Колян подпирал стену на перемене и, не отрываясь, смотрел на потрескавшийся экран телефона. Он ждал. Она обещала перезвонить. Может, напишет. Она ведь обещала.
Лера возникла в его жизни на пороге подъезда двенадцатиэтажки. Коля нес вонючий пакет с мусором, думал о том, найдет ли он что-нибудь полезное у баков, и в этот момент железная дверь неожиданно поддалась под его рукой и распахнулась — чтобы не вывалиться на девушку в проеме, Коля подался назад и сильно стукнулся затылком о стену. Девушка неожиданно звонко рассмеялась, подошла близко-близко и стала растирать ладонью его затылок. Коля замер, рука была теплая, он удержался и не оттолкнул ее, от девушки приятно пахло, он посмотрел на нее снизу вверх — белый воротничок платья, копна рыжих волос, щелочки глаз с очень пушистыми ресницами.
«Какая у тебя голова! Круглая, большая и твердая! — снова рассмеялась она. — Словно тыква». Потом отошла, посмотрела на него еще и пошла к лифтам.
Во второй раз они встретились во дворе, на качелях. Это брат Гришка по дороге из детского сада выпросил зайти на площадку, а она летела по дорожке мимо, узнала Колю и обрадовалась: «О, привет, Тыква!» И он почему-то улыбнулся. Она села рядом и спросила: «Тебя как на самом деле зовут?» «Коля, — ответил он. — А вас?» «Офелия, — засмеялась она. — Шучу, Лера. Можешь со мной на “ты”. Ты любишь кататься на качелях? А я люблю. А рожи корчить?» Они сидели и болтали про супергероев и детективов, про то, что ему скоро десять, а она актриса в театре, что у нее есть одинокая золотая рыбка в аквариуме, а у него — только мечта о собаке и альбом для рисования, что он живет с бабой Галей и дедом, а дед больше всего любит варить самогон. Как это он тогда все ей вывалил? Только про мать не рассказал.
Колян со своими жил на первом этаже, она — на шестом. Лера позвала заходить к ней в гости. И он стал заходить в ее пустую маленькую белую квартирку, обычно по вечерам.
Они рассказывали друг другу выдуманные истории, он рисовал ей картинки, она показывала в лицах, кого встретила сегодня на улице, смеялась, кормила его сыром и черешней и поила лимонадом. А однажды отвела в местное кафе и угостила какао. Так прошло лето. Коля пытался нарисовать ее портрет, но никак не получалось: она всегда была разной, то со светлым каре, то с темными длинными прядями, то с рыжими хвостиками, только глаза узнаваемые — светлые, почти прозрачные, с ресницами веером.
В середине августа наступил его день рождения. Коля решился пригласить ее в гости. Зря он тогда это сделал. Баба Галя приготовила оливье, купила дешевой колбасы и торт по акции, конечно, Лера такое не ест. Гришка канючил и выпрашивал у нее подарки, дед предлагал самогон. Лера тихо сидела и улыбалась. Потом позвала его выйти и подарила подарок — набор карандашей в жестяной коробке. «С днем рождения, Тыква! — сказала она почему-то серьезно. — Главное, запомни — никогда ничего не бойся».
А потом она пропала. Через две недели он сам ей позвонил, она ответила рассеянно откуда-то издалека: «О, Тыква, я сейчас занята, потом перезвоню». И больше трубку не брала — «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Коля набрался храбрости и однажды позвонил в ее дверь на шестом этаже. Дверь открыла худенькая старушка в халате, за ее спиной маячила темная прихожая, заваленная хламом. Она несколько раз переспрашивала имя, потом ответила, что о Лере она никогда не слыхала, хотя живет в этой квартире уже пятьдесят лет. Коля никому о старушке не рассказал, даже брату.
Только часто смотрел на Лерины окна на шестом этаже — они всегда были темные.
«Поиг’алась и б’осила», — сказал ему Гришка, он был философ, когда дело касалось еды и девчонок. Ты не понимаешь, сказал Колян, она не просто девушка, она наверно… фея.
«Как же, фея! Мать, когда валяется в колидоле пьяная, тоже наверно фея», — фыркнул он.
Коле стало больно в груди, но он ничего не ответил.
В тот день после уроков Колян решил сразу зайти за Гришкой в садик. Они шли домой в темноте под холодным дождем мимо кафе. «А п’авда, — спросил Гришка, — что Лела водила тебя в кафе и угощала какаво?» Ха, а ведь она называла тебя Тыквой, мерзко засмеялся он и показал пальцем на тыквы, которые скалились беззубой улыбкой в окне.
Колян что есть силы треснул брата кулаком по мокрому капюшону, тот легко осел в лужу.
Из-под капюшона раздалось жалобное хныканье. Колян поднял Гришку на ноги, вытер ладонью сопли и слезы: «Пошли домой, я нарисую тебе что-нибудь».
Дома Коля впервые взял в руки набор карандашей в жестяной коробке, подаренный Лерой. Снял пленку, открыл, залюбовался — двенадцать цветов, яркие оттенки, остро заточенные грифели. «Что тебе, Гришка, нарисовать?» Лето, солнце и буте’б’од с колбасой, потребовал Гришка. Коля нарисовал окно, в которое светит солнце, и двухэтажный бутерброд, подумал и щедро пририсовал третий этаж колбасы. Ставни сами собой открылись, впустив в комнату свет и теплый ветер, мальчики легли животом на подоконник (Гришка не забыл за суматохой про бутерброд, а Коля прижал к груди карандаши) и высунули свои головы прямо в окно.