П

Поцелуй на Карловом мосту

Время на прочтение: 8 мин.

Мы ехали на такси к Белорусскому вокзалу. Было начало ноября, по радио рассказывали про победу Обамы на выборах. Максим взял меня за руку. Я подумала: «Наверное, это тот самый момент, который я запомню на всю жизнь». И записала в свою память этот участок Тверской со светящимся Концертным залом имени Чайковского, и дождь, и то, какие у Максима были красивые руки с длинными пальцами.

Это была наша первая встреча спустя полгода ежедневного общения. Как-то в апреле, сидя поздним вечером в офисе, я написала в Твиттере: «Еду в центр, никто не хочет поужинать?» Незнакомый парень ответил: «Я бы с удовольствием, но я не в Москве и даже не в России». Потом он написал в личку. Судя по фотке, он был ничего: темные вьющиеся волосы, карие глаза, улыбка, как в рекламе. Мы начали общаться. Он неплохо шутил и читал много книг, и этого было достаточно, чтобы влюбиться. Через полгода Максим прилетел в Москву. «Я же обещал, что приглашу тебя на ужин», — сказал он, прощаясь на Белорусском. И поцеловал меня в щеку.

Прошло еще две недели, и он снова прилетел в Москву. Мы долго гуляли по центру, и в этот раз я уже поехала в Шереметьево провожать его. Я что-то рассказывала, смеясь, а он наконец-то поцеловал меня по-взрослому. Вдруг стало тихо, и только где-то далеко объявляли об очередной посадке. Я тогда подумала: «Еще один момент, который я запомню на всю жизнь». Целовался он классно.

Тем вечером уже из Риги он написал мне: «Давай встретим Новый год вместе». Мы тут же созвонились по Скайпу и стали перебирать города. Берлин, Париж, Рим, Барселона — мы провели несколько часов на сайтах с авиабилетами и отелями, периодически переключаясь на Гугл Мэпс. Через несколько часов у нас образовались два фаворита — Париж и Прага.

Утром мы созвонились еще раз и решили, что Париж — слишком романтичный город для первого путешествия, а Прага — самое то. Я тут же купила билеты с вылетом двадцать восьмого декабря. Максим сказал, что гостиницу он выберет сам. Собираясь тем утром на пары, я вспоминала фотографию с заснеженным Карловым мостом из Гугла и представляла, как мы целуемся на нем.

Приближалась зимняя сессия, а я еще не закрыла летнюю. У меня висел хвост по предмету «Новые технологии в литературе», и мне нужно было подготовить реферат про теорию пассионарности и этногенеза. Всю неделю я лежала в общаге с книгой Гумилева на айпаде, которая, казалось, никогда не закончится, и проклинала себя за то, что не сдала этот предмет еще в июне, когда можно было отделаться сказками Проппа и статьями Быкова из «Новой газеты». Максим каждый день спрашивал: «Ты записалась в посольство?» А меня словно придавило к кровати Гумилевым, мыслями о справках для визы и этим хмурым декабрем.

В выходные я добралась до сайта визового центра Чехии и обнаружила, что ближайшая возможная дата записи — девятое января. В понедельник я позвонила на горячую линию, затем — в визовый центр Испании, потом Греции и Италии. Везде одно и то же: перед новогодними праздниками большая очередь, ближайшая запись в январе. Сгорали невозвратные билеты за двадцать тысяч рублей, а вместе с ними — мечта впервые встретить Новый год с парнем. Я сидела в Старбаксе на Павелецкой с имбирно-пряничным латте, писала Максиму, что с Прагой ничего не получится, потому что я не успела получить визу, и плакала. За окном шел снег, женщина в колонках пела “All I Want for Christmas is You”.

Через несколько дней в коридоре журфака меня поймал начальник курса: «Вы понимаете, что через неделю начинается зимняя сессия? У вас есть три дня, чтобы закрыть летнюю. Алина, вы — деградирующий элемент общества». Я согласно кивала головой и обещала все сдать в ближайшие дни. В голове звучал голос мужчины из какого-нибудь реалити-шоу: «В одну неделю она потеряла любовь всей своей жизни и ее отчислили из престижного вуза. И все это накануне Нового года! Сможет ли она справиться с ударами судьбы?» 

Всю неделю я носилась с зачеткой по факультету и пила энергетики вперемешку с успокоительными. Чудом дожила до последнего зачета, он был двадцать восьмого декабря. Я шла от Библиотеки имени Ленина к журфаку, когда от Максима пришло сообщение: он прошел регистрацию на рейс. Я наблюдала, как снег под колесами машин превращается в жижу, и думала: «Может, он все-таки прилетит в Москву, а не в Прагу?»

На зачете я вытянула билет, который успела разобрать накануне: «Москва — третий Рим» как выражение русской идеи и «Опавшие листья» Розанова. Мне показалось, что это хороший знак. Я набросала план ответа на листочке и под бубнеж однокурсника, сидевшего перед преподавателем, ждала своей очереди. За окном уже стемнело, на башне Красной площади зажглись огни, а я впервые за месяц почувствовала что-то, похожее на радость.

Потом очередь дошла до меня, я рассказала свой билет, а в конце преподаватель спросил, почему я не ходила на его лекции.

— Я ходила, — соврала я.

Преподаватель смотрел на вырез моей блузки.

— Нет, не ходили, я вас не помню.

— Не всегда, но ходила. Некоторые лекции пришлось пропустить из-за работы. 

Преподаватель, так и не взглянув на мое лицо, протянул мне зачетку. 

— Встретимся на пересдаче в январе.

Я покурила у памятника Ломоносову, прочитала сообщение от Максима о том, что он уже в Праге, и двинулась к Площади Революции, думая о пересдаче: как так, ведь я же ответила на билет. На Манежной играла музыка и было много людей. Вечер пятницы, до конца года оставалось несколько дней, все друзья разъехались по домам. Я была одна в городе, и могла пойти куда угодно и делать что угодно. Я поехала в общагу.

Все выходные я лежала в кровати, листала ленту ВКонтакте и поедала майонезные салаты в пластиковых упаковках — словом, деградировала. Иногда я отправляла Максиму смайлики в ответ на его фотографии с видами Карлова моста и прочих достопримечательностей. Я не знала, где и с кем я буду праздновать Новый год. Да и настроение было совсем не праздничное. 

Утром 31-го я позавтракала растворимой гречкой со специями «Магги» и забила в поиск: «Куда сходить в Москве 31 декабря». В Католической церкви на Краснопресненской проходил концерт органной музыки. За три часа до начала я купила билет и надела по случаю праздника белое платье из берлинского секонд-хэнда. В тот вечер, глядя на распятого Христа под органного Баха, я представляла, как Максим сейчас в одиночестве бродит по Карловому мосту и его заносит снегом, и от жалости к нему, к себе и к нашей несбывшейся любви мне хотелось плакать. «Но эта любовь вынесет все невзгоды, — думала я. — И станет только крепче». Я пообещала себе в новом году приехать в Ригу к Максиму и решила, что это и будет мое новогоднее желание. Правда, в полночь я его так и не загадала. Я вернулась в общагу и заснула до того, как наступил 2013 год.

Через неделю я сдала первый экзамен, и мы созвонились с Максимом по Скайпу. Мне не терпелось расспросить его о Праге, услышать, как ему было одиноко на Новый год без меня на Староместской площади, и сказать, что мне тоже было одиноко в Доме Аспиранта и Стажера на Шверника, 19. А еще я хотела предложить ему встретиться в Риге в конце января, когда у меня закончится сессия.

— Да рассказывать-то особо и нечего. Прага прикольная. Как ты? — сказал он, включив камеру.

За его спиной прошла девушка. 

— Ты не один? 

— О, это очень забавная история, — засмеялся Максим. — Это бразильянка, мы познакомились в Праге в новогоднюю ночь и переспали. Она путешествует по Европе, ну и как-то завертелось, я предложил ей дальше поехать со мной в Ригу. Блин, ты не представляешь, какой это секс.

— Ммм, круто, — улыбалась я.

Мы еще немного поболтали о моей учебе — «да, нет, да, ага, ммм» — и попрощались. После сессии я уехала к родителям в Рязанскую область и решила, что любовь — это не мое.

Подруги потом говорили мне, что на этом и стоило бы прекратить общение с Максимом, но я почему-то так не сделала. Я знакомилась с мужчинами в барах, ходила на свидания по Тиндеру, у меня даже было несколько мимолетных романов и влюбленностей. И все это время мы продолжали общаться с Максимом. Иногда переписка прерывалась на несколько месяцев, иногда мы возвращались к ежедневным созвонам. Несколько раз Максим прилетал в Москву, мы занимались сексом в гостиницах или у меня дома. К тому моменту я уже съехала из общаги и снимала комнату на Полежаевской. Иногда Максим ни с того ни с сего признавался мне в любви. Иногда я, пьяная, писала, что люблю его. Как-то он предложил мне бросить все и переехать к нему в Ригу, но я испугалась.

Однажды я даже поссорилась с подругами из-за Максима. Это было в Италии в начале 2017 года. Утром первого января мы гуляли по пустынному пляжу в Остии, и я хотела рассказать бывшим соседкам по общаге смешную историю про Максима. Одна из подруг меня перебила: «Господи, опять этот Максим, сколько можно. Алин, у тебя реально какой-то обсешн, обратись к психологу». Мы поссорились и не разговаривали до ужина.

В тот год я часто ходила на свидания. Однажды в октябре я сидела в баре на Винзаводе с искусствоведом из Тиндера — серьезным мужчиной в очках, который был на восемь лет меня старше. Это была наша первая встреча, и мы медленно напивались. Разговор был стандартный: работа, книги, путешествия.

— Мой любимый город — Прага, — сказал искусствовед. — Ты была когда-нибудь там?

— Нет, и не хочу. Пять лет назад я планировала встретить там Новый год с парнем, в которого была влюблена, но не успела получить визу. Парень полетел в Прагу без меня и переспал там с другой девушкой.

— Сочувствую, — ответил искусствовед из Тиндера. — Кстати, мне нужно тебе сразу сказать. Я через два месяца уезжаю в Прагу, думаю, навсегда. Хочу изучать историю искусства в Карловом университете. Так что если ты ищешь серьезные отношения, то вряд ли у нас что-то получится.

— Все в порядке, я тоже не ищу серьезные отношения, — улыбнулась я.

Через неделю искусствовед из Тиндера позвал меня в гости на вечеринку. Было круто: театралы, музыканты, песни под гитару. В разгар вечеринки искусствовед вдохновенно рассказывал собравшимся на кухне про «Москву и москвичей» Гиляровского и сокрушался о разрушении старой московской архитектуры. Ему это очень шло. Мы были довольно пьяные, когда он поцеловал меня на балконе, так что этот поцелуй и секс в ту ночь я запомнила довольно плохо. Помню только один момент: я лежу на кровати без одежды, а искусствовед носится вокруг и восклицает: «Боже, это Боттичелли! Нет! Рубенс!», а я отвечаю: «Да ладно тебе».

Утром Денис приготовил смузи из бананов, мы выпили по таблетке ибупрофена и до вечера валялись в постели, страдая от похмелья. Он показывал мне альбомы с барочной архитектурой, свой диплом по Гуарино Гуарини и фотографии из прошлогодней поездки в Италию с кучей церквей. 

— У тебя бывают моменты, когда ты чувствуешь себя абсолютно счастливой без причины? — спросил Денис, когда все фотографии закончились.

Я подумала, что, пожалуй, сейчас такой момент, и ответила:

— В последнее время — нет.

— У меня тоже давно такого не было, — ответил Денис и улыбнулся.

Проводив тем вечером меня до дома, он предложил как-нибудь увидеться еще раз. Я сказала, что было бы неплохо.

На следующий день мы встретились снова, это был понедельник. Во вторник мы увиделись еще раз. В среду Денис улетел в Париж и оттуда написал мне: «Твой запах на моих руках, он пролетел тысячи километров, полюбовался утром на Эйфелеву башню, пообедал в броссери, а сейчас валяется в кресле в квартире на улице Alain Chartier». Я была на работе, когда прочитала это сообщение, и подумала: «Не стоит вестись на это. Через два месяца он все равно уедет». И все же в тот день, общаясь с коллегами, я улыбалась. А когда Денис вернулся из Парижа, мы продолжили видеться каждый день. 

Однажды он спросил, буду ли я навещать его в Праге. Я сказала: «Если ты хочешь, то да». Он сказал, что хочет.

Через неделю — был вечер пятницы — мы ехали в такси с вечеринки, и он сказал: «Что, если я предложу тебе переехать в Прагу вместе со мной?» Я подумала, что он пьян и вряд ли вспомнит завтра этот разговор, и ответила: «Я не против».

Но Денис разговор не забыл. У него уже был план, и на следующее утро он изложил его мне. До мая мы можем летать друг к другу каждые две недели. Летом он приедет на каникулы в Москву. А к началу осени я уволюсь с работы и начну учебу на языковых курсах в Праге.

— Тебя не пугает, что мы знакомы всего полтора месяца? — спросила я.

— Нет, мне кажется, мы подходим друг другу, и я люблю тебя. Будет глупо вот так расстаться.

Я согласилась, что глупо.

Когда я готовила документы на визу, Максим вновь написал мне после долгого молчания. Он стал извиняться за Прагу и сказал, что ему было очень обидно тогда. Мол, я не прилетела к нему, а он решил сделать вид, что не очень-то хотелось. Хотя на самом деле, писал он, надо было просто взять билеты в Москву. В ответ я прислала смайлик.

Этот Новый год, как и предыдущие два, я встречала в Праге с любимым человеком. И где мы только не целовались за эти несколько лет: на Староместской площади в свете бенгальских огней и на рождественской ярмарке на Вацлаваке, на Петршине, когда цвела сирень, и на Малой Стране, когда шел осенний дождь. И даже на Карловом мосту.


Арина Бойко, писатель, ведущая мастерской «Автофикшн»:

«Так ли много мы знаем историй о любви, в которых все заканчивается хорошо? Не считая сказок, к которым у современных нас ноль доверия. Рассказ Алины Ежовой для меня — история, которой веришь с первого до последнего слова. Здесь нет ванильности, лукавства или приукрашивания, зато есть страдания, неловкость и слезы — неотъемлемые побочки романтических переживаний. Алина пишет о человеческих взаимоотношениях в определенном времени и месте (Москва 2010-х) с чуткостью и вниманием к деталям. Её тексты хочется пересылать подругам с подписью «у меня было так же», литературным редакторам продавать как «Дневник Бриджит Джонс для миллениалов».
«Поцелуй на Карловом мосту» — пример экстремальной честности с самой собой, с читателями и с близким человеком, который фигурирует как персонаж в тексте: Алина рассказывала, что в процессе работы советовалась с прототипом. Хочется больше таких текстов — честных, тонких и воодушевляющих».