Каждый шаг по облезлой бетонной лестнице дается труднее предыдущего, будто продираешься сквозь густой кисель. Розовато-красный, который продается продолговатыми кубиками в хрустящей упаковке и пахнет так химически, что слезы наворачиваются. Хорошо еще, если сварится без комочков.
Воздух проникал в легкие нехотя, захватывая с собой запах влажной подъездной штукатурки, почтенной пыли старого здания и жухлой листвы. Вдох. Выкинуть вперед согнутую в колене ногу, поставить на ступеньку. Задержать дыхание. Рывком перенести вес вверх. Выдох. Снова вдох. Задержать дыхание. Выдох. Вдох. Выдох прямо перед обитой ромбиками дверью. Егор окинул взглядом маленькую лестничную клетку с решеткой лифта.
Здесь, если верить путаным словам старушки из сорок пятой, все и случилось. Я домой возвращалась, увидела — он лежит, без сознания. В скорую звоню, а они приехали только минут через сорок, я им и так, и эдак, звонила раз пять, вдруг еще можно спасти человека-то? Ох, Егорушка, горе-то, какое горе… В голове сразу же полыхнуло недавними воспоминаниями. Звонок. Морг. Опознание. Черно-белые квадраты больничной плитки, безжизненные лампы на потолке. Свет четкий, стирающий все полутона и переходы — смотри. Смотри, впитывай, запоминай, чтобы навсегда, чтоб ночью вскакивать в холодном и мокром. Чтобы точно все-все разглядел.
Точно он? Не ошиблись? Подпишите здесь. Да, где галочки стоят, вот так. И он смотрел, кивал, подписывал. Звонил Лизе — приезжай, тут Отец наш, и морг, и свет этот белый прям под кожу, Лиз, Лиза, Лизочка, без тебя никак, приезжай, пожалуйста. Лиза сначала долго молчала в трубку, только дышала часто и тяжело. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Короткие гудки. Так и не появилась. Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Аппарат абонента. Аппарат. Аппарат. Аппарат.
Скрежет замка соседской двери вывел из ступора, заставил судорожно искать по карманам ключи, попадать в замочную скважину и шагать через порог в свет. Квартира обрушилась на Егора сразу вся — со своими запахами, горящими светильниками и воспоминаниями, которые еще утром были частью обычной жизни. А теперь лишь тени по углам, шорохи в пустых комнатах да призраки в предметах, которые еще помнят. В квартире горел свет и тихо бормотал телевизор, создавая видимость жизни. Скорее всего, Отец решил сходить в магазин за любимыми сигаретами. Пара минут, и вернется.
В коридоре витал запах блинчиков, которые сестра жарила каждое утро, чтобы накормить Отца и его, Егора. Сама не завтракала — убегала в универ, всегда она куда-то торопится, эта Лиза. Егор нащупал в кармане коробочку телефона, потыкал, пытаясь разблокировать, но разбитый экран упорно не замечал замерзших пальцев. Егор тихо выругался, снял ботинки и медленно сошел с черного коврика для обуви.
С каждым шагом по квартире внутри что-то обрывалось. Зашел на кухню. Гудящий холодильник, старый пузатый чайник, занавески в цветочек. Стул, второпях отодвинутый от квадратного стола. Его стул. Он всегда занимал место напротив телевизора, и никому больше не разрешалось там сидеть. Егор бережно придвинул стул спинкой к столу и сел на свое место, с которого взгляд упирался в окно на темную улицу. Локти прилипли к кофейным отпечаткам чашки на скатерти — надо будет напомнить Лизе, чтобы протерла, когда вернется. Сил переживать уже не было. Взгляд рассеянно блуждал по кухонным шкафчикам, пока не уперся в розовую чашку, от и до рассеченную почерневшей трещиной. Перед глазами стояло лицо сестры.
Егор резко встал и прошелся туда-обратно. В животе закопошилось волнение. Сестра не выходила на связь несколько часов, последний раз такое было, когда в пятнадцать лет она попыталась сбежать из дома. Глупость какая. Конечно, ее быстро нашли — замерзшую, спящую на вокзале в ожидании утренней электрички, бок о бок с бомжами, пьянчугами и наркоманами. Самое место для порядочной девушки, любимой сестры и будущей жены. Отец тогда забирал Лизу из отдела полиции, куда ее приволокли вместе со всем местным сбродом. Егор ждал, испуганно сидя на темной кухне. Когда за Отцом закрылась дверь, в квартире стало до звона тихо. Секунду назад был крик, тяжелые шаги от окна к холодильнику, от телевизора к плите, вокруг стола. Упавшая на пол кружка бликовала треснутым боком, по полу расползалось липкое пятно сладкого чая. Воздух плотный и жаркий. Егор тогда пытался сказать, что Лиза сама не знает, что творит, она просто маленькая и глупая, она поймет потом, обязательно поймет, пожалуйста, Отец, прости ее, она хорошая, она… Занесенная рука и звонкая пощечина, такая сильная, что Егор уперся руками в край стола. Во рту стало солоно, в глазах — влажно. Да, Отец, я понял. Да, ты прав. Да, нужно учить. Да, потом скажет спасибо. Прости.
Телефон наконец поддался разблокировке. Егор какое-то время смотрел на мигающий курсор, после набрал короткое «позвони». Рядом с сообщением зажглась галочка — отправлено, но не прочитано.
«Почему не отвечаешь?»
«Почему телефон выключен???»
«Я был на опознании, это точно он».
«Лиза приезжай давай поговорим».
«Ты почему еще не дома?»
«Ты знаешь сколько времени?»
«Позвони»
Подумав, следующим сообщением добавил: «Немедленно».
Почему? Когда так важно быть вместе, говорить, обниматься, думать, что делать дальше и как сохранить крупицы той жизни, что остались после. Ее нет. Телефон выключен, сообщения не доходят. Несколько минут до часа ночи. Лиза должна быть дома в девять, это правило, закон. Отец всегда так говорил — истинное счастье приходит к тем, кто на своем месте. Хорошо, что и она пришла к этому, поняла и снова стала такой близкой. Последние несколько лет все занимались своим делом и соблюдали правила, необходимые, чтобы всем было комфортно. Лиза никогда не нарушала их после…
Они зашли в квартиру молча. Егор услышал поворот ключа, потом в коридоре зажегся свет. Шелест одежды, стук обуви. Отец держал Лизу за плечо, чуть выше локтя, так, что ее рука неловко тянулась вверх, а по коже расползались красные пятна. Лиза морщила нос и кусала губы, силясь не плакать, но на щеках уже блестело несколько мокрых дорожек. Отец молчал. Только плотно сжатые зубы и складка между густых бровей выдавали его ярость. Он потащил Лизу на кухню, швырнул на стул. Егор неуверенно топтался в дверях, не решаясь зайти. Отец наклонился к сестре так близко, что их носы чуть не касались друг друга. Лиза отшатнулась, испуганно икнула и схватилась рукой за край стола. Он схватил ее за волосы и поднял на ноги, поставив перед собой.
— Ты о чем думала? — Тихо и отрывисто. Лучше бы он кричал.
Глаза сестры казались огромными и стеклянными, она даже не пыталась вырваться, а просто замерла перед Отцом, бледная, с плотно сжатыми губами и слипшимися от слез ресницами.
— Куда ты хотела идти? К кому? Да кому ты вообще нужна, кроме нас, Лиза? А деньги? А жилье? Хочешь знать, что бы с тобой сделали все эти вокзальные отбросы?
Отец еще сильнее намотал Лизины волосы на свою руку, так, что ей пришлось стоять на цыпочках, еле касаясь пальцами пола.
— Хочешь?
Другая рука Отца оказалась на ее шее, большой палец прошелся по щеке, стирая блестящие слезы.
— Пусти! — прохрипела, дернулась, попала ногой по колену.
— Дрянь!
Крик. Удар. Лиза упала на пол, из рассеченной брови побежала струйка крови, на паркет попало несколько красных капель.
Егор прилип к стене, воздуха не хватало. Его маленькая, бедная, глупая Лиза. Длинные русые волосы, большие серые глаза. Она так похожа на мать. Лежит сейчас на полу, под ногами замахивающегося для нового удара Отца. Так надо. Она поймет. Для ее же блага. Так надо. Так надо. Надо.
Взгляд уперся в собственные ноги в черных носках и махровых синих тапочках. Егора мутило, каждый звук удара отдавался глухой болью в груди, каждый всхлип Лизы — дрожью в ногах и толчками накатывающей тошнотой. Он знал, что Лиза на него смотрит, знал, что она хочет, чтобы он заступился, как в детстве, сказал что-нибудь, помог, спас, отвлек Отца на себя. Егор так и не смог ответить на ее взгляд. Захлебнулся страхом и, не отрывая глаз от синих тапочек, вышел из кухни. Он просидел в своей комнате до глубокой ночи, сначала слушая сначала удары и тихие всхлипы Лизы, потом тишину. Только бормотал под нос Отцовское «так надо».
Егор резко открыл глаза и встал. Поморгал, отгоняя воспоминание. Это прошлое, пора забыть и жить дальше. Хорошо, что все произошедшее было не зря и после все сразу наладилось. Она поняла. Видимо, Отец был прав, и это действительно было нужно. Какой же он все-таки мудрый. Егор вышел в коридор и остановился у закрытой Отцовской комнаты.
Осторожно приоткрыл дверь, заглянул в щель. В комнате царил полумрак, из окна тянули лапы белые лучи фонаря, тихо гудел компьютер. На кровати лежала одна из домашних рубашек, Егор аккуратно развернул ее, расправив все складочки, а потом уткнулся носом, чувствуя его запах и будто даже его тепло. Вставил руки в рукава, застегнул пуговки одна за одной. Лег на кровать и прикрыл глаза. Все будет хорошо. Все будет правильно, Лиза вернется, они обнимутся, поговорят и будут держаться вместе, как семья. Пусть без Отца, но они обязательно справятся. Вместе…
Из полудремы выдернул скрежет отпираемой двери. Зажегся свет, в коридоре затопали и зашумели. Послышался звук падения и тихие чертыхания. Лиза? Лиза! Егор встал, поймав в зеркале шкафа свое отражение. Белое осунувшееся лицо, растрепанные волосы, его рубашка. Очень похож на Отца. Почти копия.
Лиза сидела на полу, облокотившись о дверной косяк. Одной рукой пыталась развязать спутанные шнурки на кедах, в другой, нелепо вытянутой вверх, держала цветок ярко-желтой хризантемы. В коридоре пахло крепким алкоголем и табачным дымом. Лиза наконец стянула ботинки, встала, окинула рассеянным взглядом маленькую прихожую. Когда заметила Егора, побледнела и отшатнулась, выронила цветок.
— Ты?
— Лиза…
Егор сделал шаг навстречу, раскрывая руки для объятий. Начал бормотать что-то утешающее про то, что все еще может наладиться и они еще смогут вернуть жизнь в привычное русло. Сестра смотрела испуганно и ошарашенно, а после шагнула вперед, но вместо объятий замахнулась и крепко ударила брата по щеке.