М

Марья и бесы

Время на прочтение: 9 мин.

«…Неопознанный объект на станции метро “Сокольники” продолжает будоражить воображение москвичей — и становится серьезным препятствием для всей транспортной инфраструктуры. Число исчезнувших пассажиров приближается к десятку. Власти объявили о намерении временно закрыть станцию до выяснения обстоятельств. Поезда будут проезжать “Сокольники” без остановки. На данный момент объект охраняется полицией, введен режим повышенной готовности…»

— Да выключи ты уже эти новости! — раздраженно рявкнул Алексеев, преодолевая желание выбить из рук напарника ненавистный телефон. — Делом займись. Рапорт подам на тебя, тунеядца хренова…

Молодой рыжеватый парень в форме вздрогнул и спрятал мобильник в нагрудный карман. В новенькой амуниции он чувствовал себя неловко, как юный рыцарь — в плохо подогнанной броне.

— Так ведь ничего не происходит, Дмитрий Иваныч. Нет никого. И неужто вам неинтересно совсем?

— Ни хрена мне неинтересно, — буркнул Алексеев. — Периметр осматривай, раз никого нет. Пока пялишься в свои новости, проскочит мимо тебя какой-нибудь идиот гражданский, а спрос с кого будет? С меня. То-то…

Алексеева злило все. Бессмысленная и идиотская вахта у объекта, которым должны заниматься или военные, или, на худой конец, психиатры. Молокосос-курсант, которого к нему приставили в напарники, как будто Алексеев — какой-то чертов пионервожатый. Нездоровая шумиха вокруг оцепления — то и дело приходилось отгонять зевак и любопытствующих, желающих на собственной шкуре проверить, действительно ли источник света так опасен для жизни. Сам Алексеев не испытывал к охраняемой стене ни малейшего интереса. За десятки лет службы он успел повидать все — от бытовой поножовщины и любовников, прикованных к батарее плюшевыми наручниками, до оторванных конечностей в Афганистане. Приказ охранять пустое место, обмотанное заградительными лентами, он воспринял почти как личное оскорбление — лучше бы сразу отправили на пенсию. В гробу он видал всю эту мистику с неопознанными объектами. Куда больше его волновали гражданские, любящие совать носы не в свое дело. Еще во вторник все было в порядке, но потом на станции появился этот дьявольский светящийся квадрат — а следом начали пропадать люди.

— Ира, иди сюда скорей, вот оно! Доставай телефон!

Алексеев тяжело вздохнул и сделал шаг вперед, чтобы выглядеть внушительнее. Утренний час пик. Скорее бы станцию закрыли для пассажиров, сразу станет легче работать…

— Проход запрещен. Гражданки, отойдите от заградительной ленты.  

— Вам жалко, что ли? — взмолилась высокая девица в спортивном костюме. — Тут, говорят, феномен, который не может объяснить наука, а вы никого не пускаете. Ну, войдите в положение, а, лейтенант?

— Я капитан, — огрызнулся Алексеев. — Тамбовский волк тебе лейтенант… Сказано — проход запрещен! Вы подойдете, а с меня потом голову снимут. И погоны.

Тем временем у ленты начал скапливаться народ. Кто-то с интересом переговаривался, кто-то даже приволок штатив для фотоаппарата и начал пристраиваться со съемочным оборудованием.

— Разойтись! — гаркнул Алексеев. — Зевакам здесь не место, объект закрыт! Петренко, проследи, чтобы все эти бездельники отошли на безопасное расстояние, должна же и от тебя быть какая-то польза?

Рыжий Петренко смешно вскинул руки.

— Граждане, граждане, успокойтесь! Нельзя здесь находиться. Нельзя. Отойдите. Два метра дистанция.

— Это завтра будет нельзя, — весело крикнул кто-то из толпы. — Пока станция открыта, не имеете права нас не пускать! Вы же там стоите, и ничего вам не сделалось. Лапшу на уши не вешай, командир, ага?

— Только государственные деньги проедают, — прошамкал какой-то старик, выглядывая из-за плеча девицы с телефоном. — Преступников ловить надо, а эти тут стоят, стенку охраняют. На базаре в Люблине целая банда паразитов карманы людям обчищает уже неделю, а милиция прохлаждается!

— Пропустите, пропустите, извините, спасибо… —Расталкивая людей локтями, к ограждению пробрался парень в модной ярко-красной куртке и выставил перед собой монопод с закрепленным мобильным. — Привет всем подписчикам моего канала! С вами — самые актуальные московские новости от Лехи Котэ, и сегодня я покажу вам то, чего вы еще никогда не видели! Но для начала не забудьте поставить лайки и подписаться на мой канал…

Алексеев подошел к нему вплотную и почти ласково проговорил:

— Слышь, репортер. Я твою селфи-палку сейчас заберу и знаешь, куда засуну? Сказано — разойтись!

— Э, полегче, — возмутился назвавший себя Лехой, — это денег стоит вообще-то! Сейчас все мои подписчики вас в прямом эфире увидят, докажу, что на частное имущество посягнули служители закона! Мы за свободу! За любовь!

— Я тебе щас покажу свободную любовь, — начал заводиться Алексеев. — Пошел отсюда!

— Ирка, Ирка, ты снимаешь? — раздалось шушуканье из толпы. — Снимай, в Инстаграм выложим, знаешь, сколько лайков будет?

— И в Одноклассники, — вмешался старик. — В Одноклассники не забудьте. Чтобы все видели, как у нас с народом обращаются!

Алексеев, мысленно представляя спокойную и размеренную пенсию с чашкой чая на дачной веранде, набрал в грудь побольше воздуха.

— Ра-зой-тись!

— А чего голосят-то? Случилось чего? Да что вы тут столпились, ей-богу, дайте пройти! — откуда-то раздался надтреснутый голос, а по толпе пробежало недовольное шушуканье. Кто-то возмущенно вскрикивал.

— А ты ноги свои мне под колеса не подставляй! — сварливо огрызнулась обладательница голоса и, волоча за собой клетчатую тележку с торчащими перьями зеленого лука, решительно приблизилась к ленте. — Ругаются они тут. Ишь, нашлись умники. Милок, ты чего здесь встал-то? Дай ветерану труда пройти!

Перед Алексеевым стояла низенькая старушка в нелепой вязаной шляпке с цветами, подслеповато щурилась и воинственно сжимала в руке отполированную за долгие годы клюку.

— Служивый, я вижу, ты тут при исполнении, но уж не обессудь, к Ильиничне мне надо за рассадой. А не то уедет она на огород, а я зря, что ль, пол-Москвы проехала? Давай-давай, посторонись, где я еще такой сорт помидор-то отыщу? Только у Ильиничны оне и есть. На автобус мне надо успеть.

— Нельзя сюда, бабушка. — Петренко попытался оттеснить пенсионерку от ограждения. — Нельзя, запрещен проход.

— У меня пенсионное, мне все можно, — отрезала старуха и зацепила тележкой один из столбиков, удерживающих ленту. Тот упал на каменный пол с гулким грохотом. — Сказано тебе — пущай меня, ирод, а не то клюкой как отхожу! Вижу, лифт новенький наверх открыли — старикам благодать, да пользоваться-то почему не даете?

— Какой лифт? Здесь нет никакого лифта, — растерянно пробормотал Петренко. — Дмитрий Иваныч… Дмитрий Иваныч, проследите, я ограждение на место поставлю.

В толпе засверкали вспышки фотоаппаратов. Алексеев прикинул, сколько приятных слов он услышит от начальства, если вызовет подкрепление — даже с кучкой зевак справиться не может, ветеран хренов. Стоило ему обернуться, как старушка неожиданно резво проскользнула мимо Петренко, неловко склонившегося над упавшим ограждением, и засеменила к стене. Толпа зашумела.

— Давно пора было лифты открыть, — бубнила старушка себе под нос. — Хоть на что-то годное наши налоги идут.

— Гражданка, а ну, назад! — взревел Алексеев. — Именем закона…

— Подтиралась я твоим законом, — буркнула старушка и, внезапно попав в светящийся круг, исчезла.

На мгновение все замолчали. Кто-то судорожно пролистывал галерею в телефоне в поисках доказательств.

— Ты это снял? Снял, я тебя спрашиваю?!

— В смысле, а где бабка-то? — звучали растерянные голоса со всех сторон. — Только что ведь тут была…

— Крестное знамение! — завыла какая-то пенсионерка и начала мелко креститься. — Осените себя крестным знамением, ибо конец грядет, ох, грехи наши тяжкие!

Алексеев поднял смятый, сложенный пополам лист бумаги, одиноко валяющийся на плитке, развернул.

— Что там? — Петренко осторожно выглянул из-за плеча капитана.

— Квитанция там. Из жилконторы. За свет. На имя Потаповой Марьи Сергеевны… Чертовщина какая-то.

Раздался глухой стук — кто-то упал в обморок, грузно рухнув на пол. Капитан Алексеев и сам не догадывался, насколько он был близок к истине.

***

Флаурос, демон младших чинов, ответственный за регистрацию новоприбывших, с трудом мог вспомнить настолько же суматошный денек. Впрочем, уже несколько часов было довольно тихо. Внезапно тишину нарушил бодрый старческий голос.

— Я что-то такого не припомню, склероз у меня уже, остановка-то автобусная где здесь?

Флаурос сощурил багрово-красные глаза без зрачков.

— Еще один. Прекрасно… Кто тут у нас? Ага, Марья Сергеевна… Рано вам к нам, Марья Сергеевна, как и остальным!

— И ничего мне не рано, — завелась старушка, — я на автобус опаздываю, рассаду забрать не успею! Ну-ка покажи мне быстро дорогу к остановке.

— Так, все, бабуля. — Демон растянул губы в улыбке. — Приехали вы уже, дальше некуда. Конечная остановочка.

— Да как же так, какая конечная? — Марья Сергеевна наконец замешкалась и начала оглядываться, понимая, что что-то пошло не так. — Почему конечная? На Сокольниках же это… Двадцать пятый останавливается…

— Самая что ни на есть конечная, — отрезал Флаурос и извлек из-под разлапистого дубового стола пергаментный свиток. — Оформляться сейчас будем. Присядьте, присядьте, в ногах правды нет. Мы тут для таких, как вы, уже и места подготовили.

Демон уставился в свиток и нахмурился.

— Точно, как сказал, так и есть — рано вам. Или вы все-таки дух испустили, бабуля?

— Сам сейчас дух испустишь как миленький. — Старушка перехватила клюку морщинистыми пальцами. — На лифт я шла, на лифт! На автобус! К Ильинич…

Демон схватился за голову и закачался в кресле.

— Астарот, как же ты надоел со своими шутками! Я подаю рапорт о том, что где-то остался незакрытый портал… Пятый за неделю, пятый! — Он со злостью смял и выбросил пустой пергамент. — Как будто у нас тут дел других нет, кроме как разбираться с последствиями твоих развлечений?! Сана лишишься в момент, так и знай, черт бы тебя поб… Ах да, все время забываю. Нахватался этих земных словечек за триста лет службы, шагу некуда ступить. Что ж. — Он привстал и картинно приподнял над головой несуществующую шляпу. — Добро пожаловать в Преисподнюю, бабушка.

— Это какую такую Преисподнюю? — опешила Марья Сергеевна. — А как же автобус? Я вас, неформалов молодых, за такие шуточки…

— В Ад, бабушка, в Ад.

— Ты чего мне мозги-то пудришь, ирод окаянный? Коли это правда, где котлы? Огонь? Да и тишь у вас, благодать, прямо как у нас в райсобесе по выходным… В Аду-то грешники кричат, поджариваются.

Флаурус осуждающе поцокал языком.

— Бабуля, ну за кого вы нас принимаете? Нехорошо мыслить стереотипами. Прогресс не стоит на месте, думаете, за пятьсот лет здесь ничего не изменилось? Инновации, реформы. Князь Тьмы радеет за благополучие прибывающих денно и нощно. — Он внимательно посмотрел на примолкшую старушку, подмигнул и добавил шепотом: — Котлы у нас этажом ниже. Субботник там уже пару дней, чистят от нагара, а обитатели временно переселены в зал ожидания…  

— Так если у вас тут действительно Ад, — нашлась старушка, — значит, и муж мой, пройдоха старый, где-то здесь! А ну, говори, как его найти, Никита Василич он у меня, пять лет назад помер. Надо мне ему пару ласковых сказать, а то не успела, знаешь, напоследок-то!

— Тише, тише, бабушка, не шумите. Шуметь здесь не разрешено. — Флаурус выразительно кивнул на золоченую табличку с витиеватой надписью:

«Истошные крики и животные рыдания запрещены. Просьба воздерживаться от нечеловеческого воя за пределами яруса С».

— Демоны не любят громких звуков, да и охрана у нас чуткая — Цербера если разбудить, потом трое суток не спит, рычит, воет, работать мешает. Не советую испытывать судьбу. В прошлый раз троих новоприбывших сожрал, даже в курс дела ввести не успели, печальна их участь… А вы, бабушка, пройдите в зону ожидания, пройдите. Вот, возьмите номерок. Посмотрим, куда вас определить.

— Ну нет, — взвилась Марья Сергеевна, — так не пойдет, чертов ты сын!

Флаурус попытался возразить, что он, вообще-то, строго говоря, не имеет с чертями родственных связей, но старуха перешла в наступление.

— Номерок, говоришь?! В задницу себе засунь свой номерок! Настоялась я в очередях с талонами, ишь, развели бюрократию, нешто тут поликлиника наша районная?! Тьфу, стыдоба какая, и страну развалили, и Ад во что превратили — позорище одно. — Марья Сергеевна с вызовом приблизилась к Флаурусу и почти нависла над столом. — При Брежневе-то, поди-ка, тут куда достойнее было. Скатились. Тьфу. А ну, подавай мне паскудника этого, мужа моего бывшего, значит! Зря я, что ль, сюда попала?

— Брежнев — этажом выше, — тяжело вздохнул Флаурус. — А местоположение томящихся раскрывать я не уполномочен…

— Ага, — обрадовалась Марья Сергеевна, — значит, здесь он все-таки! Не подвело меня чутье, всю жизнь говорила, что в аду будет гореть за шуточки свои, старый хрыч. Как будто не видела я, как Алевтину по жопе ее обвисшей хлопал и подмигивал единственным глазом. Так что, где у вас тут этот… этаж для прелюбодеев и любителей грехопадения? Зуб даю, последний золотой, что там он где-то. А меня-то и не ждет, а я — тут как тут.

— Бабушка, — тихо и угрожающе начал Флаурус, — тише, тише, ради князя Тьмы. Ваши тонкости быта с бывшим мужем, конечно, весьма занимательны, но мне, знаете ли, работать надо, не смогу я вас выслушать. Пройдите в комнату ожидания до выяснения.

Старуха схватила его за грудки.

— Ты меня князем Тьмы-то своим не стращай, морда рогатая! Я в том квартале в жилконтору ходила, заставила этих хапуг мне отопление пересчитать, вот там-то черти сидят — ух, с вашими не сравнятся, а ты меня пугать вздумал? Не на ту напал, я Василича пережила, соседку свою пережила, тебя, чертяку, тоже переживу! А ну, подавай мне вашего главного, пойду к нему, жаловаться буду.

— К главному, бабуля, очередь на сто лет вперед расписана, да и не думаю, что понравится вам… Он, знаете, любит посетителей принимать в своем истинном обличье. — Флаурус ухмыльнулся и тут же подскочил. — Бабуля, ну это уже не годится никуда. Вилы на место поставьте, они декоративные, коллекционные!

— А ты, собака такая рогатая, иначе никуда меня не пропустишь! — нахально заявила старуха, угрожающе потрясая вилами в одной руке и клюкой — в другой. — А ну, посторонись и пусти старую. Старика своего искать пойду, раз вы тут с этими треклятыми номерками свистопляску развели!  

Флаурус уставился на перья зеленого лука, разбросанные по залу Прибытия, и на забытую тележку. Старуха, грозя вилами, двинулась куда-то в сторону комнаты ожидания, но что-то ему подсказывало, что там она не задержится.

— Асмодей, прием. Асмодей. Повышенная готовность, у нас сложный посетитель, держи ухо востро, еще и парадные вилы Белиала забрала… — Он договорил и устало откинулся на резную спинку кресла. — Дьявол, и ведь права старая карга, действительно, измельчало царство Тьмы. То ли дело было в тринадцатом веке — чинно, благостно. Ничего, еще полвека — в другой отдел на службу пойду.

***

— Внимание, внимание, всем постам. Проблема урегулирована, все пять порталов Астарота в разных точках планеты нейтрализованы. Граждан, ошибочно попавших в Преисподнюю раньше срока, просим пройти к выходу, граф Флаурус откроет для вас двери. Внимание, внимание, всем постам. Граждан…

Флаурус, изрядно вымотанный за несколько часов, стоял навытяжку у главного входа и вежливо давал напутствия уходящим.

— Всего доброго. До свидания… Нет-нет, совсем не скорого. А вы тут вообще по ошибке, вам через пару лет к Гавриилу. Прощайте. Прощайте. И вы тоже прощайте… — Тут он заметил семенящую фигуру Марьи Сергеевны издалека и нервно сглотнул.

— Вилы я во-о-он в тот угол поставила, — жизнерадостно заявила старушка, пробираясь без очереди вперед. — Позаимствовала ненадолго, ты уж зла не держи. Ну что, рогатый, бывай, не скучай! Василича своего я нашла, по морде ему заехала, ты бы видел его лицо — ух, вот это был номер… Теперь и назад вертаться можно. Ну, давай, отправляй меня ужо обратно, черт лохматый. И мужу моему огонька добавь, а то ишь, расслабился.

Старушка подмигнула и шагнула к выходу, а Флаурус внезапно хитро оскалился.

— До встречи, Марья Сергеевна, до встречи. Довольно скорой.