другую, наткнулся на её электронную почту. Письмо было из только что открывшегося центра изучения рака. Одно из направлений, которое они собирались развивать, было тесно связано с прежними Машиными исследованиями, и они были рады предложить ей работу.
Иван так увлёкся чтением, что не заметил, как Маша вернулась, и теперь она стояла у него за спиной, чуть нахмурив брови и опустив так и не откушенное яблоко. Он повернулся на стуле и взял её за руку.
— Ты же согласишься, да?
Отели были забыты, и следующие три дня, переходя с объятий на крик и обратно на объятия, они обсуждали все за и против. Сошлись в итоге на том, что Маша согласится, а Иван будет поддерживать её и следить, чтобы она не забывала есть и спать, ходила на свои пробежки, встречалась с друзьями и не работала по выходным.
Спустя два месяца Маша, морщась на непривычно ярком апрельском солнце, стояла перед входом в новый исследовательский центр. Рубашка собралась складками в рукавах её пальто и неприятно жала в локтях. Маша толкнула дверь и вошла. Холл был отделан белым и глянцевым, напротив входа возвышалась стойка, за которой сидели две приветливые на вид девушки. Всё было как в голливудском фильме. Только запах был такой же, как в старой университетской лаборатории. Слабый, но тот самый сладковато-горький запах, Маша его сразу узнала. Вспомнился Карышев. Вспомнились поздние вечера в лаборатории. Чувство тяжелой ответственности и шаткой неуверенности в своих силах. У неё закружилась голова. Девушки за стойкой чуть подернулись и поплыли перед глазами.
«Упасть в обморок в первый рабочий день, какая чушь», — только и успела подумать Маша.
Первым, что она увидела, когда очнулась, было изножье кровати. Краска на углу облупилась, и сквозь неё виднелось неприглядное металлическое нутро. Рядом с кроватью на стуле сидел Иван и бесцельно тыкал что-то в телефоне. Маша дотронулась до его коленки, он вздрогнул и посмотрел на неё.
— Маша! Прости меня, пожалуйста, — растерянно начал он, но тут к ним подошел врач, худой носатый мужчина с больничными бумажками в руках.
Врач спросил Машу, как она себя чувствует, глупо пошутил и, заключив, что это был обычный нервный обморок, отправил их обоих домой.
Дома было очень красиво от заливающего все комнаты солнечного света. Иван пошёл делать чай, а Маша подошла к окну, подставила лицо солнцу, набрала номер и, не давая собеседнику вставить ни слова, сказала:
— Никита, привет! Вы как, на моё место уже нашли кого? Возьмёте меня обратно?