И сказал мне Бог, раздевайся.
Я весь затрясся и стал выковыривать пуговицы из непослушных петель. А сам не хочу, медлю. В штанинах путаюсь — вдруг ошибка. Это так неожиданно. Слова все забыл. Как будто и не было в моей жизни двух высших, одной докторской, статей в научных журналах и визы шенгенской. Подумал, на кой черт мне сейчас эти регалии.
Брюки сползли и улеглись вокруг щиколоток.
Я путался деревянными пальцами в плотной ткани рубашки. Манжеты давили запястья и никак не хотели расстегиваться.
Как это всё получилось? Когда началось?
Утром проснулся. Выглянул за газетой. В ящике её не было. Не дозвонился до почты. Бездельники! Выпил нескафе голд. Просмотрел теленовости. Измерил давление. Принял таблетку.
Стащил пижаму и влез под душ. Горячей воды не шло. Разгильдяи! Вернулся в пижаму, влез в тапочки. Не дозвонился до ЖСК. Везде тунеядцы!
Поднялся в тридцать седьмую. В ней люмпен сосед второй месяц изводит ремонтом. Бандит он и есть бандит! Пожелал ему хорошего дня. Извинился за беспокойство.
У лифта терся соседский кот. Пнул ногой. Кот когтями вонзился в носок. Еле справился с этой жирной скотиной.
Вернулся к себе. Измерил давление. Посмотрел теленовости. Размышлял, стоит ли вообще выходить наружу. Вспомнил Нину.
Выложил пост на ФБ про хама-соседа из тридцать седьмой. Удалил. Выпил нескафе голд — истинная помойка. Понес мусор. Злился на дождь. Вернулся.
Написал объявление: «В 37 кв. обнаружили вирус. Будем проводить дезинфекцию. Подпись: ЖСК»
Натянул маску, перчатки, взял зонт и листок с объявлением. Вышел на улицу. Наклеил листок на подъездную дверь. Перечитал. Черт знает что, а не жизнь!
По дороге в аптеку встретил парикмахершу Анжелику. Прокричал ей сквозь маску, что записался в клуб волонтеров. Предложил одинокой девушке помощь — вместе пережить карантин. Не встретил сочувствия. Вспомнил Нину.
В аптеке назвал аптекаршу дурой. Мысленно. Дура и есть! Спряталась за пуленепробиваемый пластик и ничего не слышит откуда. Стащил маску с лица, кашлянул прямо в прозрачный щиток. Забыл, что хотел купить. Купил бутылку микстуры от кашля — аптекарша навязала.
Споткнулся на выходе о старуху. Очнулся на тротуаре. В одном ботинке. Старуха исчезла. Ботинок и маска тоже. Стащила, сука!
Пока поднимался, заметил ботинок под пандусом. Маску нашел на себе. Отряхнулся от грязи. Надел ботинок, вздохнул над дыркой в носке. Проверил в авоське бутылку с микстурой — цела, и поплелся в «Пятерочку».
Взял батон белого хлеба, полкило краковской и четыре сырка. Кофе в зёрнах вонял чужими носками. Недоношенные империалисты!
Домой возвращался по скверу. Орали вороны на тополях. Голуби гадили на скамейки. Хлюпал холодный и грязный апрель. Вспомнил Нину.
На подъездной двери увидел бумагу: «В 37 кв…».
Дочитал. Закололо в глазах, вспотело в паху и подмышками. С трудом вспомнил, что это я написал, еще утром. Дышал по цигун. Отпустило. Оглянулся, сорвал объявление. Поднялся к себе. Жгло и кололо в боку. Немела рука. Вспомнил Нину.
Одежда предательски поддалась и свалилась луковой шелухой. Я лёг рядом.
Мне бы Нину увидеть — я замерзал.
Плечи и грудь сдавило. Что-то мягкое, тёплое налегло. В нос пополз запах воблы. В ухо — шерсть. Об щеку терлась, урчала…
Нина!
Одевайся. Я передумал. — Бог вздохнул и исчез.