Ей оставаться в безвестности три дня. И нужен знак. Любой, самый что ни на есть обыкновенный, и тогда сразу станет понятно, как поступить. В окно ветками стучит молодой каштан, по неопытности не сбросивший к зиме листву. Пери приподнимается на кровати и смотрит в вечернее небо. Сизый туман из отопительных труб плотной удушающей кошмой окутывает город. По дороге ползет автомобиль, скребясь шипами по голому асфальту.
«Разве это знаки? — с горечью думает она. — Вот бы приснился дедушка и подсказал, что делать, или выпал снег — белый, такой же как в детстве, скользучий и катучий».
Безжалостная бессонница не дает уснуть, да и прогноз погоды снега не обещает, хотя через три дня уже Новый год.
Распахивается дверь, и в палате появляется врач. Дина Булатовна с неприязнью глядит на располневшую Пери в розовой сорочке не первой свежести.
— Что решила? Нужно подписать отказную, — с ходу говорит она, протягивая лист бумаги. — Я моментально его заберу. Ты даже не увидишь…
— Это мальчик или девочка? — перебивает ее Пери, сложив руки на огромном животе.
— Тебе лучше не знать. Приемная семья — богатая. Мальчик ни в чем не будет нуждаться. Боже, ты сама ещё ребёнок. Семнадцать лет!
— Сыночек… — Пери на мгновение замирает, пытаясь почувствовать шевеление.
Врач в раздражении дергает фонендоскоп, безвольно повисший на шее.
— Что ты ему можешь дать? Ни работы, ни жилья, ни одежды на выписку. Завернешь в свою сорочку? Скажет ли он потом спасибо? Смотри, решай скорее. Кстати, твои родители согласны.
Дрожащим голосом Пери произносит:
— Папа камчой меня побил в перерыве между намазами. А мама искала больницу, но в карантин на аборты не брали. Только дедушка помог бы. Если бы не умер от ковида. Разве он делал камчу, чтоб в живот ею тыкали?
Снова открывается дверь, и заезжает тележка с алюминиевыми ведрами, полными еды.
Раздатчица наваливает в казенную миску мутной липкой перловки, ставит на тумбочку кружку с чаем грязного цвета и исчезает.
Почувствовав, как от запаха каши тошнота подступает к горлу, Дина Булатовна отворачивается. Что делать с пациенткой, она не знает.
— Ты тоже не без греха. — Дина Булатовна замолкает, призадумавшись, стоит ли вмешиваться, но затем продолжает. — Скажи отцу ребёнка.
Пери съеживается, ее голова уходит в плечи. После длинной паузы она протягивает телефон и едва слышно говорит:
— Сколько раз писала ему, звонила. Он не отвечал. Вот, позавчера прислал сообщение.
— Ты — жирная свинка Пеппа, отстань от меня, — читает Дина Булатовна. Тут же кладет лист бумаги на тумбочку и спешно покидает палату.
Пери прячется под одеяло. Долго ворочается и непонятно, то ли плачет она, то ли так заунывно скрипит кровать.
Посреди ночи просыпается из-за затвердевшего живота и неуклюже, переваливаясь из стороны в сторону, бредет в туалет. Выходит оттуда совершенно голая, с мокрой сорочкой в руках. Развесив ее на батарее, она подходит к тумбочке и расписывается на листе.
На рассвете, словно в забытье, вскрикивает:
— Не отдам его! Не отдам!
Спустя пару часов огромными хлопьями валит снег, но Пери даже не шевелится и равнодушно произносит в пустоту:
— Это всего лишь осадки.
Двор больницы сдается к обеду и утрачивает свою разноликость: красная беседка и зеленые скамейки становятся белыми, машины окрашиваются в цвет тополиного пуха, серый тротуар позволяет вымазать себя снежной известью.
Наконец, Пери встает и подходит к окну. Снег захватил город. Только чугунные люки зияют чернотой, и на асфальте виднеются четыре огромные буквы: «П-Е-Р-И».
Она отшатывается и прячется за жалюзи. Потом внезапно распахивает окно, и звонкий, радостный голос разрывает тишину:
— Пери! Пери!
— Уходи! Ты опоздал! — кричит она.
— Не мог я раньше прийти! Ковидом болел! — слышится в ответ.
— Не ври! А как же сообщение?
— Да это сестренка написала! Из ревности!
Пери отступает вглубь комнаты и берет отказной лист…
Снежными хлопьями кружатся в воздухе клочки бумаги и мягко ложатся на выбеленный тротуар…