Самое трудное, это возвращаться после долгого отсутствия. Например, когда приходишь в школу после затяжной болезни, где друзья уже успели завести себе других друзей, и в первые дни чувствуешь себя немного растерянным. Или чего хуже, возвращаться на работу после смерти близкого человека. Тогда к неловкости добавляются любопытные взгляды сочувствующих коллег.
Вот уже несколько дней Алексей готовился к походу в офис. Его отсутствие затянулось слишком сильно, и письма от начальства стали приходить все чаще. В субботу он устроил большую стирку. За несколько месяцев вещей собралось как на целую семью, он и представить не мог, что это всё носит только он один. Конечно же, в стирку попали красные носки его теперь уже покойной жены и оставили невыводимые воспоминания на его рубашках. Алексей стоял у машинки и долго смотрел в корзину только что постиранного белья. Он практически слышал её голос: «Лёш, сколько раз тебе говорила проверять машинку перед запуском!» «А сколько раз я говорил тебе не бросать свои вещи в неё?» — произнес он почти вслух.
В воскресенье Алексей готовил себе обед на понедельник. Салат, цельнозерновые макароны с сыром и небольшой кусочек рыбы. Всё должно быть сбалансировано, как она учила, иначе все её труды исчезнут вместе с ней. Он вытащил из нижнего шкафа контейнер для обеда, на нем уже был наклеен стикер с её почерком: «С любовью к твоей язве!» Он обнаружил, что и остальные контейнеры были заранее помечены: «Твоя поджелудочная скажет спасибо!», «Романтический обед для тебя и твоего кишечника!» Она всё делала заранее. Даже умерла раньше срока.
Проспав всего пару часов, он решил отгладить рубашку в бело-розовых пятнах, сложил обед в сумку, принял душ, побрился, включил радио и заварил черный крепкий чай, ожидая, пока взойдёт солнце. Он достал две чашки, добавил в каждую дольку лимона и по одной ложке сахара без горки. Замер. Хотел было вторую вылить, но рука застыла над раковиной.
Он сел за стол и устало обхватил голову руками.
— Кажется, я схожу с ума…
— Ну, если ты собрался идти на работу в такой рубашке, то, вероятно, да.
Напротив него стояла его жена и пила чай из своей любимой кружки.
— Какой чай вкусный.
Она села напротив него, облокотила голову о ладонь и стала его разглядывать.
— Марина?.. — еле прошептал Алексей.
В голове крутились сотни мыслей и вопросов, но на душе впервые за долгое время было спокойно. Алексей завороженно смотрел, как его жена, его лёгкая и смешливая Марина, спокойно пила чай на кухне, сидя напротив него как в самый обычный день их счастливой жизни. Почему-то она была одета в своё домашнее трикотажное синее платье, а вовсе не в то, в котором он видел её последний раз. Марина рассматривала рукав когда-то белой рубашки, и улыбка уже зарождалась на её лице.
— Что случилось с твоей рубашкой?
— Что? — Он посмотрел на свою рубашку, словно видел её первый раз. — А, это… Кажется, у неё случился роман с твоими носками…
Он пытался подобрать слова, но в итоге ничего не находил, всё казалось абсолютно неважным.
— Я так рад тебя видеть, так рад! — Его свежевыбритые щеки щипали слёзы.
— Глупый… — Марина подошла к мужу и прижала его к себе. — Ты правда думал, что я тебя брошу?
Она водила пальцами по его отросшим волосам, попутно расчесывая их. Алексей замер на какое-то время с закрытыми глазами и почти не дышал. Когда он открыл глаза, на кухне, кроме него, были только лучи восходящего солнца.
На работу он решил не идти. «Вдруг она опять появится, а меня не будет?» Он переоделся в домашнее, рубашку и брюки аккуратно повесил в шкаф и стал продумывать каждую фразу, которую он скажет ей на этот раз. Но Марина в тот день больше не приходила.
На следующее утро он повторил то же самое: надел рубашку, брюки, сел за кухонный стол. По радио пела Nina Simon Don’t let me be misunderstood.
— Моя любимая. — Марина стояла у окна спиной к нему и смотрела, как солнце пробирается сквозь темноту.
— Почему ты вчера больше не появлялась? — Алексей подошел и осторожно обнял жену за плечи. — Ты еще долго сможешь ко мне приходить, или у этого есть лимит?
— Лёш, ты должен вернуться на работу.
— Я могу работать из дома.
— Нет, ты должен выйти из дома и пойти на работу. Так больше нельзя. Нельзя каждый раз собираться на работу и оставаться тут.
— Я должен был остаться, Марин. Я обещал быть рядом… Я выйду, и опять что-то страшное случится.
— Лёша. — Она повернулась к нему и положила ладонь на его щеку. — Самое страшное уже произошло.
— Я не могу еще раз потерять тебя…
— И не надейся. Я теперь как твоя язва. Всегда буду с тобой.
Он закрыл глаза и уткнулся носом в её коротко стриженные рыжеватые волосы, пытаясь нащупать знакомый аромат бергамота и груши, но не почувствовал ничего. Он поцеловал её в холодный лоб, потом в щеку, хотел найти губы, но надоедливое солнце уже щекотало его нос. Он медленно открыл глаза, щурясь от света, и с досадой задернул занавеску.
Позже, сидя на кухне, он впервые за много месяцев открыл папку с фотографиями в телефоне. Утром он вышел на работу. Из-под ворота куртки проглядывала хорошо отглаженная белая рубашка в розовых пятнах.