Таню на улице видели только два раза в неделю — когда она вела бабу Машу на рынок с пустой тележкой и когда вела ее обратно, довольную, с тележкой полной. Рядом с широкой двухметровой фигурой бабушки внучка уменьшалась с каждым шагом, всё меньше было и лето.
— Тань, ты сегодня выйдешь? — кричали подруги с качелей.
— Нет, — отвечала баба Маша и доставала огромные железные ключи из кармана халата.
Они исчезли в доме и замелькали в окнах. Дети, съехавшиеся в южный двор на каникулы, бегали к окну и наблюдали. Таня чистит картошку. Таня несет бабушке чай. Таня вытирает пыль. Таня гладит. Таня стирает. Таня подходит к окну, и все разбегаются.
— Бабушка, можно я гулять пойду? Я все сделала!
— А ягоды кто чистить будет на варенье?
Весь вечер во дворе пахло новым клубничным вареньем. Закрыв последнюю банку, баба Маша подошла к зеркалу и долго рассматривала свое крупное лицо. Никакого любопытства она не испытывала. Хотела убедиться, что живет. Единственное дело, которое она не доверяла Тане, — мыть посуду. Ей нравилось самой слушать, как шумит посудомойка, как она начинает и заканчивает свое простое дело. После этого баба Маша ложилась спать, а Таня ждала, когда ее сон окрепнет. Ждать не было для нее обязанностью. Ждать — это генетическое. Ее дед ждал бабку из института. Ее бабка ждала сыновей по десять месяцев. Ее сестра ждала замужества.
Когда сон крепчал, Таня тайком выбиралась на улицу проведать каникулы.
— А почему тебя бабушка не выпускает?
— А где твои мама с папой? Они же раньше тут жили.
— А ты пойдешь с нами на море?
Таня бегала от качелей к окну проверить, не проснулась ли баба Маша. Та лежала на диване и храпела.
— Так ты пойдешь с нами на море?
— Да ее бабка не отпустит!
Таня еще раз подбежала к окну, разглядела сон и засобиралась со всеми на море первый раз за лето. Когда все уходили со двора, она обернулась и в окне увидела бабушку, тучную и взволнованную. Она кричала, но Таня спряталась за беседкой.
— Таня! Вот бессовестная, иди сюда, кому говорю! Таня! Вы Таню не видели?
Таня пыталась найти какие-то слова в ответ, но нащупала только берег во рту. Она смотрела на бабушку и думала, что вечером снова нужно есть котлеты, которые та приготовила. Когда Таня отказывалась есть мясо, баба Маша обижалась, и внучке приходилось снова браться за дело, думая о том, что стадо съеденных ею животных становится все больше. И она ему одна пастух.
— Тань, ты идешь? Твоя толстуха там, что ли, орет?
— Она не толстуха.
Море с прошлого лета не изменилось. Хотя вряд ли бы кто заметил, если бы зимой воду спустили, а весной налили новую. Вода везде напоминает воду в других местах. У каждого есть свое собственное море, в него он и окунается. Таня зашла в воду по пояс и хотела поплавать, но ей пришлось отвечать на брызги остальных. Теплая вода захлестывала, мочила волосы, и они больше не пахли вареньем.
Плавать на спине ее учил отец, показывая, как надо держать спину. У нее не получалось плыть так же ровно и красиво. В следующий раз отец должен приехать только через неделю. Он обещал отремонтировать ее велосипед. Хотел хоть в чем-то побыть отцом.
Открыв глаза, Таня заметила, что вода унесла ее далеко от других детей. Вода холодела, но выходить не хотелось, пусть и кожа на пальцах уже сморщилась, как у бабушки после ванны, что она принимала по субботам. Отец даже специально заказал для своей матери огромную ванну, в которую она помещалась целиком. Таня вдруг вспомнила: сегодня как раз суббота.
Сначала она бежала быстро, но потом решила: ничего страшного не произойдет, если бабушкина ванна состоится на три часа позже, и перешла на шаг. Если уж попадать под раздачу за побег на море, пусть попадет и за это. У нее тоже может быть свое лето. Не все же каникулы сидеть в пропахшем супом бабкином доме.
Таня залезла в дом через окно, внутри тихо. Бабушке было никуда не уйти без Таниной поддержки, и та надеялась, что она снова уснула. Но в спальне никого. Таня проверила ключи — они по-прежнему лежали у зеркала в прихожей.
— Таня! Та-а-ня!
Девочка побежала в ванную и открыла дверь. Баба Маша сидела по пояс в воде и тряслась от холода. Ее лицо покраснело, а кожа потяжелела от влаги. Таня не знала, за что ей хвататься — за полотенца, чтобы прикрыть бабушкину наготу, или за ее большие руки, чтобы помочь выбраться из ванны.
— Не смотри на меня! Мала еще смотреть! Дай полотенце!
— Прости, бабушка, прости! Давай нальем горячей воды! Ты же замерзла!
— Дура! Я не могу сдвинуться, чтобы слить воду! Третий час сижу! Где ты была? Я же сказала тебе никуда не ходить!
— Прости!
Как кит, которому тесно в воде, бабушка сидела на дне собственного моря, выплескивая прожитое на берег. Жизнь беззвучно приземлялась на пол и растекалась по плитке. Заметив, что грудь бабки похожа на старые китовьи плавники, Таня отвернулась. Она принесла самое большое полотенце, чтобы укрыть ее целиком. Баба Маша вдруг разрыдалась, сплевывая слезы со слюнями в ванну, где они превращались в маленькие вспененные озера.
— А ты думала, что у бабки под халатом? Красота заветная?
— Бабушка, не плачь.
— А тут разхухры-мухры. Троих родила. Один уехал, у второго дела, третий — тебя вон поставил надо мной. Кому нужна бабка-то? Сидит тут враскоряку, как куча жирная, и ноет. Смотри, складок сколько. Кому я нужна такая?
— Мне нужна, бабушка, мне!
— Дура бабка у тебя, заперла внучку дома на все лето, дышать тебе не даю! А ты вон какая худенькая, солнца не видишь! Боюсь я, Таня, боюсь без тебя. Мне ведь и шагу одной ступить сложно, большая у тебя бабка выдалась. Видишь, нажила сколько, девать некуда.
Таня помогла бабушке вылезти из ванны, усадила ее на диван, укрыла одеялом и принесла горячий чай.
— Где была-то?
— На море.
— Красиво?
— Лавки новые поставили.
— Как бы я тоже хотела на море.
— Давай сходим, я тебя все лето зову!
— Море из берегов выйдет, да и стыдно мне, слонихе такой, людей пугать. Вот было бы море без людей, но они же везде, куда ни сунься! Бегемоту место в своем болоте! Неси еще плед. Спать твою бабку будем укладывать.
Укладывать бабку долго не пришлось, она быстро захрапела. Таня вышла в коридор и взяла телефон.
— Пап, привет, да, ела. Потом расскажу. А ты же здесь на море все места знаешь? Ну, надо. Ну, скажи! А где здесь море без людей?