Путешествие выпадало на вторую половину июня. Раньше это был бы один компактный перелет. А сейчас — три пересадки, ночёвка, ожидание в аэропортах.
Аня уже несколько лет была одна. С детьми. «Моя команда» — звала она их. Сейчас с ними было сложно, и Аня очень уставала. Соне уже было четырнадцать: светлая в папу, стремительная и бунтующая, она совсем не интересовалась семейными делами, жила в телефоне, спешила к подругам. Маше — темноволосой и вдумчивой, было чуть меньше двенадцати, и одной ногой она еще была в мамином лагере, разрывалась между сестрой и Аней. А Саше — пять лет. Чуткий смешливый мальчик. Аня то справлялась, то нет, но в свои тридцать семь иногда чувствовала себя на десять лет моложе: легкой на подъем и решительной. Она привыкла полагаться на себя, а детей учила уважать правила на западный манер.
На самой длинной стыковке Ане не разрешили выйти в город и ночевать в гостинице. По новому постановлению транзитные пассажиры должны были оставаться в зоне ожидания. Не помогли ни уговоры, ни уставшие дети, ни день рождения младшего Саши на утро. Вот и финская четкость: было правило, и теперь другое. Хотелось развернуться и улететь обратно. Аня вздохнула: придется менять билеты, добавлять пересадку, ждать и лететь всю ночь.
На досмотре перед транзитной зоной всего один пограничник. «Микко» — имя на форменном значке. Высокий, светловолосый, спокойный финский парень. Военная выправка и четкость движений. «Вы везете продукты?» Нет, уже было два перелета: дети съели все, что было. «В зоне ожидания вам будет хорошо: можно поесть и отдохнуть. Вам прямо по коридору и через двери».
Яркий, почти больничный свет в коридоре задрожал и погас, секунда кромешной темноты. Как будто сильный сквозняк — студеный воздух, кондиционеры, что ли, сбились? Все прошло. Свет вернулся.
Зона ожидания была просторной и светлой. Зеркальные полы, ленты траволаторов, зоны отдыха в природном стиле и звуки леса вместо музыки. Здорово. Но кафе закрыты, прилавки пусты, витрины магазинов задраены. Пара автоматов с напитками, и за стеклом снова пустота.
Аня села на зеленый пуфик и набрала информационный центр: конечно, только автоответчик справочной службы. Хотя бы детский уголок есть, воду из-под крана можно пить. Уже что-то.
Прибежали девочки:
— Мам, ничего не нашли, все закрыто. И совсем пусто, ни одного человека не встретили.
— Охранники что сказали?
— Мы вообще никого не видели.
— А другие пассажиры что делают?
— Мам, мы, по ходу, здесь вообще одни.
Странно. Неужели все рейсы улетели? Аня посмотрела на табло: три рейса ждут посадки, еще четыре в долгом ожидании, как и Аня. Оставив детей в детском уголке, Аня пошла разбираться.
Телефон все звонил и звонил. Пять звонков, десять. Совсем забыли правила телефонного этикета. Я же все равно не возьму трубку, теперь из принципа. Хотя. Тут Микко встрепенулся. Звонок не обычный. Да и система давно бы уже отправила на автоответчик. Это что за лампочка на старом коммутаторе?
— Алло?
Детский голос:
— Привет, я Александр, а кто ты? Вообще мы здесь совсем одни. Приходи к нам поиграть. И принеси шоколадку, мама ничего не может купить.
Звонок из детского уголка: точно, там же старый телефон, уже как игрушка стоит. Как же мальчик набрал номер на диске? Это сын девушки, которая последняя прошла по коридору. У Микко перехватило дыхание.
Мерцающий свет в коридоре, пассажиры, которые думают, что они одни в пустом терминале. Он уже встречал такое раньше. Три года назад под Рождество так ушли в транзитную зону две пары. Первая пара так и не села на самолет. Люди исчезли. Другим Микко помог, вывел их, а потом сам долго не мог вернуться к себе: не работал ни пропуск, ни телефон. В прошлом году, тоже в июне, он отговаривал семью с малышом идти заранее на пересадку. Они посмеялись над ним. Больше он их не видел. После того раза Микко решил не вмешиваться. Он знал, что никому ничего не объяснить: сочтут за сумасшедшего, отправят на переаттестацию. А ему после того трагического случая с парашютистом не хотелось опять терять себя. И все же. В этой женщине было что-то особенное: она выглядела уставшей, но была нежна с мальчиком и внимательна к остальным. Микко попросил мальчика позвать к телефону маму.
Аня успела заглянуть в каждый зал, и даже под диваны: никого. Звонила в справочную, маме и набрала 112 — сеть не работала. Вернулась к детям. Соня недовольно копалась в телефоне: интернета нет. Маша устало стояла над братом. А Саша протягивал маме изогнутую трубку старого красного телефона: в детстве у Ани в прихожей стоял такой же.
— Алло, алло? Не вешайте трубку!
Аня осторожно взяла аппарат.
— Не удивляйтесь. Это Микко, пограничник. Помните, я был с вами на контроле два часа назад?
— Да, конечно. Но почему именно этот телефон? Оказывается, мы тут совсем одни. Никого нет, все закрыто. Может быть, нам могут принести поесть? Еще в зале холодает, можно ли сделать теплее?
— Дело в том, что никто не сможет к вам прийти.
— А вы? Если все уже ушли, пожалуйста, любые бутерброды детям. Или фрукты. Нам ждать еще четыре часа.
— Как вам объяснить… Вы не совсем там, где думаете.
Микко сбивчиво объяснял: Аня с детьми застряла в какой-то другой версии аэропорта. Да, он очень разумный человек, военный, и это не розыгрыш. Он видел такое раньше. И им нужно спешить: время у них идет медленно, даже стоит. Если настоящий самолет улетит без них, неизвестно, что с ними будет. Скорее всего, электронные часы у них стоят. Аня проверила: да, на телефонах то же время, что на всех табло. А ее простые заводные часы на руке убежали уже на два часа вперед. Морок какой-то.
— То есть мы попали в другое измерение, и здесь нет времени?
— Не совсем: я думаю, у меня ощущение, что в этом месте время вообще другое. Оно как бы чуткое. Все, что мы говорим о нем: что время бежит или стоит, и если время обижать, оно может и обидеться — это реальность. У вас время знает это и ведет себя по этим правилам.
— То есть, по-вашему, мы обидели время? И чем например?
— Я не знаю. Может быть, я вообще ошибаюсь. А может и нет никакой логики. Те, кто был на вашем месте раньше, очень хотели, чтобы время прошло поскорее, им было, ну, невыносимо ждать долго. Остался всего один час до настоящего вылета. Ваше время надо ускорить. Переключить его на другую волну, догнать время отправления. Если у вас часы сравняются с реальными, я смогу пройти к вам и провести к самолету. А если нет…
Как будто сон, да не сон. Похоже на сюжет студии Гибли, заколдованный замок. Аня растерялась. Такого не может быть. Должно же быть тогда что-то еще: монстры, странные звуки. А здесь все стерильно. Но если пограничник хоть немного прав? Она и вправду очень боялась этой долгой дороги, пустого ожидания. Пустоты. Может быть, стоит попробовать?
— Девочки, Саша, идите сюда: представьте, что нам здесь сидеть еще очень долго, и нам можно делать только то, что хочется, и то, что радостно. Чем мы займемся?»
Соня насупилась:
— Хочешь осчастливить нас? Чтобы мы, типа, часов на наблюдали? Включи интернет, тогда я буду счастлива.
Дочка отвернулась. Немного погодя стала рыться в рюкзаке, достала блокнот и карандаши: редкая картина. А Маша весело осматривалась, она уже хотела по списку: покатать брата быстро в багажной тележке с мягкими резиновыми колесами, побегать по широким передвижным лентам, и чтобы никто не ругал; достать настольную игру и сыграть хотя бы раз до самого конца с мамой.
— Давайте всем звонить, — сказал Саша, — мой красный телефон отлично работает. Нужно позвонить Сереже, чтобы он не забыл, что мой праздник завтра в шесть. И бабушке — пусть не переживает. Мам, а ты бы позвонила папе, вдруг этот телефон волшебный, и он сможет с нами говорить?
Время решило дрогнуть, потянуться, двинуться. Где-то хлопнула дверь. Застучали колеса багажных тележек. Последний звонок старенького аппарата:
— Буду у вас через пару минут. На посадку придется бегом.