Я сегодня пью, чтобы славить, го́лоса не сдерживая силы, истинно непостижимого Павла, императора всея России, великого магистра, сына и правнука, повелителя с глазами праведника. Юношески заносчиво вздернут нос его. И прочая, прочая. Слава Павлу! Слава Павлу, потому что он идеален. Профиль его нежен, как у девушки. Что может быть важнее ненависти, особенно к матери. Не государство ведь. Главное, успеть выскользнуть из спальни, исчезнуть вовремя. К чёрту мир со всеми его войнами! Стою с лицом зарёванным. «Полноте», — говорит он. На шее крест мальтийского ордена, волосы в косичку. «Немыслимо, — говорю я. (Взгляд меланхолический прячет в пол). — У меня тоже такой». Странная ночь. Снова жива, здорова. Словно и не было ничего. Славить бы кого-нибудь другого. Ан нет. Его. Слова бýхают, как догадка чего-то невыразимого. Эй, карета! Вези меня. Высади между шестой и пятой, хочу прогуляться. Утром будет голова раскалываться. Пусто так будет, что даже деревья не шелохнутся. Когда умер отец, стало легче поверить в Бога. Более того, поверить в Павла. Более того. Стой. Я передумала. Сойду на третьей. Слава, Павел! Слава. Видишь меня? Не переставай смотреть.
Иллюстрация: Вид Михайловского замка в 1800-1801 годах. Гравюра А.И. Даугеля с акварели 1800 года