Получив подтверждение брони в отель, Николай направился к машине. Бросил сумку художника в багажник. Взялся за руль. Тронулся. Навигатор показал время прибытия: через час сорок минут. Звонок. Бетховен «К Элизе».
— Да! Сколько можно звонить, я сказал, что в отпуске, завтра приглашения будут готовы, пришлю на почту. Да! Статья про скакунов тоже будет отправлена. Ждите!
Прошло уже больше минуты красного сигнала светофора, Николай держал педаль тормоза, рассматривал прохожих. Через дорогу покатилось много инвалидных колясок, выезжавших из пансионата «Вера». Он начал размышлять, бывают ли красивые инвалиды? А то эти, все горбатые, старые, безногие. Наверное, нет! Мелодия Бетховена играла много раз. Путь стал намного короче.
Николай забросил сумку на плечо, последняя, скрипучая ступенька. Захлопнул дверь уютного, крошечного домика, в нем пахло свежестью недавно прошедшей уборки и деревом. Звуки лета проникали в дом сквозь открытое окно. Глубокий вздох, пронес через ноздри запах детских каникул в деревне. Николай плюхнулся на мягкую кровать.
— Коля, вставай, к тебе пришла педагог, иди к пианино, поспишь после занятий.
Он резко поднялся в ожидании, что мама погладит его волосы, поцелует в макушку. На часах уже пять, Коля полон сил. Он не хотел, чтобы кончалась пятница, потому что завтра суббота и папа снова потащит в кружок по работе с деревом. Это нелюбимое дело вскоре закончится. Несчастный случай произошел с маленьким Колей, когда станки на учебной базе дожидались ремонта. Болт сорвался, противный скрежет. Коля потерял два пальца. Стал для девочек трехпалым посмешищем. С тех пор осталась привычка прятать руку в карман. Он рыдал, что больше не сможет играть на пианино, а врач с бровями, как у совы, говорил:
— До свадьбы заживет. Пианист не профессия, я бы не хотел, чтобы у моей дочери был такой муж. Терпи. Развивай руку и дальше учись работать с деревом.
Николай не смог отказаться от творчества, стал сочинять стихи и рисовать.
Стук в дверь. Глаза с маленькими красными венками разлепились. Голова оторвалась от подушки.
— Да, да.
— Вы будете обедать?!
Николай гремел ложкой, пока не увидел золотое яблочко на дне тарелки. Хорошо-то как, эххххх! Пойду, поищу место для пейзажа. Немного пометался от сумки художника к двери. Нет, сегодня налегке. Он проскакал по ступенькам. Спрыгнул на мягкую траву. Маленькие домики были рассыпаны по всей территории базы, словно жилища гномиков. Николай ускорил шаг, вода становилась ближе, ветер прохладнее.
О, все. Расположусь здесь, на берегу. Обтирая кисть о замызганную тряпочку, окинул взглядом всех, кто находился рядом.
Дни летели. Время замирало лишь тогда, когда Николай смотрел на Анну. Черные, длинные локоны, острые плечи, широко распахнутые синие глаза. Утонченные пальчики. Изящное тело в инвалидном кресле.
— Поразительно! Вот он — красивый инвалид.
Прошла неделя, Николай долго рисовал пейзаж, из одной и той же локации. На восьмой день она назвалась Анной. На девятый рассказала, что упала с любимого Коня — Грома. На десятый Николай помогал Анне раскладывать карандаши по цветам в коробочку. Он перебирал их восемью пальцами, ему нравилось делать это вместе с Анной. Одиннадцатый день закинул в детские воспоминания. Николай увидел папу Анны, хирурга с холодными, блестящими инструментами. Запах спирта и нового бинта вперемешку бил в нос. Щекам было тепло от горячих слез. Неприятный разговор. Человек-сова и Николай узнали друг друга. Что это за профессия, рисовать и сочинять стихи. Лучше бы продолжил занятия в кружке и освоил мужскую профессию. На тринадцатый день мы были с Анной в одной команде против папы. Четырнадцатый день снова она, красивая Анна.
— Привет, — сказал Николай.
— Привет. Может пообедаешь с нами?
— Да! С удовольствием!
— О! — сказал папа Анны. — Ты опять в компании неудавшегося пианиста. Не думал, что этот рыдающий мальчик снова появится. Николай, поможете принести стулья? Или вы тяжелее приборов для приема пищи в руки ничего не берете?
— Папа, прекрати, неужели тебе не хочется расслабиться и просто отдохнуть!?
Мужчина опустил глаза, как маленький.
Посуда позвякивала, передвигаясь по столу, еды становилось меньше.
Брови человека-совы, то поднимались, то опускались, смеша Николая. Ему так и хотелось подойти к мужчине и подравнять ножничками грубые, как проволока, волосы.
— Что вы посмеиваетесь?
— Отнюдь, я поражен вашим талантом.
— Каким?! — щеки мужчины начали багроветь.
— Вы отлично владеете бровями, научите меня.
Анна рассмеялась. Ее улыбка была прекрасна. Крупные зубы девушки казались Николаю идеальными.
Громкий смех Анны, Николай падает с Грома уже раз двадцатый. Одному тренеру было не смешно. Он разрабатывал план, как закинуть молодого человека на коня.
— Раз, два, три. Уррраааа, — воскликнула Анна.
Мокрое пятно на футболке Николая становилось крупнее.
Багрово-желтые шапки деревьев. Тысяча восемьсот двадцать пятый день.
Николай сильными руками держал поводья, управляя Громом, как дорогим автомобилем. Красно-оранжевые листья шуршали под копытами. Ржание скакунов, голоса детей и взрослых разливались по округе. Рядом любимая Анна обхватывает руками круглый живот. Периодически переводя глаза на отца, он сидит у медпункта. Маленький мальчик заводит пони в стойло. Вытирая слезы рукавом бежит к мужчине. Листья падают. Разговор идет.
— Если тебе это нравится, не сдавайся, никого не слушай, не отступай, сейчас мы тебя починим, вернешься к тренировкам, — сказал отец Анны.
— Дедушка, мне очень, очень нравится, — ответил мальчик.
Ему восемнадцать. Лошадь Молния несется через препятствия. Прикосновение руки к теплому, белому пятнышку на морде. Огромные глаза с большими черными ресницами, в них отражается медаль номер один.
Новый день. Одинокое озеро. Николай сдает ключ.
Мороз, тридцать первое декабря. Крошечные, заснеженные домики. Замызганная тряпочка, протирающая кисть. Ледяное озеро. Тишина. Левая рука Николая прячется в карман.