Оля включила телевизор: беззвучный экран выдавал очередную порцию кровавого американского кино — высокий дом рушился из-за влетевшего в него самолета. Оля с вялым интересом следила за киношной катастрофой и вдруг поняла, что это вовсе не фильм, а репортаж с места события. Она впилась глазами в экран. «Нет. — Первая мысль была отчаянной. — Нет! Пожалуйста, только не сегодня! Сегодня ничего не должно произойти плохого!» И сразу же стало стыдно: там люди гибнут, а она думает только о своем.
Оля ждала Антона на блины. Часть напекла, другую держала в тесте, чтобы испечь свежих. Рисовалась уютная картина: она хлопочет у плиты, подкладывает Антону на тарелку узорчатые блинчики, он перекидывает их с руки на руку, чтобы не обжечься, ест, жмурится от удовольствия… А тут эта катастрофа.
Вышло так, как она и боялась: Антон пришел мрачный и отстраненный. Вместе поели, молча посмотрели страшные репортажи.
— Ну, я пойду.
— Иди, хорошего вечера.
Наносная улыбка, щелчок дверного замка и слезы, сидя на полу в коридоре. Не остался. Опять одна.
Они познакомилась при весьма необычных обстоятельствах. Это было лет пятнадцать назад. В ту холодную зиму Оля часто пропускала занятия в архитектурном — иногда из-за простуды, а иногда просто неохота было ходить на скучные лекции по физике или сопромату. Участковая Галина Петровна охотно давала справки, даже когда Оля была здорова, но жаловалась на придуманное недомогание.
Утром она отправилась в поликлинику за очередным больничным. Надела голубой лыжный костюм, белые сапожки, шапку и варежки — получилось хорошо, этакая снегурочка размера «L». На улице ее увидела и подхватила на своих «жигулях» Светка, ехавшая в ту же сторону.
Около окошечка регистратуры стояла только хмурая девушка в черной кожанке. Она записывалась к хирургу, и Оля отметила, что названный ею адрес находится совсем рядом с ее домом.
Девушка повернулась и что-то спросила у высокого парня, только что зашедшего в вестибюль. Оля одобрительно посмотрела на него: модно, но сдержанно одет, лицо красивое, но не слащавое, голос уверенный, надежный. В общем, мужчина что надо, просто мечта, а не мужчина. Усмехнулась себе и забыла.
Оля взяла талончик, отправилась по долгим коридорам в недра поликлиники и села у кабинета в ожидании приема. Она размышляла о своих сложных отношениях с Н., вступивших в критическую фазу, когда в проеме показался тот самый парень из холла. Он встал в паре метров от Оли и бесцеремонно ее разглядывал. Ей стало неловко, и она отвернулась. Парень постоял минут пять, ушел, и Оля поняла, что эта встреча ее взволновала.
В тот же вечер она позвонила Светке и рассказала про странного парня.
Подруга обнадежила: «Знаешь, я думаю, это был Антон, я однажды была у него с Ильей как раз в том доме, про который ты говоришь. А девушка, наверное, его жена. Они давно разъехались, но она, вероятно, сейчас здесь. Хочешь, познакомлю? Скажу Илюшке, чтобы пришел с ним ко мне».
Через неделю Светка устроила вечеринку, и всё закрутилось. Интрига с гляделками разъяснилась очень просто: Антон проезжал на машине мимо шедшей по улице Оли, обратил на нее внимание и очень удивился, когда увидел ее оказавшейся в поликлинике раньше него. Потому и пошел искать у кабинета — чтобы удостовериться, что это именно та самая «снегурочка», которую он приметил на улице.
В первый же вечер выяснились удивительные совпадения, что так часто преследуют новобранцев любви: оба курили одинаковые сигареты, предпочитали армянский коньяк красному вину и слушали одну и ту же музыку, которую в те времена мало кто знал — Эл Ди Меола, Пэт Мэтэни, «Кинг Кримсон». Имя Роберта Фриппа, названное ею между делом, собственно, стало пропуском и вечной бронью ее места в его особенном мире, куда стремилась попасть, казалось, каждая женщина, а попала только одна — Оля.
Стремительный роман, вылившийся в несколько страстных ночей и столько же скандалов с Н., который мгновенно понял, что теряет Олю, так же быстро и закончился. Антон разбирался с женой и только что неожиданно родившимся сыном — собственно, к хирургу он и возил жену после кесарева сечения. Оля переживала, тихо сделала аборт и отошла в сторону.
У каждого покатилась своя жизнь. Оля становилась модным и высокооплачиваемым дизайнером, Антон затеял большой бизнес с поставками дерева. Иногда они виделись: то на концерте издалека помашут друг другу рукой, то на перекрестке поморгают фарами.
Через несколько лет он позвонил и предложил встретиться. Сердце встрепенулось, и Оля приехала. Посмотрели Феллини, послушали джаз, жарко все это обсудили, и она вернулась домой. Эти встречи стали частыми. Олю они ставили в тупик: Антон общался с ней как с самой любимой женщиной, но не прикасался. «Что ж, наверное, надо подождать, — томясь, думала Оля. — Зачем торопить события?» Вскоре Антон рассказал ей о своей новой пассии: с женой он к тому времени уже окончательно расстался.
— Представляешь, она продает медовую косметику, такая милая.
У «медовой девушки», как прозвала ее уязвленная Оля, был наперсточный рост, надежные кукольные локоны, поджатый рот и бульдожья хватка сетевого маркетолога. При встрече она попыталась продать Оле капсулы прополиса, а потом обиженно молчала, когда Антон и Оля с наслаждением обсуждали что-то сложное музыкальное. «Я, между прочим, люблю песни «Абба»», — вдруг невпопад сказала «медовая девушка». Антон умилённо на нее посмотрел, и Оля поторопилась уйти.
Их встречи продолжались. Антон позвал Олю с собой в Питер — на золотую свадьбу родителей. В двухместном купе поезда, когда они выпили бутылку «Хеннесси», он прилег рядом с ней, и ей показалось, что сейчас они наконец обнимутся и уже больше никогда не разомкнут рук. Но вместо этого Антон завел основательный разговор о мужчинах и женщинах. Он сетовал, что с женщинами невозможно равенство, что отношения с ними можно строить лишь по принципу «ты мне — я тебе». «Только ты, Оленька, — лучшая!» — на том и заснул.
В доме родителей Антон представил Олю как давнюю подругу, и мама изучающе, а папа — одобрительно смотрели на нее во время застолья. Гостей было много, спали вповалку на полу. Под утро недоумевающая Оля заметила характерное шевеление одеяла по соседству — там расположился Антон, теперь уже с миниатюрной брюнеткой, чьей-то сестрой или сватьей.
Она вернулась одна. Антон остался с новой пассией на выходные. Когда приехал, позвал в баню за город. Он многообещающе улыбался и сулил что-то особенное, не уточняя деталей. Оля предвкушала скорое счастье и чувствовала себя, как тот человек в очереди за дефицитом, который наконец-то дошел до прилавка и готов получить вожделенный товар.
Но поездка вышла скомканной. Антон был хмур и напился, и два обнаженных тела, лежавших ночью рядом в постели, не коснулись друг друга.
Они продолжали общаться: слушали музыку, ездили на озеро и за грибами, жарили шашлыки на даче, отмечали дни рождения, но все реже: Антон стал много пить, дела в его фирме ухудшились, он часто уезжал, но еще более был занят с бесконечными женщинами, «дерьмовочками», как она их называла. Все крошечные, как на подбор, молоденькие, необразованные, они представлялись ей какими-то зверьками или пупсами, которыми он тешит свою плоть. И казалось, еще немного, и он наконец обернется лицом к той, которой так восхищался, называя единственным настоящим другом. К той, которая ждет.
Но очередь Оли не стояла на месте, а, скорее, постепенно сдвигалась назад. Перед ней в жизнь Антона влезали все новые и новые любовницы, жены и случайные женщины, просто подошедшие по размеру. Некоторые рожали от него детей.
Оля поняла, что больше не в силах этого терпеть. Подвернулся выгодный долгосрочный контракт в Праге, и она уехала.
* * *
Блестя лысиной, длинный, одетый в телогрейку носильщик подвез свою желтую тележку к нашему вагону, и я поспешно отступила в тень тамбура, потому что узнала в нем Антона. «Черт, откуда он взялся здесь, в Тобольске? — неприятно удивилась я. — Надо же было поехать в эту командировку за тридевять земель, чтобы первым встретить именно его!»
Выходившие из вагона люди замешкались, и я смогла понаблюдать за объектом моей долгой любви издалека. Антон больше не выглядел брутальным красавцем, каким мог бы оставаться и в глубокой старости — есть редкая порода мужчин вроде Шона Коннери или Хэмингуэя, которые с годами становятся только привлекательней. Он обрюзг, ссутулился, в движениях появилось какое-то мельтешение. Я не видела его лет семь. Заблокировала в соцсетях после того, как он завалил меня своими откровенно слабыми, агрессивными стихами, лившимися из него нескончаемым широким потоком Ниагарского водопада.
Излечившись от той мучительной любви, когда Антон, изумляясь, восхвалял меня, как единственную женщину, с которой можно дружить, я поначалу сохраняла с ним теплые отношения и продолжала быть свидетелем его бесконечных связей с маленькими женщинами. Его последняя, совсем молоденькая жена с оперным именем Травиата познакомилась с ним через службу знакомств — в поисках подходящей мини-фактуры он ими не брезговал — и быстро схватилась за редкий шанс выудить из потока бесперспективных объявлений красивого и богатого «папика». Да, представляете, я назвала его так! А ведь из всех моих мужчин именно он был самым интересным и каким-то очень полноценным человеком. Антон все делал основательно и безупречно, чем бы ни занимался. В музыке разбирался, как профессор консерватории, да и сам был отличным гитаристом. Образование — мединститут, работа — крупный бизнес, выросший из любви к дереву. Выучил просто так, для себя, испанский, о чем я бы и не узнала, если бы случайно не спросила его, кто может перевести для меня нужные документы. Перевел с ходу сам, оставив меня в совершенном изумлении: как можно знать язык и никому об этом не рассказывать?
Последний брак Антона изменил его окончательно: джаз сменился на шансон, французский коньяк — на водку, Москва — на Сибирь. Там его подставили партнеры, он залез в долги и все больше пил. Иногда звонил мне и в пьяном угаре признавался в любви, что не вызывало во мне ни радости, ни торжества. А потом полились стихи, и я вычеркнула его имя из списка знакомых. Наше общение прекратилось, я знаю, навсегда.
Менее всего мне хотелось выходить на перрон и общаться с Антоном, но деваться было некуда, и я, низко опустив голову, начала спускаться. В эту минуту какой-то пассажир из соседнего вагона подозвал носильщика, и Антон отошел.