Н

Наталья Осипова и Елена Авинова. Графическая новелла «Великий инквизитор»

Время на прочтение: 6 мин.

Впервые на русском языке выходит графическая новелла «Великий инквизитор» мастеров Creative Writing School Натальи Осиповой и Елены Авиновой.

В основе комикса лежит знаменитый отрывок из романа Достоевского «Братья Карамазовы». Несколько лет назад Наталья и Елена задумали проект: серию графических романов на основе ведущих произведений русской классики. Первая публикация была полтора года назад в американском журнале «Plough» на английском языке. И вот наконец к юбилею Достоевского комикс выходит на русском.

О том, что нового дает нам Достоевский в комиксах и как вообще создать экшн из философского текста, мы спросили Наталью Осипову и Елену Авинову.

Комиксы по Достоевскому читают эстеты

Лена, Наташа, глупый вопрос, но скажите, а какой смысл делать комикс по Достоевскому, если можно прекрасно Достоевского прочитать в оригинале?

Лена Авинова: Ой, это же вопрос от Мединского: он как-то заявил, будто комикс — это «жевательная резинка» для тех, кто не умеет хорошо читать. А между прочим, во всем мире комикс — полноценный вид искусства, да и в нашей стране отношение к нему потихоньку меняется.

Наталья Осипова: Я уверена, что комикс — язык будущего. Помню, как удивилась, когда впервые попала на книжную ярмарку Livre de Paris и увидела, какие комиксы существуют: и Библия в комиксах, и биографии рок-звезд, и социальные исследования, и географические комиксы… 

Шесть лет назад мы придумали проект «Топ русской классики в комиксах». Мы решили перевести ключевые тексты русской литературы на графический язык. Тогда нам показалось, что так мы сможем дать наивному читателю простой путь познакомиться с главными текстами русской литературы.

И как? Сработало? 

Наталья Осипова:  Не сработало. Теперь совершенно ясно, что наш читатель — никакой не наивный, а как раз наоборот. Проект интересен в первую очередь изощренной аудитории, которая читала и перечитывала «Братьев Карамазовых», а также статьи Бердяева, Розанова и других философов, и теперь ей хочется посмотреть, как можно перевести классику на графический язык.

Правда ли, что проект русской классики в комиксах оказался востребован за рубежом и «Великий инквизитор» очень зашёл в Америке?

Лена Авинова: Спасибо пандемии. Дело в том, что американский журнал хотел опубликовать всего одну главу под свой формат, но мы вышли за пределы публикации. Это совпало с началом пандемии, и журнал перешел на электронный формат, поэтому нас опубликовали целиком в специальном июньском номере, а в августе 2020 года выпустили комикс отдельной брошюрой, которую рассылали подписчикам. Честно говоря, не знаю, какой тираж, но до сих пор можно купить за 8 долларов на «Амазоне».

В американском издании «Великого инквизитора» в разделе «авторы» помещен не только портрет Достоевского, но и Натальи Осиповой и Лены Авиновой. Как вы втроем, да еще вместе с классиком, работали над комиксом? 

Наталья Осипова: Я занималась самой прекрасной для филолога работой: придумывала интерпретацию и писала сценарий. Я старалась как можно больше сохранить оригинальный текст Достоевского, при этом убирая все архаичные элементы. Для меня это история про кризис веры и муку безверия, поэтому легенда о Великом инквизиторе так важна в наши дни. Современный человек страстно жаждет верить, но естественным образом верить не получается: за спиной 70 лет ямы безверия. Если мы и приходим к Богу, то «через голову», через муки, через тексты, в том числе, Толстого и Достоевского. 

Елена Авинова и Наталья Осипова

Откуда взялся Джон Леннон

У вас Джон Леннон на обложке комикса про «Великого инквизитора». Откуда он взялся? 

Лена Авинова: Человек, похожий на Джона Леннона, — это Иисус Христос. Нам хотелось перенести действие в наши дни. Поэтому разговор Ивана и Алеши происходит в современном баре, где есть и другие посетители. Например, в углу за кружкой пива сидит и что-то пишет Достоевский, молча слушает Христос. Это метафора того, что рядом с нами всегда присутствуют и писатель, и Бог. И хотя оба молчат, они все равно есть. Эту метафору американцы считали.

Автор «чебурашки» Леонид Шварцман признавался, что создавал образы своих мультгероев на основе тех людей, которых видел рядом с собой. Старуху Шапокляк «списывал» со своей тещи. А девочка из «Варежки» — это мама Анфисы Чеховой в детстве. Расскажите, а как авторы комиксов создают персонажей?

Лена Авинова: Схожим образом. Я всегда ищу референсы, на кого похож тот или иной персонаж. Алеша Карамазов — это молодой Киану Ривз. Ивана Карамазова рисовала с Чичваркина. А бармен и инквизитор — это вообще один и тот же человек, прообразом которого стал Владимир Шухов, внук создателя Шуховской башни. 

На мой дилетантский взгляд, «Великий инквизитор» не очень годится для комикса. Там же одни говорящие головы и никакого экшна… И, тем не менее, художник очень изящно выкрутился. 

Лена Авинова: Действительно, было мне непросто. В комиксе самое главное — действие. Любой отказ от действия убивает динамику и сам комикс. А мне пришлось создавать динамику другим: чередованием планов, жесткими косыми линиями, нервной штриховкой. Я пыталась погружать себя в нервное состояние. Для меня это несвойственно, я сама люблю работать в состоянии счастья. 

Расскажите основные фишки, как изображать произведения Достоевского в графическом романе. 

Лена Авинова: Во-первых, мы осовременили событие и оно теперь происходит в наши дни. Во-вторых, решили, что вместо трактира будет бар «Севилья», куда герои приходят после похорон. Я попыталась показать психологию: кто как надирается, что именно пьют. Люди, которые пришли в бар после похорон, должны были нормально напиться. Так возникла идея менять изображение по мере того, как собеседники становятся более пьяными. Вначале они изображались четко, а в конце — изображение рябит, как будто сделано дрожащей рукой старухи.

А я еще заметила, что до середины превалирует черный цвет, а ближе к концу он разрешается в белый. 

Лена Авинова: И это тоже. Мы долго экспериментировали с цветом, делали разные варианты, пока не поняли, что в «Инквизиторе» должно быть жесткое ч/б. Черный цвет сначала давит, вызывает ощущение безысходности, но когда в рассказе Ивана появляется образ Христа — он окружен светом.

Вы сказали, очень важно знать, что именно пьют герои…

Лена Авинова: Ребята пьют водку, потому что мы знаем предысторию, они пришли с похорон. Леннон пьет красное вино, конечно же, потому что это намек на Христа и обряд евхаристии. А Достоевский — пиво. Он должен быть среди них самым трезвым, чтобы записывать. 

Розанов говорил, что у Достоевского не получилось создать собеседника Ивану. В «Великом инквизиторе» Алеша получился молчаливым статистом. Столкнулись ли вы с этой проблемой и как вышли из положения? 

Лена Авинова: Как ни странно, в графическом романе эта проблема решилась легче, чем в тексте. Если в тексте Алеша все время молчит и его присутствие легко упустить из виду, то в комиксе он присутствует как полноправный, пусть и молчаливый участник диалога. Везде рядом с Иваном я изображала Алешу, использовала много крупных планов Алеши. Камера постоянно фиксирует и двух других участников разговора: Достоевского, присутствующего как писатель, который этот диалог опишет, и Христа, который выведет диалог на другой уровень. 

Мне кажется, это и есть ответ на вопрос, зачем создавать комикс по «Великому инквизитору». Вам удалось графически решить проблему, которую было невозможно решить текстуально. У Достоевского в «Великом инквизиторе» преобладал монолог, а у вас — полилог, потому что лица собеседников становятся проекцией слов Ивана.

Вопрос по последней сцене, поцелуй Алеши и Ивана. Знаю, что по настоянию американцев вам пришлось переделывать этот кадр…

Наталья Осипова: Это была правка от американского редактора. Надо сказать, американцы не вмешивались в нашу работу. Были дебаты с издателем по поводу текста Достоевского: он счел ряд мест очень жестокими и вымарал их. 

Лена Авинова: Что касается изображений, то мне присылалось несколько правок, например, про хвост текстового пузыря, который недостаточно точно указывает в рот персонажа. Про последний кадр сказали, будто герои выглядят так, словно не целуются, а один другому шепчет на ушко. Я согласилась и переделала рисунок.

Во всем мире комикс — полноценный вид искусства, да и в нашей стране отношение к нему потихоньку меняется

Что изменилось в вашем восприятии «Великого инквизитора» после окончания работы над графической новеллой?

Лена Авинова: Вообще, я в юности была фанатом Достоевского. В 16 лет плакала над «Братьями Карамазовыми». Но когда начала перечитывать этот текст, то, к удивлению, обнаружила, что текст меня не трогает. Это был тот же эффект, что и с Рэем Брэдбери и его «451 градус по Фаренгейту». Как известно, Брэдбери нельзя перечитывать в зрелом возрасте, иначе разочаруешься.

После работы над графическим романом старое чувство не то чтобы вернулось, но ярче проявилась актуальность. По крайней мере, для меня. Кажется, нам удалось сдуть пыль с произведения.

Наталья Осипова: Я много раз перечитывала и разбирала со студентами этот текст, но работа над комиксом дала мне опыт сотворчества с Достоевским. Это очень интимный процесс — адаптировать чужой текст в сценарий, происходит присвоение этого текста. И вот этот проклятый вопрос о слезе невинно замученного ребенка для меня, как специалиста по Льву Толстому, звучит как вопрос не только о вере, но и о непротивлении злу насилием. Достоевский искушает нас, как Иван — Алешу, а Инквизитор — Христа. Это искушение чужими страданиями и несправедливостью этих страданий. И мне кажется, что это то искушение, через которое должен пройти каждый читатель, чтобы ответить на вопрос: можно ли верить, если страдают невинные. Это личный и трудный вопрос.

На занятиях в Creative Writing School

Последний вопрос. Вы сказали, что готовите пять комиксов по русской классике. На какой стадии проект?

Наталья Осипова: Мы сделали гоголевскую «Шинель», «Пиковую даму» Пушкина, «Великий инквизитор» Достоевского. Сейчас работаем над Толстым. Первоначально хотели делать «Дьявола», но я загорелась «Хозяином и работником», текстом про смерть как воскресение. Сейчас кажется, что выбор правильный и если попросить у самого Толстого выбрать один текст — он сам назвал бы «Хозяина и работника».

Проект из графических новелл по русской классике практически завершен, осталась «Чайка» Чехова и, конечно, мы бы очень хотели, чтобы все пять наших работ вышли когда-нибудь под одной обложкой.