столько замков было, столько стен. все, чтобы не пробраться к сердцевине — не узнать, что там спрятано. к ней десять лет никто не приближался, а в последние годы — постоянная сигнализация из тревоги: внимание внимание поблизости неопознанный субъект прием прием! я так хорошо это спрятала, что сама забыла — что именно и куда. ходила вокруг построенной мной крепости и искала вход. и вот наконец все вспомнила — и вошла.
***
это началось пятнадцать лет назад — тогда еще не было никаких крепостей. были открытые двери и окна, было доверие и простота.
я не помню, что он мне сказал, но всем это понравилось. как будто «да, мы тоже так чувствуем, спасибо, что превратил в слова!». его слова стали общими. они прилипли ко мне и меня определили. я — варя, а еще я — ***.
я пробовала протестовать, пробовала игнорировать, но слова не отлипали. к ним добавлялись новые, а я не понимала — почему? почему они липнут ко мне, а не к маше, ксюше, даше? почему от них все отскакивает, не оставляет следов, как будто они сшиты из натуральных тканей, а я — синтетическая?
а потом все перестали замечать прилипшее ко мне и меня саму — перестали. это было так окончательно. пока они бросали в меня словами, я могла это остановить — научиться отвечать так, чтобы им понравилось, чтобы они сказали «ты как мы» и приняли меня. а теперь — отбор закончен, «ты точно нет».
надо было спасаться — перестать нуждаться в них. а еще — внушить себе, что они первые мне не подошли. сначала они мне, а потом я им — в ответ. победить можно было, только переписав правду.
и я победила — так, что с тех пор не могу проиграть. в свои четырнадцать я выстроила лестницу из 21 страницы прозы и 12 стихотворений. я забралась по ней туда, где никого не было, и перестала бояться. здесь меня не бросят и от меня не откажутся — это я буду отказывать и сбрасывать вниз.
высота стала моей гарантией. защитой от единственного вида боли, который я не могла пережить. и местом, где скопилась вся остальная боль — выносимая.
последние десять лет я обо все режусь — я завидую, злюсь, ненавижу. я хочу счастья, но за ним надо спускаться вниз — оно земное и гибнет на той высоте, куда забралась я.
ладно, тогда мне не нужно счастье. подавитесь вы им, примитивные, среднестатистические, односоставные. забирайте его себе, а у меня останется боль — привычная, родная, та, которую вы не можете выносить, разворачиваетесь, как только видите ее, тормозите на отметке «грусть».
я считала, что побеждает тот, кто вмещает в себя больший ад, кто умеет жить в «плохо», которое годами не меняется на «хорошо». я говорила, что тексты создаются только из боли, а счастье — это болото, в котором невозможно пошевелиться. я до последнего пыталась оправдать боль, доказать, что она нужна мне, что без нее я стану, как те, кто внизу — простой и плоской.
но они плоские, только пока я смотрю на них сверху вниз.
мне кажется, с каждым абзацем этого текста я спускаюсь по ступенькам. нащупываю следующую и проверяю — как мне здесь? счастливее или больнее? но конец лестницы пока не виден.
она закончится и пропадет, когда меня бросят, забудут, оставят, а я — выберу не полезть наверх.