На мгновение Диана чувствует себя центром, вокруг которого вращается яхта, шторм, весь мир. Правой рукой она держится за мачту, а левой отчаянно ищет, за что ухватиться. Веревки, опутавшие ноги Дианы, норовят сдернуть ее с палубы. «Правило трех конечностей, — проносятся в ее голове слова капитана на инструктаже. — Чтобы не улететь за борт, вам нужно держаться за лодку тремя конечностями».
Яхта взмывает на кромку высокой волны, и когда мир опять опрокидывается, Диана краем глаза замечает что-то и инстинктивно оборачивается. «Только не лицо, — по привычке думает она, — только не бей в лицо». Чем ей прилетает, она не успевает понять. Холодный соленый вал накрывает ее, моментально облегчая боль от удара, и она теряет сознание.
«Моя жена» — так Платон называл Диану на людях. Сначала ей нравилось. Моя жена то, моя жена се — мило. Со временем это стало раздражать. Но Платону было удобно, чтобы окружающие считали ее женой. Он всегда делал так, как было удобно ему. «Знакомьтесь — моя жена Диана, — говорил партнерам Платон. — У нас все пополам и полное доверие друг другу».
Диана была оформлена генеральным директором во всех его бизнесах. Она даже не считала, сколько их, и вопросов не задавала. Ей давали подписать генеральную доверенность, и, выйдя от нотариуса, она получала какой-нибудь подарок: колье «Тиффани», сумку «Биркин», поездку на горнолыжный курорт в Альпах. Они с Платоном жили в трешке на Цветном бульваре, у нее была платиновая кредитка, она перемещалась по городу исключительно на «Мерседесах» и «Лексусах».
Они познакомились на инновационном форуме, о котором Диана узнала в паблике «для перспективных девушек». Ее последние деньги ушли на билет и эпиляцию. Уезжать с форума одна она не планировала. Платон выделялся среди хлыщей с масляными глазами, как один облаченных в костюмы «с искрой», и засаленных айтишников, не способных смотреть кому-либо в глаза дольше двух секунд. Он был хорошо, уютно одет — в свитер крупной вязки, грубые ботинки и мягкие выбеленные джинсы. Диане захотелось прижаться к нему, вдохнуть запах его туалетной воды, зарыться в его свитер. Она подсела к нему и попросила ручку, затем, глядя из-под норковых ресниц и занижая тембр голоса, поинтересовалась его мнением о выступлении очередного спикера, но, к ее разочарованию, он отвечал рассеянно, что-то читая в телефоне. Диана была одета не по погоде и, дослушав, попросила подбросить ее до метро — хоть какой-то будет толк в крайнем случае. Тогда он наконец рассмотрел ее черные глаза, губы, шелковое платье-кимоно, сапоги-чулки на шпильках и согласился. «Поплыл, московский мальчик», — решила она. Он галантно помог ей надеть пальто и по пути на парковку, как ей казалось, ловил ее взгляд, а когда она садилась в машину, внимательно изучил ее острые худые коленки.
Платон тогда довез Диану не до метро, а почти до общежития на окраине Москвы. Она назвала адрес неподалеку и не разрешила проводить ее, сказав, что живет у родственников, строго чтущих традиции, и не может пригласить его в гости. Платон водил ее по ресторанам, через пару недель подарил новый телефон (она тут же продала старый и купила зимние сапоги), а спустя месяц предложил переехать к нему. Она собралась за один вечер, вещей в общаге у нее было совсем мало. Платон был вежливым, заботливым, предвосхищал ее желания. Он помог ей срочно оформить загранпаспорт, забронировал билеты и гостиницу на Новый год, спросил, есть ли у нее водительские права.
Управлять машиной, кататься на велосипеде и плавать Диана не умела, за границей не бывала, не играла в компьютерные игры, не видела ни один фильм, который обсуждали Платон и его друзья, и не понимала половину слов в их разговорах. За три года в Москве у нее появилась одна подруга — Маша, ее полная противоположность, голубоглазая блондинка с белесыми ресницами. С ней было удобно ходить в рестораны: они эффектно оттеняли друг друга, и мужчины оглядывались на них, знакомились, угощали.
Машу выворачивает за борт. Вокруг все раскачивается, не на чем задержаться взглядом. Она вспоминает, как ее рвало на выпускном в школьном туалете после выпитой под лестницей водки, и стыд смешивается со страхом выпасть в черную затягивающую воду. Когда устрицы, мидии и вино уже в море, ее продолжает тошнить желчью.
Ветер и волны швыряют Машу из стороны в сторону, и она так вцепляется в борт, что выдирает длинные ногти, нарощенные в мамином салоне. Она выбралась на палубу с жилетом для Эльдара и теперь мечтает спуститься обратно, но не может шевельнуться. Когда на яхту обрушивается огромная волна, Маша закрывает глаза и представляет, что все это ей снится и вот-вот закончится.
Саша на полусогнутых выбирается из каюты в кубрик, упирается одной ногой в шкаф, а руками держится за полки и стол. Он очнулся, когда его приложило о переборки. Только это смогло вывести его из привычной алкогольной отключки. Он замечает признаки сотрясения — головокружение, тошноту. Чувствует, как из раны над ухом течет кровь.
По радио Саша слышит какие-то переговоры, но не понимает языка и не знает, как ответить. Когда на инструктаже капитан объяснял, что нажимать, в Саше была почти бутылка виски. Он видит ноги в проходе, узнает кроссовки Платона и татуировку на лодыжке — свернувшегося змея.
Идеей отправиться в недельное плавание под парусом загорелся Платон. У одного из его инвесторов была своя небольшая яхта в греческом порту и капитанские права. «Он и в регатах участвовал», — важно пояснял Платон. Капитан яхты выслал документы для виз, и все закрутилось: Платон пригласил лучшего друга Сашу, а Диана — институтскую подругу Машу, к которой прилагался ее жених Эльдар.
Сперва Платон пообещал покрыть любые расходы, потом сказал, что Олег, капитан яхты, ему должен и устроит им неделю круиза вокруг Греции бесплатно, но, когда визы были оформлены, оказалось, что на яхту надо скинуться по несколько сотен евро с каждого. Саша, который вечно сидел в долгах и жил с мамой и сестрой, вложиться не мог, и его поездку оплатил Платон. Маше и Эльдару пришлось раскошелиться. Точнее, конечно, Эльдару.
Перемены настроения Платона Диана объясняла Маше уклончиво: то что-то не клеится в их общем с Олегом проекте, то у Олега плохо с деньгами, а стоянка в Греции не дешевая. То просто у Платона характер такой, он же Близнецы.
Платон твердил, что в Греции еда стоит копейки, алкоголь в дьюти-фри сметал целыми полками, бегал от кассы обратно к батареям бутылок и кричал на весь магазин: «Мужики, я всех угощаю! А “Джека”-то мы взяли? Нам не хватит, пацаны, вы чего? Неделя на лодке, мы же со скуки помрем! Девчонки вон сухенького набрали полтележки! Девчонки, за борт выпасть не боитесь?» Он каламбурил, смеялся, дергал всех за одежду, обнимал Сашу и Диану, радовался как ребенок. Его веселость передалась остальным, несмотря на то, что шутил он над всеми, кроме себя. На кассе выяснилось, что его валютная карта не проходит. Да, у него много карт, но курс по рублевой будет космическим. «У кого еще есть евровая?»
Валютная карта с нужной суммой была только у Эльдара. «Эльдар, дорогой мой друг, я тебе перекину денег онлайн, когда доберемся до нормального интернета! Спасибо, что выручил!»
Пить начали в такси до марины, где их ждала яхта. Первым глотком халявного виски Саша от жадности чуть не подавился. Дальше он помнил огни порта и яхты, на которой что-то со стеклянным звуком стукалось. Его аккуратно провели по трапу, передавая с рук на руки, и усадили на рундук. Мутный тип, представившийся Олегом, провел инструктаж. Дальше была узкая маленькая койка в каюте, больше похожей на шкаф, и Сашу сморил сон.
Эльдар старается остановить бешено крутящийся штурвал, чтобы выровнять яхту. Он видит, как она то зачерпывает воду одним бортом, то заваливается на другой, почти переворачиваясь. Видит Машу, свесившуюся за борт, но не может до нее дотянутся и оттащить, боясь оставить руль. Видит Диану, распластавшуюся на палубе как ящерица, что-то кричит ей, но голос отказывает ему. Минуту назад он видел, как Олега смыло в море, но все же отчаянно надеется, что тот сейчас вынырнет, поднимется на борт, и скажет ему, что делать. Громадная черная волна обрушивается на Эльдара, но он не выпускает штурвал, настолько его руки одеревенели от холода и страха.
Олег открывает глаза и видит чистое голубое небо. Он дрейфует на спине в спасательном жилете, и вокруг, насколько можно видеть, нет ни земли, ни кораблей, ни его лодки, ни обломков. Не помня, как очутился за бортом, он осматривает себя — в ноге торчит обломок, видимо, краспицы. Олег касается его, и вместе с болью сразу возвращается память. Шторм, спасательные жилеты, оставив Эльдара за штурвалом, он передал координаты по аварийному радиоканалу, но услышали ли его? Приняли ли сигнал бедствия? И где яхта теперь? У него нет ни рации, ни передатчика, ни сигнального пистолета — все осталось на лодке. Есть лишь часы яхтсмена, подарок бывшей жены, со встроенным барометром, компасом, глубиномером, GPS… Олег замирает. Если сигнализация «человек за бортом» в часах сработала как надо, если лодка уцелела и пассажиры выжили, они смогут найти его по навигатору. Он выдыхает. Нет, конечно. Они ведь не умеют пользоваться яхтенным навигатором, и у них нет никаких шансов без капитана разобраться, как вести судно. Единственная их и его надежда — на сигнал SOS, который он послал. Если спасатели найдут их, то найдут и его. Если, если… Он закрывает глаза, его ждут часы под палящим солнцем без возможности укрыться. Из раны потихоньку вытекает кровь.
Олег познакомился с Платоном на свадьбе с первой женой в середине двухтысячных. Он так и не понял, кому и кем приходится этот компанейский парень. Платон как тамада развлекал всех, устраивал какие-то спонтанные конкурсы, громко кричал «горько», даже похитил невесту и, изображая одноглазого пирата, требовал у Олега выкуп. Олег швырялся деньгами, денег тогда было — лопатой греби. У него были контракты на поставку стройматериалов в подмосковном городе-спутнике. Олег взял «мерина», вставил фарфоровые зубы, купил трешку на Цветном, съездил и на Мальдивы пару раз, и в Куршевель — ощутил кайф богатства после голодного челябинского детства. Жену он выбрал из сестер своих, правильных пацанов. Сделал предложение «по красоте» — подарил ей «Ауди», каких-то сумок и цацек набрал. Купил дом в Подмосковье — детей воспитывать, тещу перевезти. А сам продолжил вкалывать — надо было расширяться.
И тут появился Платон. Они вроде как уже были близко знакомы со свадьбы, и Платон был не левый, не чужой тип, и сходу начал предлагать, куда можно зайти и во что вложиться, и знали его многие — в дорогих ресторанах его узнавали за соседними столиками, здоровались, хлопали по плечу. Для угрюмого, замкнутого Олега, который поднялся на старых, проверенных школьных и армейских связях и никого в Москве не знал, связи Платона были очень ценными.
Диана приходит в себя от резкого толчка, захлебываясь соленой водой. Она висит над водой вниз головой, запутавшись в снастях. Отплевываясь, она кричит, кричит до хрипоты, даже когда кто-то принимается ее освобождать. Диана опускается на палубу на четвереньки, и ее рвет морской водой. Она оглядывается на того, кто ее вытащил, и видит последнего, кого ожидала, — Сашу, Сашкá, лузера и алкоголика. Диана обнимает его ноги и плачет. Не понимая, что делает, она хочет стянуть с него штаны, но ее снова тошнит. Она ложится на спину и смотрит в небо — на нем ни облачка, оно такой яркой и прозрачной голубизны, что Диана начинает смеяться. Потом она вспоминает о Платоне.
Аккуратно придерживая Диану за талию, Саша ведет ее к лестнице вниз. Там, между штурманским столом и двигателем, в доходящей до колен воде плавает Платон, невидящими глазами уставившись через люки на то же небо. Из его груди торчит нож.
Заметив тело, Диана сползает по лестнице и кидается к нему, но вдруг ее охватывает отвращение, страх заразиться — он же труп, он гнилой! Она оступается, судорожно выбирается обратно на палубу и падает на рундук, на котором они сутки назад пили, глотали скользких устриц и махали уходящему берегу.
Эльдара, в отличие от Дианы, трупы не пугают, он видел их много на практике в мединституте. Отец Эльдара «поступил» его на стоматологическое отделение, чтобы сын пошел по его стопам, стал стоматологом-хирургом и со временем возглавил семейный бизнес — сеть клиник. Никакого желания учиться, а потом работать с отцом у Эльдара не было, но его никто спрашивал. Единственной пользой от высшего образования стало умение решать вопросы. Из-за знакомств отца он был накоротке с многими преподавателями и мог договориться и о повышении оценки, и о том, чтобы закрыли глаза на плагиат, на постоянные пропуски, — для себя, для одногруппников, для младших курсов ко всеобщему удовольствию. Эльдару знания были не нужны, зато он понимал, кого можно брать на работу, — тех, кто никогда к нему не обращался. По окончании института он открыл свою собственную небольшую клинику, не взяв у отца ничего, и очень этим гордился.
С Машей Эльдар познакомился случайно — снял помещение для клиники дверь в дверь с салоном красоты Машиной мамы. Маша часто забегала туда «почистить перышки», как она выражалась. Эльдар, московский армянин в третьем поколении, кавказцем себя не считал, но привык к тому, что девушки относятся к нему с опаской. Поэтому Маша, которая просто и открыто, без кокетства улыбалась ему, привлекла его внимание сразу. Эльдар позвал ее на кофе, рассказал о себе, о стоматологии, о клинике. Потом порадовал какими-то эклерами и капкейками ее маму и всех сотрудниц салона, дал им корпоративную скидку — небольшую, но приятную.
Эльдар ко всем умел найти подход, поэтому скоро строгая Машина мама, обычно шарахавшаяся от «черных», стала называть его Эльдарчиком и спрашивать, православный ли он. «Православный, конечно», — сказал он и начал носить крест. По телевизору в салоне красоты нон-стоп крутили сериал про семейное счастье в русско-армянской семье, и мама Маши растаяла окончательно. Эльдар принял этот сигнал и посватался, зайдя с козырей: Машиному отцу он поставил полный рот красивых израильских имплантов вместо отживших свое коронок. Свадьбу собирались сыграть в Тайланде, Маша видела много красивых фотографий оттуда и представляла себя с цветами в волосах в белом «марлевом» платье.
Эльдар отпихивает тело Платона от приборной панели, снимает рацию и тихо говорит в нее: «Mayday, Mayday!» 1. Ответа нет. Он наугад жмет на кнопки и кричит: «Help us! We have injuries! And a dead man!» 2 — английские слова сами выскакивают из памяти. Эльдара трясет, и он снова обеими руками с силой отталкивает труп как можно дальше, но через несколько мгновений его приносит обратно. Эльдар сдается и поднимается к остальным.
Саша с синяком в пол-лица сидит рядом с Дианой и машинально, как кошку, гладит ее по голой спине. Раньше Саша не позволил бы себе такого. Платон никогда не разрешал трогать свое. «Зато чужое брал без спроса», — думает Эльдар.
Маша сидит напротив, подобрав под себя длинные ноги в синяках и ссадинах. Она и сейчас выглядит как победительница экстремального конкурса красоты, ее заплаканные глаза стали ещё выразительнее.
Эльдар идет к штурвалу, пробует провернуть его, но ничего не происходит. Он не понимает: то ли руль сломался, то ли управлять просто нечем — мачты больше нет.
Саша встает и просит оцепеневшую Диану подвинуться. Он открывает рундук и достает непочатую бутылку виски. Все смотрят на нее, даже Диана выходит из прострации. Саша пожимает плечами и говорит:
— Я всегда делаю нычки. Надо ж догнаться, когда все выпито.
Он откручивает крышку, и Диана цепким звериным движением вырывает у него бутылку, отпивает и кашляет. Глотнув еще, она возвращает виски Саше. Он укоризненно смотрит на нее и отхлебывает.
— Не, я все понимаю, ты вдова, тебе можно…
— Да какая я вдова, — хрипит Диана. — Я теперь крайняя по всем статьям.
— Скажешь, что не знала ничего, подпись твоя подделана, обманули тебя. Глазками похлопаешь, губки надуешь, — ухмыляется Саша.
— Вы о чем сейчас? — Маша протягивает руку за бутылкой.
Эльдар протестующе мычит, но Маша не обращает на него внимания.
— Ни о чем, Маш, не заморачивайся, это по бизнесу, — отмахивается Саша.
— О чем, о чем. Хватит дуру строить, Маш. Платона больше нет, и бизнесов нет, и денег не будет. А на мне долги останутся, — объясняет Диана. — Так что клиника твоя, Эльдар, мне пригодится.
Маша, морщась, делает глоток, вытирает рот рукой и спрашивает:
— В смысле пригодится?
Глядя на море, Эльдар произносит:
— Надо пустить сигнальную ракету. Она вроде под лавкой там внизу должна быть, Олег говорил на инструктаже.
— Пускать ночью надо, — встревает Саша. — Я играл в один симулятор, там ночью надо было пускать. Чтоб тебя нашли.
— А как быстро находили? — спрашивает Маша.
— Зависело от погоды, от ветра, там, от твоего местонахождения… Если в Тихом океане, то могли долго искать, а рядом с берегом быстро…
— А мы далеко от берега? — перебивает Диана.
— Ну, мы вчера весь день шли, потом ночь, шторм под утро начался, кажется. Не знаю, как далеко нас отнесло. — Он поворачивается к Эльдару: —Ты знаешь?
— Нет. Пока мачта не сломалась, я пытался выправить лодку, ну как машину, типа чтобы ровно стояла. Дальше нас волной накрыло, и больше я ничего не помню.
— А Платона кто-нибудь вчера помнит? — спрашивает Диана.
Все молчат.
Маша хнычет. Эльдар замечает, что у нее выбит зуб. Он подходит к ней, поднимает ее голову, просит открыть рот — профессионально, без нежности. Она послушно открывает.
— Двойки нет, тройка, четверка и пятерка шатаются, — диагностирует он, шаря по ее рту.
Маша прикусывает его пальцы и воет от боли, но не отпускает, пока Эльдар не дает ей пощечину.
— Надо что-то делать, пока мы все тут с ума не посходили, — ворчит он.
Маша начинает бить его по волосатым ногам — неуклюже, ладонями плашмя.
— Вставим тебе зубы, не истери! Что будем делать с телом?
— Хочешь от него избавиться? Ты совсем, что ли? — вскидывается Диана.
— Мы все окажемся под подозрением, — Эльдар пожимает плечами.
— А если он просто напоролся на нож во время шторма?
— Ты себя сейчас слышала? — Эльдар насмешливо смотрит на Диану. — Может, ты его убила?
— А может, ты? — парирует она. — Хотел вернуть клинику и воспользовался случаем.
— Ребята, давайте не ссориться, — Саша жадно отхлебывает, и струйка виски течет по его подбородку. — Давайте подумаем, кому это выгодно.
— Тебе это выгодно, — быстро отвечает Диана. — Тебе надоело, что Платоша, твой родной, дорогой дружок, использует тебя, крадет твои идеи. Тебя единственного на палубе не было.
— А ты умная, смотри-ка! Я-то думал, ты вообще не врубаешься ни во что. Ты же все время с этими своими нарядами носилась, ноготочки-масочки, а ты у нас, оказывается, умная! — Саша выпрямляется, опять прикладывается к бутылке и будто нарочно икает. — Но ты не думай, я давно привык, Плотва всегда такой был. Мы же с первого класса за одной партой сидели. Списывал он, конечно, ну да, а что такого? Я тогда отличником был, все учительницы меня любили. За глаза, правда, знаешь как называли? Сын голытьбы. Сын дворника и сторожихи. Но вырастет Ломоносовым, если не будет лениться. Думали, я не… не понимал.
— Диан, забери у него виски, — говорит Эльдар и садится рядом с Машей.
Саша прижимает к себе бутылку, Диана наклоняется и протягивает руку, но он не отдает, отпивает еще и продолжает:
— Ну и что, что батя — дворник, правда? Плотва так всегда говорил. Сашок, говорил, ты не ссы, я тебя в обиду не дам, если что. Но если не дашь списать, то скажу, что ты тоже дворником хочешь стать. И что Ленка тебе нравится, будет сторожихой твоей, когда вырастет, и вы поженитесь. Так что Ленка на тебя смотреть даже не будет. Лады, договорились? Чего там задали-то? И реально не давал меня в обиду, никому. Ну, учителя понимали, смеялись, спрашивали: вы до университета вместе сидеть будете? Вечно оценка одна на двоих будет? Платон своей головой думать никогда не научится? Ну, так и вышло. В универ вместе поступали, в один, я ему дал списать на экзамене, мне оценку занизили, когда увидели. Но он сказал мне, что если я не поступлю, то в армию вместе пойдем. Батя тогда уже от цирроза умер, Плотва мне, считай, как брат был, старший… А в универе я узнал про биржи эти, торги, разработал модель, систему придумал. Ну и как-то деньги пошли. Платон предложил бизнес вместе создать, и я решил, куда я без него, он же мой лучший друг.
Саша начинает беззвучно плакать. Диана наконец отбирает у него виски и отпивает сама.
— На жалость только не дави. Суть одна — ты придумывал, а Платон брал и делал, будто идея его изначально. А чтобы тебе духу ни на что не хватало, он спаивал тебя. Нет? — Она болтает бутылкой перед его носом, на котором висит слеза. — Может, достало тебя, что он тобой помыкает, и ты по пьяни его зарезал?
— Он что, одним мной тут помыкал, что ли? — всхлипнув, кричит Саша.
— Это да, власть над людьми он любил. Меня бил, ее трахал. — Диана кивает на Машу. — У него все было схвачено.
Маша вздрагивает и косится на Эльдара, но он не реагирует.
— Ты что, знал?
— Знал, конечно, — устало отвечает Эльдар. — Но мне после той смерти было похер. Мне в последнее время вообще все стало похер. — Он отворачивается от Машиного взгляда.
— К-какой смерти? — Саша снова икает.
— Меня полгода назад попросили зуб вырвать, — глухо отвечает Эльдар. — Там мужик был, начальник какой-то у этих дорожников новых, которые плитку в Москве перекладывают. Он по рекомендации привел ко мне в клинику жену свою и сказал, пусть, мол, оперирует ваш главный хирург. А по документам я же главный хирург. Обычные хирурги, девочки мои с золотыми руками, его не устраивали, ему начальник был нужен. Я решил, чего там сложного, такие клиенты жирные пошли — может, он всех своих дорожников приведет мне вместе с женами и детьми. Ну и удалил ей зуб, но повредил гайморову пазуху, а там воспаление. Я вроде гной откачал, но там столько крови было, все залило. Она вести не могла, я ее домой сам отвез на ее машине и скорую не стал вызывать, чтобы муж не узнал. Думал, заживет. Так же всегда бывает. А она умерла от заражения крови через четыре часа.
Эльдар замолкает и берет у Дианы бутылку.
— И ты ко мне прибежала в ужасе, что Эльдара твоего сейчас закроют, — с презрением говорит Маше Диана. — «Спроси у Платона, вдруг он может что-то сделать». Я и спросила. И он смог, отмазал его. Не знаю, кстати, как.
— Как-как! А ты как думаешь?! — восклицает Маша. — Чтобы от следствия откупиться, Эльдар все сбережения вынул. Но этого мало было, тогда он машину продал, а я — мамины украшения. Потом дорожник стал наседать, пришлось квартиру нашу новую продать, а родительскую, которая была на меня оформлена, заложить.
— Не поняла, а твою-то квартиру почему?
— Да потому, что у папаши своего Эльдар ничего попросить не может, стыдно ему! — орет Маша. — Так, значит, ты и клинику отдал?
Она замахивается на Эльдара, но тот перехватывает ее руку.
— Я думал, пронесло, — говорит он. — Но в какой-то момент появился Платон и сказал, что дело опять откроют и я сяду лет на двадцать, если клинику ему не дам под залог какого-то кредита.
— Всех за яйца держал крепко, — усмехается Диана. — Ну, а ты-то что, подружка? Сама к нему в койку прыгнула, или это тоже часть сделки была?
— Нравилась я ему, — с издевкой бросает Маша и выпрямляется. — Он говорил, трахаюсь я гораздо лучше тебя, а ты фригидная, не даешь ему.
Диана сгибается от смеха, давится, у нее из носа идут соленые сопли.
— Тупая ты сука, — утершись, говорит она. — Я ему давала, где он хотел, как он хотел и сколько он хотел, и еще добавки просила. Пока не залетела. А он сказал: ты что, специально? Хотя кончал всегда куда хотел, вообще не думал об этом. Куда, говорит, нам детей, иди на аборт, уколют тебе в плечо укольчик, и все, проехали. Считай, я тебя простил. После этого у меня как отрезало. Я как увидела всю эту кровь и шматки, которые из меня вываливались, так сказала себе: накоплю, сколько смогу, и свалю.
— Так ты его убила? — повторяет вопрос Эльдар.
Диана медлит.
— Мне бы решимости не хватило. Он как-то подобрел в последнее время, обещал, что мы скоро по-настоящему поженимся, заведем детей. И я ждала.
— Поверила ему? — неожиданно трезво изумляется Саша.
— Да, — признается Диана и опускает голову на руки, ее локоть соскальзывает с колена, и она складывается, будто марионетка без ниточек.
— А я ничему не верила уже, — тихо и зло говорит Маша. — Он бы нас не отпустил. Никого.
Зыбь с мягким плеском качает лодку, безветрие после бури кажется мертвым.
Вдруг начинает трещать рация. Эльдар кидается к ней и жмет на все кнопки подряд, пока не прорывается голос, русский голос: «Капитан вызывает команду “Трикстера”, капитан вызывает команду «Трикстера”! Ответьте!»
Эльдар кричит: «»Трикстер» на связи! Мы тут…. Олег, это ты? Это Эльдар!»
— Да, я. Все живы? Передайте ваши координаты, они горят на навигаторе.
Эльдар ищет координаты, но навигационная панель не работает.
— Координат нет! Меня слышно? Нет координат! И у нас один погибший, убитый то есть, Платон.
Олег не отзывается. Рация молчит.
Заходящее солнце освещает лодку — красиво, как на открытке. Четверо неподвижно сидят на палубе. Пустая бутылка виски валяется у их ног.
Когда сгущаются сумерки, Эльдар приносит сигнальный пистолет и стреляет. Красная ракета улетает высоко в темное небо и вспыхивает. Все, кроме Маши, провожают ее взглядами. Ветер приносит рев мотора.
— Что мы скажем полиции? — спрашивает Диана.
— Дилемма заключенного, классический случай, — отвечает Саша, едва открывая рот. — Будем все всё отрицать, и тогда доказать ничего не смогут. Если, конечно, отпечатки на ноже смыло водой.
Олега подбирает катер спасателей. Они сразу вызывают полицию, такой порядок. Он связывается с «Трикстером», сигнал на радаре засекают, и его уводят, не дав договорить. Прожив последние три года на яхте, Олег знает о морском праве достаточно, чтобы не строить иллюзий. Если на судне кто-то погиб, посадят капитана, он отвечает за всех. Но Олег рад, что это именно Платон, хотя боится, что неправильно услышал, очень боится. Там был еще один парень, лучший друг Платона — то ли Александр, то ли Антон.
Платон часто таскал Олега знакомиться с нужными людьми в дорогие спортивные клубы. Олег так и не понял, как правильно играть в гольф и сквош, а яхтингом заболел. Полюбил это ощущение — ночная вахта, только он и море. Сдал на права, купил яхту, начал вывозить жену, но приобщить ее не получилось из-за морской болезни. Олег развелся и вскоре женился на администраторше яхт-клуба — пацаны не поняли. Платон успокаивал: «Не ссы, не нужны тебе твои партнеры, мы с тобой свой бизнес откроем, продадим твой, добавим моих денег, купим фермы и будем майнить биткоины, вложимся в биохакинг, в криозаморозку, в вечную жизнь. Твой щебень, песок и бетон никому не упали уже, нужно жить будущим, как сверхлюди, как Илон Маск». А Олега и бизнес, и вся эта московская грызня перестали интересовать. Он оставлял Платона управляющим и уходил в море. Однажды запросил отчеты и счета — оказалось, почти все бизнесы убыточны. Позже он выяснил, что и недвижимость переоформлена на Платона, включая квартиру на Цветном бульваре. Хотя бы дом в Подмосковье ему не достался: первая жена Олега при разводе не отдала, зубами вцепилась тогда, умница. Олег поделился новостями со второй женой, и та быстренько развелась с ним, но он этого почти и не заметил. Его занимало другое — как отомстить Платону.
Олег с перебинтованной ногой сидит на полу единственной камеры в полицейском участке маленького приморского городка. Мимо него проводят Сашу и Эльдара, он всматривается в их лица и улыбается:
— Значит, не послышалось, сдох, сука. Простите меня, парни, я специально на шторм нас повел. Думал, улучу момент, сброшу его за борт пьяного, да не успел. Ну, хоть не зря отсижу. За такое не жалко.
На допросах все пятеро молчат.
Апрель 2020