Звук сомкнулся под высоким потолком, и, казалось, класс завибрировал.
— Тяни, Чердынцева, тяни! А то прошляпишь конкурс.
В дверь осторожно постучали, рояль нервно брякнул, и Чердынцева осеклась на полуслове.
— Ну что опять?!
— Андрей Степанович, декан вызывает.
Карма́нинов поморщился: он не любил свое отчество. Оно было какое-то мужицкое, что ли, и произнесенное вслух уносило его — Андрея Карманинова! — в безвестное поселковое прошлое, в котором еще не было ни славы, ни государственных премий — только голодная, неустроенная юность. Правда, именно тогда у него обнаружился абсолютный слух и красивый тембр голоса.
И еще он ненавидел, когда его отрывали от занятий, а в последние дни злился особенно, так как подготовка Чердынцевой к отборочным турам шоу «Песня» требовала сосредоточенности.
Декан факультета сидела во главе лакированного стола, вокруг которого толпились кресла. Войдя в кабинет, долговязый Карманинов с шумом выдернул одно из них и уселся, сложа руки на груди. Он вопросительно уставился на декана, лишь мельком взглянув на мужчину в синем костюме, который стоял в глубине комнаты и задумчиво смотрел в окно.
Несколько секунд она глядела на Карманинова поверх больших прямоугольных очков, потом поправила их и заговорила:
— Андрей Степанович, хочу представить вам нашего друга. Павел Иванович много помогал нашей академии, работая в Минкульте, теперь перешел на телевидение. Вот, интересуется вами.
— Это в Минкульте учат разговаривать, повернувшись к людям задницей, или уже на телевидении?
— Андрей, ты совсем того?! — Декан привстала и постучала ручкой по столу. — Что за бестактность? Вот поэтому ты до сих пор не завкафедрой. И студенты на твою грубость жалуются, в слезах приходят.
— Моя задача — вокалу обучать, а не делать приятно, — скривился Карманинов.
— Павел Иванович, я же говорила, — извиняющимся тоном обратилась она в сторону окна, разводя руками.
Мужчина хмыкнул и спросил:
— Еще бренчишь со своей группой, маэстро?
— Откуда?.. — опешил Карманинов.
Тут мужчина развернулся, растопырил руки и, широко улыбаясь, воскликнул: «Та-да!» Карманинов завопил: «Пашка! Лыков!», подскочил к нему, и они обнялись и стали хлопать друг друга по спинам, как будто выколачивая пыль долгой разлуки.
Потом, когда, успокоившись, расселись вокруг стола, и Лыков — соло-гитарист первого состава еще неизвестной никому группы Карманинова, покинувший ее ради карьеры чиновника, а теперь оказавшийся продюсером «Песни» — объявил, зачем искал Андрея, Карманинов от радости чуть снова не полез обниматься. Попадание в жюри главного вокального шоу страны было вторым и, скорее всего, последним шансом на большой успех.
Да, когда-то его голос гремел по Союзу, и, несмотря на его вспыльчивость и чрезмерную требовательность к бэк-вокалу и аккомпанементу, он был востребован. Но вскоре страну захлестнула похабная безголосая попса, и он попал в «неформат». Так что сейчас о нем помнили разве что шестидесятилетние сверстники.
Кроме того, он, конечно, не сомневался, что Чердынцева — его лучшая ученица — с легкостью пройдет отборочный тур, однако дальнейшие перспективы были туманными. Теперь же шансы на победу кратно возрастали. А ведь это станет и его триумфом — он утрет нос всем этим бездарностям. Да и на телике засветиться тоже очень хотелось.
***
— Энда-а-ай ия-а-ай вил олвес лав ю-у у у…
К концу второй минуты выступления Лилечки Галямовой лоб Карманинова покрылся испариной. Не оттого, что прожектор бил ему в лицо — встроенный в кресло кондиционер развевал его длинные седые волосы — и не от волнения, ведь он давно вспомнил, каково это — находиться в центре внимания. Вспотел Карманинов потому, что Лилечка слишком быстро потеряла концентрацию и шарила голосом в поисках нот так, как слепой палкой ощупывает пространство вокруг себя. Боже, какой позор! Как он дошел до такого?..
Первый неприятный разговор с Лыковым случился на Мосфильме перед съемкой стартовых выпусков. Лыков подловил его, вышедшего покурить, у павильона и стал насуплено выговаривать, что поступают жалобы, будто маэстро занят только Чердынцевой, а с другими участниками работает мало и через губу, и что в команде много хороших ребят: вот, например, Лиля Галямова — тоже студентка академии, надо ее поддержать и помочь пройти в следующий тур. А на его возражения, что у Галямовой диапазон недостаточно развит и техника хромает, Лыков резонно замечал: «Ты же сам отобрал ее в команду, значит, не такая она и плохая».
Потом было еще несколько таких бесед. Тянуть Галямову становилось все труднее, она все сильнее проседала на фоне других. Он спорил, возмущался, переходил на повышенный тон, спрашивал, что подумают люди. «Люди будут думать, — убеждал Лыков, — что, если гений Карманинов в ней что-то разглядел, значит, в ней точно что-то есть. И потом, Андрей, ты же обещал вести себя хорошо. В конце концов, продюсеры решают. Ты хоть знаешь, кто за нее просит?»
И все-таки он не сдавался, и поэтому вчера его вызывали в Останкино. Кажется, донес кто-то из оркестра.
В кабинете директора канала уже сидел взъерошенный Лыков со съехавшим набок галстуком. Он сразу набросился и стал распекать, срываясь на крик: «Ну ладно песню она сама выбрала — не доглядели продюсеры. Хотя ты мог, мог мне подсказать, но не сделал этого. А аранжировку тоже нельзя было дать попроще? Поменьше гребаных мелизмов? Ты что, сука, думал, если она хреново споет, то можно будет ее слить в прямом эфире и за это ничего не будет?!»
…Как назло, Чердынцева исполняла без единой помарки, мощно, драйвово. В глазах ни намека на слезы — не то что перед выступлением. Каждым новым чисто спетым тактом она как будто плевала Карманинову в лицо. Плюй, девочка, плюй: когда-нибудь ты поймешь, что короткий путь — не всегда лучший. На самой высокой ноте зал взвыл и уже не переставал аплодировать до конца песни.
Как сквозь вату до Карманинова донеслись слова ведущего:
— Напоминаю, что по правилам этапа дуэлей в финал проходит только один участник — тот, кого выберет наставник. Маэстро, слово за вами.
Конечно, он мог уйти, хлопнув напоследок дверью, однако из головы не выходило то, как вчера директор канала подошел вплотную и, блеснув бесстрастными акульими глазами, сказал: «Андрюша, если что, я тебя на пушечный выстрел к телику не подпущу. В сельской музыкалке работать будешь, по классу балалайки. Гарантирую».
— Маэстро, страна ждет вашего решения.
Карманинов очнулся, промокнул салфеткой лоб и заговорил.
***
Через месяц, войдя в академию, Карманинов наткнулся на информационный стенд. С прикнопленного плаката самодовольно смотрела Галямова, рядом с ней улыбался он сам. Сверху краснела жирная надпись: «Наши победители». Он брезгливо отвернулся и стал подниматься к себе. Мраморные ступени выскальзывали из-под ног. На площадке этажом выше Чердынцева разговаривала с двумя другими студентами. Она не сразу заметила его, потом вспыхнула и запнулась, быстро отвела взгляд. Компания притихла, один из студентов пристально посмотрел на него. Проходя мимо, Карманинов раздраженно бросил:
— Заниматься надо больше, Чердынцева, а не лясы точить.
Вечером была репетиция, собрались на базе. Барабан, клавиши, бас были уже готовы. Карманинов только закончил настраивать гитару, когда открылась дверь.
— Давай быстрее, Чердынцева! Зря я, что ли, унижался? Эфиры скоро, «Вечерний гость», прайм-тайм, с каналом все обговорено. Погнали!
Она двинулась к микрофону, на ходу скидывая куртку и швыряя ее на затертый диван. Барабанщик застучал палочками:
— Раз, два, три…
И звук сомкнулся под потолком.
Рецензия писателя Романа Сенчина:
«Рассказ мне понравился. И язык хороший, художественный, и сюжет интересный, достойный прозы. В общем, почти профессиональный рассказ получился. Есть у меня несколько замечаний.
«…они обнялись и стали хлопали друг друга по спинам, как будто выколачивая пыль долгой разлуки» — замечательно,
Но есть небольшие смысловые замечания. «Каждым новым чисто спетым тактом она как будто плевала Карманинову в лицо». Не совсем понятно. Создается впечатление, что Чердынцева уже знает о его предательстве и поэтому будто плюет… А это возможно, что в жюри входит наставник одного из участников? Я почти не смотрю эти конкурсы. Обычно наставник это один человек, а в жюри — другие. Правда, в конкурсе стендаперов видел, что наставник сидит в жюри и выбирает одного из двух своих ребят. В музыкальных так же?..
И по концовке. Карманинов взял Чердынцеву в свою группу? Договорился, что их покажут по ТВ? У них целый концерт по телевидению? Стоит немного прояснить финал. Наверное, не я один буду гадать, что здесь случилось и что намечается.
Автор также спрашивал меня про медленное написание рассказов. У всех своя психология творчества, свой метод, свой характер. Мой совет субъективный. Стоит писать быстро, не подбирая тщательно слова. Главное на первом этапе — ухватить мысль, тему, обстоятельства, героев. Лучше писать на бумаге, оставляя широкие поля, а потом править, делать вставки или сокращать. Посмотреть рукописи Пушкина, Льва Толстого — там живого места нет, практически каждое слово заменено, порой, и не по одному разу. Раньше я переписывал свои вещи два-три раза и только потом печатал на машинке или набирал на компьютере. Теперь стараюсь писать на бумаге, но обленился — не переписываю, просто набираю, а потом несколько раз вычитываю. Вот такой у меня метод работы…»
Рецензия писателя Екатерины Федорчук:
«Александр Градский. Шоу «Голос». Не узнать невозможно. И читать его отстраненно, так, как будто Карманинов это просто такой Карманинов, тоже невозможно. Я не могу.
И уж коль скоро автор пишет об Александре Градском, то надо соответствовать масштабу его таланта.
Автор рассказывает историю о том, как он испугался и предал свою лучшую ученицу. То, что в финале герой продолжил работать с ней, протянул ее на телевидение, ничего не меняет с художественной точки зрения. Герой оказался слаб. То, что его выбор — это позор, очевидно для всех.
Я ничего не знаю о том, была ли такая история с Градским в действительности. Насколько я знаю, его репутация не была ничем запятнана, но, возможно, я не права, и что-то такое действительно было. И все же, любой большой художник интересен в первую очередь тем, что это художник и что это масштабная личность.
В рассказе Градский виден, а то, что это масштабная личность — нет.
Сама по себе ситуация конкурса, выбора, столкновения интересов очень драматична. На экране. И, конечно, шоу «Голос» делается как драматургическое действо. Но этого для прозы недостаточно. Нужна глубина. Ее нужно найти. Глубина образа, глубина любви. Даже глубина падения.
Автору стоит подумать, есть ли в истории героя потенциал, который раскрыл бы нам его как личность огромного масштаба?
Если же представить себе, что реальные люди ни при чем… В этом случае, как мне кажется, герой мог бы раскрыться через более активное взаимодействие с конкурсантами. Дать больше Чердынцевой и Галямовой, дать их не только как вокалисток, которые попадают или не попадают в ноты, а как личностей. Дать им больше пространства в тексте за счет сокращения линии Лыкова.»