Металл бряцает, лязгает, звенит. Не знаю, что происходит на кухне, только ту, что мешает спать, я сначала придушу, потом выставлю за дверь и удалю из контактов.
Зачем оставил её ночевать? Зачем, зачем… Кто ж знал, что она утром будет исполнять рок на пустых кастрюлях? У тебя одна кастрюля. Вот-вот. А судя по звуку — десять. Где столько посуды нашла? Спроси лучше, почему хозяйничает в твоём доме.
Вскакиваю, плетусь на кухню и не понимаю, куда попал. Впечатление, будто только въехал: одни шкафы и пустая столешница, на барной стойке нет ничего, даже кофеварки.
Даша улыбается, как олимпийский победитель.
— Привет! А я тут у тебя убралась!
Не убралась, а попрятала всё, что под руку подвернулось. Где мой бардак? Камня на камне от него не оставила. Как теперь узнать, куда она все нужные вещи запихнула?
— Чайник не видела?
— Над плитой, вот на этой полочке.
— И кофеварка тут же. Отлично… Супер… Спасибо…
Никогда! Ни одну девицу! На ночь! Не оставлю! Ухожу чистить зубы и бросаю за плечо:
— Ух ты, опаздываю.
— Подожди, я блинчики приготовлю! — кричит вслед злодейка.
Останавливаюсь в коридоре. Вообще-то, пока болел, голодал — эта хрень из китайской мыши окрашивала любую еду во вкус китайской мыши. А теперь живот постоянно требует компенсации. Не поддавайся! Если она тебя покормит, решит, что приручила.
— Нет времени, Даш, — отрезаю я. — Собирайся, я до метро тебя докину.
Стою в пробке перед светофором, щётки монотонно очищают стекло от снега. Мой внутренний голос нудит, он сегодня в ударе.
Обещал до метро, а подкинул до подъезда. Даша решит, что ты о ней заботишься. Но с другой стороны, у неё даже куртки не было, а на улице настоящая метель. А как будешь ставить точку? Как, как… В первый раз, что ли? Да просто не позвоню.
Машины впереди трогаются, пора решать, перестраиваться или нет. Навигатор предлагает свернуть направо во дворы, но, по-моему, и эта дорога выйдет на шоссе. Места знакомые. Точно, это же улица, где жила Нина… Не думай о ней! Думай о погоде. О погоде… Ну метёт, ну неожиданно, ну да, синоптики не соврали: сентябрь, а снег действительно повалил. Пешеходам не позавидуешь: одеты легко, перебегают дорогу прямо перед ползущими машинами, чтобы побыстрее укрыться. Вон подросток натянул капюшон, наклонил голову и чуть не забодал девушку. И девушка ничего не видит, прикрывается чёрным зонтом от снега, ветер сметает его с козырька остановки прямо на неё. Упрямая, встала бы под крышу.
Стоп! Нина!
И зонт не просто чёрный, а с витиеватым золотым узором Климта, тот самый, что я ей подарил.
Светофор переключился на зелёный, мне гудят, а я не трогаюсь с места. Не может быть. Откуда здесь — и вдруг она? Нина в Германии. Но фигура, цвет волос, то, как решительно она держит зонт, сопротивляясь ветру… И даже это упрямство так на неё похоже.
Зонт складывается, открывая лицо… Не Нина.
Сижу за компьютером с чашкой кофе и кошусь на дверь. Скорей бы пришла Ира. Во-первых, я зверски голодный, а у неё всегда есть чем перекусить, а во-вторых, моя болтливая соседка по кабинету умеет отвлекать. Сегодня это как раз то, что доктор прописал. Надоело размышлять, вышел бы я из машины или нет, если бы на остановке стояла Нина. Думал об этом, пока поднимался, скрипя и отдуваясь, на пятый этаж по лестнице, — хотелось одиночества, а не толкотни в лифте, — думаю и сейчас.
Нет, не вышел бы. Уехала… Ещё и вышла замуж. О чём с ней говорить?!
Слышал, так бывает: вдруг начинает тянуть к бывшей. А встретишься и через пять минут понимаешь, что ничего от неё не надо. Это как в пустыне: кажется, на горизонте вода, подойдёшь, а там потрескавшаяся земля. Нина изменилась, повзрослела, может, потолстела. А если увидишь и поймёшь, что такая она нравится тебе ещё больше? Ну, значит, по-любому, выходить из машины не стоило бы.
Ослаб я после ковида, размяк, железа, стали и силы воли в крови не хватает. Ещё и форму потерял, и запахи не чувствую…
Стучат каблуки. Ира распахивает дверь, толкая её бедром и одновременно расстёгивает молнию пальто.
— Привет! Так замёрзла! Кофе уже заварил? А почему хмуришься? Что?! Опоздала? Александр, мы маркетинговая фирма, а не военная организация! Я торопилась, но светофор…
Перестаю её слушать, только медленно тяну носом воздух. Обоняние вернулось или это тоже иллюзия? Сколько склянок в парфюмерном магазине? Тысячи. Вероятность, что Ира выберет духи Нины, — ничтожна. Но мне не показалось: запах апельсинов и шампанского влетел в кабинет и усиливается сейчас, когда Ирина энергично снимает пальто и встряхивает, обрызгивая весь кабинет. Даже не протестую — лёгкий душ мне на пользу.
— Да плевать на опоздание, — стираю капли с лица. — У тебя новые духи?
— Да. — Она называет знакомую марку. — Продавщица сказала, они пахнут, как феромоны…
Значит, феромоны в духах. А что, может, это и объясняет мою слабость к Нине. Сначала я на неё вообще внимания не обратил.
Помню иней на стекле финского коттеджа, смешной мольберт, сооружённый из книг. Самая непоседливая в компании, та, которая вечно теряется, заноза в длинных рыжих сапогах пишет пейзаж. «Хорошо, но скучно», — говорю я, отнимаю у неё тонкую кисть и вручаю самую толстую. Нина открывает рот и не знает что ответить, каждая веснушка смотрит на меня растерянно. Тогда я и почувствовал впервые этот запах от её волос.
А ведь рискнула, ворчала, что я ничего не понимаю в искусстве, но переписала моей кистью всё полотно.
Зачем я это вспомнил? Зачем, зачем… Вот тут даже поспорить с собой не могу. Не одобряю ностальгию, рефлексию, старые фильмы и даже в школе ненавидел работу над ошибками. Думать о прошлом непродуктивно, к тому же память его всегда приукрашает.
— … бутерброд полезнее. — Эти слова выводят меня из ступора.
Смотрю на Иру.
— Что? У тебя есть бутерброд?
— С колбасой, петрушкой, перчиком. — Она вручает мне пакет и садится напротив с чашкой кофе. — Разобралась с Пушкиным, теперь расследую дуэль Лермонтова. Там столько странностей. Во-первых…
Отодвигаю стул, чтобы хоть как-то увернуться от аромата. Но от диффузии молекул не спрячешься. Из-за этих духов меня затягивает в воронку устаревшей реальности, где Нина моя…
Тру глаза и вслушиваюсь в рассказ Иры.
— Он вёз письма и деньги Мартынову, а в Тамани их украли. Деньги Лермонтов возместил, но письма-то вернуть не мог. Так семья Мартынова решила, что ограбление он придумал, чтобы их письма вскрыть и прочитать.
— Ну что я могу сказать? Низкие людишки. Жаль парня.
— Вот знала, что ты поймёшь. Рассказала в бухгалтерии, а девчонки говорят: может, Лермонтов на самом деле схитрил? Мне так обидно за него стало! Поссорилась со всеми.
— Слушай, почему тебе нравится копаться в прошлом? Какая разница, что было сто лет назад?
— Не знаю. У меня такое ощущение, будто прошлое не прошло. Я как бы одновременно нахожусь и в прошлом, и в настоящем, и в будущем.
— Чушь.
— Нет!
Ира делает глоток из любимой чашки императорского завода, доставшейся в наследство от бабушки, я отхлёбываю из «умной» кружки с подогревом.
— Видела, каким иероглифом у китайцев обозначается человек? «Тот, кто шагает вперёд».
— Так чтобы шагнуть вперёд, нужно же от чего-то оттолкнуться. Было бы другое прошлое, мы бы в другой точке оказались. Мне вот всегда интересно найти ключевой момент. Когда всё пошло не так?
А когда у меня с Ниной всё пошло не так?.. Ну всё, хватит, надоело!
— Что у нас с праздником на острове? Киоски готовы?
— Они пока без названий, зато мы уже расставили их вдоль берега. Будем чередовать: один для мороженого, другой для горячего шоколада.
— А к гонкам всё готово? Лодки пришли?
— Да, но три придётся вернуть — для них гребцов не нашлось ни у мороженщиков, ни у кондитеров.
— Я займусь. А что билборды?
— Уже вешают. Я немного изменила дизайн. А знаешь, кто стоял рядом с Лермонтовым на последнем балу?
— Подожди ты со своим Лермонтовым. Что ещё нового?
— Ах да, владелец нового мясокомбината хочет с тобой встретиться.
Отлично, вот к Иван Иванычу я и поеду. Проветрюсь.
На улице тучи уходят. Снег тает, ручьи потекли — настоящая весна.
Сажусь в машину, включаю радио: Zaz поёт Je veux — и ощущение такое, будто Нина находится рядом. Смотрю на руль, чтобы не видеть, что кресло рядом пустое.
— А ты крепко за меня взялась. Ещё и твоя любимая песня звучит. Издеваешься, да? Зачем ты меня сегодня преследуешь?
И ведь знаю, что она ответит.
«Ой, привет! А я сейчас с подругами иду в институт мимо триумфальной арки», — потом начнёт рассказывать про архитектора, который её соорудил. То есть, по сути, скажет следующее: «Я тебя не преследую. Это ты думаешь обо мне. А у меня — учёба, работа, новые друзья, другой мужчина. Я вообще о тебе забыла».
Так я напомню.
— Помнишь, как ты, пригнув голову, чтобы я тебя не заметил, пыталась проскочить мимо, а я тебя поймал и притянул к себе. Пока говорил с Пашей, услышал, что ты бормочешь какие-то пятизначные числа.
Она взовьётся:
«Вот так хватать — это нарушение личных границ!»
Проигнорирую её протест.
— Спросил, что ты считаешь, а ты ответила, что составляешь числовой ряд, чтобы не думать о моей руке.
Нина попытается сменить тему:
«Почему ты разговариваешь со мной в пустой машине? Это странно».
Но я продолжу:
— Фишка в том, что ты не отталкивала меня. Не отталкивала. Но рассудком сопротивлялась. Хотела, чтоб я был таким, каким я быть не мог?
И вот тут я её задену. Нина знает: не я один виноват в том, что мы поссорились. Но она всё равно начнёт доказывать, что была права.
«Три слова — и всё сложилось бы по-другому. Это было сложно — их сказать?»
— Я не сказал три слова, которые ты загадала… Круто! А твой, значит, сказал? Ты так быстро выскочила замуж, что он, наверное, осыпал тебя словами до макушки. Болтун! Иди ты со своим мужем! Уходи! Это моя территория. Моя машина!
Кошусь на кресло: там никого. Это возвращает к реальности. Отлично. Почему я раньше этого не сделал? Почему, почему… Хотел с ней поговорить. А вот это опасная мысль!
Курю на обочине прямо перед билбордом Иры.
…мать!
Какого…
Выкурив ещё одну сигарету, достаю телефон и слышу голос любительницы русской поэзии.
— «Белеет парус одинокий»? Ира! У наших лодок нет паруса!
— Ну и что? Праздник совпал с ДР Лермонтова, как я могла это не учесть?
— И мы подходим к главному: третьего октября, серьёзно?!
— А что?
— Гонки — пятнадцатого!
— Боже! Третьего — это его ДР по старому стилю.
— Ну конечно. Ты же живёшь по старому стилю. Это всё объясняет. Девушка, весь город живёт по новому календарю, вся страна. Синхронизируйтесь уже!
— Прости, прости, прости! Не увольняй меня!
Смотрю на водохранилище за билбордом. Там остров — греется на солнце, дышит жёлтым и оранжевым. Опять осень, как тогда…
Вздыхаю.
— Проследи, чтобы эти плакаты убрали, — убираю телефон в карман.
Вот что бывает, если долго копаться в прошлом. Жизнь — в настоящем. И будущее мне нравится, можно строить планы.
Года через три детей заведу. Пусть создают движуху. А кто мне их родит? Лера? Настя? Может, Даша? Она хозяйственная. И похожа на бегемота. Что за мысль? Я б так не подумал. Тогда кто?
Закрываю глаза и вижу Нину: стоит, сложив руки на груди. Значит, всё-таки пора к психиатру.
«Не надо. Я постковидный мираж. Само пройдёт».
— Ревнуешь? Вышла за другого и ревнуешь.
«Я хотела тебя забыть! Хотела почувствовать себя любимой! И поторопилась. Скоро разведусь».
Нет. Не верю. Я её представляю, и она говорит то, что хочу услышать.
Почему она вообще поселилась в моей голове? Сомневаюсь, что кто-нибудь ещё живёт с таким пунктиком. А может, все так и живут? Ира хочет кого-то забыть и, чтобы отвлечься, копается в загадках истории. Даша везде прибирается, чтобы доказать привидению бывшего, что она хорошая хозяйка.
Надоели мне эти бабы. Как много Иван Иваныч готов потратить на раскрутку, интересно?
Переговоры затянулись на весь день, а я даже не заметил — вот что значит хороший коньяк. Машину оставил на парковке. А, ерунда, завтра перед работой заберу.
В окно такси льётся яркий свет и режет глаза, закрываю их и вижу недовольную Нину. Такая смешная, когда злится.
«Что это ты так нахохлилась?»
«Испортил нашу общую идею».
«Почему это? Колбасники хотят участвовать в гонках, а у нас есть свободная лодка».
«Помнишь: мы на острове, ветер гонит жёлтую листву по песку, по тёмному водохранилищу ползёт белый корабль. Тебе надо придумать праздник».
«Мне надо тебя поцеловать, но почему-то, уже не помню почему, нельзя».
«Я сказала, что в картине мало динамики».
«И я придумал лодочные гонки».
«Над городом нависла грозовая туча, а над нами светило солнце. Не могла решить, чего больше хочу: мороженого или горячего шоколада».
«И я подумал: расставим киоски вдоль берега, пусть соревнуются, кто больше продаст… Дело решит погода: будет холодно — зрители раскупят горячий шоколад, жарко — мороженое».
«И как в эту концепцию вписываются бутерброды с колбасой?»
«Бутерброды не вписываются, а вот жареные колбаски — очень даже. Ела австрийские колбаски? От Мюнхена близко, скатайся в Вену, попробуй».
«Ты ещё киоски с пивом между мороженым и шоколадом поставь».
«А что? Холодное пиво против грога. Отличная мысль! Команда мясокомбината, пивзавода и… какого-нибудь винного магазина».
«Ужас!»
«Не-а, гениально. Вот и свободные лодки пригодились. Ещё три контракта подпишем. Знаешь что? Раз ты из моей головы не уходишь, сделаю из тебя музу».
«Прагматик».
«Вредина. Даже у подъезда тогда не поцеловала…»
Бабочки какие-то полетели. Жарко. Вот и лето. Все времена года за одни сутки — тот ещё день.
«Постковидное марево».
«Ага».
«Просыпайся, приехали».
— Что? — всхрапываю я.
— Приехали, — говорит таксист.
На следующее утро Ира ставит передо мной конфетницу.
— Вот. Вычитала, что после ковида полезен корень имбиря.
С подозрением рассматриваю облитый шоколадом квадратик и откусываю от него кусок. В язык будто вонзаются сотни иголок.
— Ты сегодня бодрее выглядишь.
— Я и чувствую себя бодрее.
За утро о Нине ни разу не подумал, постковидное марево рассеялось. Естественно, я бодр.
Ира садится напротив.
— Пять минут ни о чём не думать — это возможно? Индусы считают, что можно, английские учёные — что нет.
— Я б не смог. А зачем это тебе?
— Выбираю тему для нового исследования. Вчера приснился Лермонтов. Говорит: «Ир, ну отстань ты уже от меня».
Чуть не давлюсь имбирём в шоколаде и начинаю ржать.
— Ты прелесть. Без тебя я бы давно сдох от скуки. Нет, правда. Сорок часов в неделю в одном помещении. Была бы у меня жена, я бы её реже видел. Отсюда вывод: жениться можно на ком угодно. Всё равно в итоге общаюсь с тобой.
Ира смотрит на меня пристально, не моргая.
— Молодой, красивый, накачанный. Девчонки из бухгалтерии здесь так и вьются. Но ты на них даже не смотришь. Загадка.
— На работе я работаю. Что здесь удивительного?
— Какая она?
— Кто?
— Ну та, по которой ты сохнешь.
Ничего себе! Пригрел змею на груди. Пушкин, Лермонтов, индусы — это пожалуйста. Меня пусть оставит в покое.
— А среди декабристов был предатель.
— Да ты что?
— Точно-точно.
— Найду гада! — Она пересаживается за свой компьютер и начинает строчить по клавишам.
Чувствуя себя хищником, которого дурной диетолог заставляет питаться сладкой стекловатой, жую вторую конфету с имбирём. Телефон звякает, принимая сообщение.
Отправитель: Нина.
Так, ещё раз: Нина!
«Привет. Я в городе. Давай встретимся».
В голове ни одной мысли.
Минуту…
Вторую…
Пятую…
— Эй! Ты чего застыл, как счастливый суслик?
— Да так. Английские учёные — дураки, Ирин. Пять минут ни о чём не думать — проще простого.
Рецензия писателя Екатерины Федорчук:
«В целом рассказ получился цельный, легкий. И это рассказ о любви, но не только. Об отношении к миру. Об отношении к прошлому. Очень хорошая вещь, герой, который вызывает симпатию. Тонкий лиризм, тонкий юмор. Никакого пафоса.
История у автора камерная. Поэтому, на мой взгляд, хорошо бы немного сократить текст. Сейчас чуть-чуть темп утрачен.
Отмечу моменты, которые очень понравились.
Финал. Отличная смысловая точка, о которой я писала в прошлой рецензии. Хорошо, что Нина реальная появилась на горизонте, хорошо, что через сообщение, а не звонком и не встретилась. Именно так, через смс сейчас и разбиваются сердца. «Пять минут не думать» — прекрасный ход!
Очень понравилась Ирина с ее интересом к прошлому, параллель с судьбой героя, рассуждение о прошлом и настоящем.
Как «Нина» в мыслях героя называет Дашу «бегемотом» — посмеялась от души.
Что можно, на мой взгляд, скорректировать. Надо четче обозначить, кем работает главный герой. Я не поняла. Дизайн и что-то там? Возникает вопрос, и он тормозит восприятие.
Разговор в мыслях с Ниной, который начинается со слов: «Ты испортил нашу общую идею» я бы сделала более личным. Вместо того, чтобы обсуждать рабочие моменты, лучше бы они поцеловались, что ли. Ведь дело во сне происходит.»
Рецензия писателя Романа Сенчина:
«Настроение рассказа схвачено удачно. Да, это мираж, может быть, и постковидный. А вернее, какое-то марево, что ли, в котором пребывает герой. Может быть, такое его состояние немного усилить. Не может сосредоточиться, слова Иры его раздражают. Сейчас он как-то легко на многое реагирует. Главное не переборщить. Наверняка автор болел гриппом — вот это ощущение, когда болезнь только-только прошла, а нужно возвращаться в работу, в жизнь. А тебя словно всего измяли, глаза вынули, а потом вставили, и они болят как-то изнутри… Повторяю, сейчас герой слишком живой, кроме момента, когда он едет в такси. Но, может, это коньяк подействовал? Хотя после ковида не очень-то пьется — алкоголь меняет и вкус, и действие. А у автора опять же очень легко герой его пьет…
Много Иры. Да, коллега, да, он с ней общается больше, чем с другими людьми, но Ира буквально затмевает в тексте всё остальное. И серьезно косячит, а герой ее, опять же, слишком легко прощает.
Кстати, почему «у гребных лодок нет паруса»? Бывают и лодки, и корабли, которые совмещают и весла, и паруса… Даша — это девушка на одну ночь или все-таки половой партнер, который метит в жены? Нина возникает неожиданно. Лучше бы Нина привиделась герою в самом начале, спросонья, а это оказалась бы Даша. Или герой отметил бы, что Нина не гремела посудой. В общем, что-то такое, чтобы мы поняли, что в мыслях у него одна Нина. Кстати, о мыслях. «В голове ни одной мысли». Если герой это отметил, да еще и минуты посчитал, то это ведь тоже мысли, да еще какие. Так что здесь какая-то неувязочка. Может, Ира его выведет из безмыслия? Такие у мня вопросы.»