П

Привет, Илюша

Время на прочтение: 6 мин.

Привет, Илюша

Пишу тебе впервые за сорок лет 

Прости, было некогда и не до тебя, если честно 

Прости, вру — просто боялась тебя, боялась, окажешься кем-то другим

Шпионом, агентом, энкавэдэшником

Ты, наверно, шагнул в Берлин отсюда, с Силезского вокзала, когда приехал в сорок восьмом  

Хотя и покружил здесь  на бомбардировщике за три года до этого

Как ты смог вписаться в обитель вчерашнего врага?

Моя мечта — это машина времени, на которой я могла бы сгонять к тебе

Может быть, мне удалось бы предупредить тебя, остановить то убийство и ты бы жил

Я обязательно должна оказаться в Берлине 8 декабря 1948 года, чтобы понять, что там случилось

Ведь после случая с тобой полетела с колес вся советская военная администрация в Германии, все пошло не так

Ты знаешь, но не скажешь 

А я распутываю по узелочку твою большую тайну

Давай тебя порадую сначала: вчера состоялась твоя премьера!

Первый игровой монгольский фильм «Сын Монголии» на экранах

Только представь, в 2020-ом «премьера» картины 1936 года!  

Ты удивлен, но у него давно затерялась русская звуковая дорожка, и твой супер истерн никто не мог посмотреть

Мне удалось его озвучить с актерами,  на Мосфильме, представляешь? 

Ты там лежишь у них в виде «дело номер» в архиве, порылась

Ничего фоточка 

Кстати, фильм — угар, ты молодец, зрители смеются и выходят довольные 

Черно-белое кино — дико скучно, ну кто его будет сегодня смотреть после нетфликса 

У американцев такие сериалы, днем сел смотреть, а следующим днем вспомнил, что не ел

Нет, я работаю, конечно, просто все сидели дома во время ковида и смотрели кино

Это как в твою молодость лютовала испанка, и Вера Холодная умерла от нее совсем юная

И что вы тоже не ходили тогда по киношкам и сидели по домам — вот не верю

Ты даже не представляешь, сколько версий твоей смерти я накопала за последние два года И это после того, как мы всю жизнь даже не говорили о тебе 

Только бабушка Милица сказала, что тебя отравили в Берлине

Причем отравили «наши»

Вот так она сказала, и больше ни слова,  мне было тогда шестнадцать 

Не приходило в голову спросить, что значит «наши»

Потом бабушку сбило машиной, она была такая жизнелюбивая, элегантная 

Балерина Большого, тебе же нравились танцовщицы  

Жаль, вы так и не пожили вместе, это все из-за Берлина, да? 

Зачем тебя туда понесло?

Теперь я все знаю, мне выдали распечатки из военного архива

Никогда не думала, что столько просижу за пыльными папками в закрытых помещениях

Такого количества официальных писем в жизни не писала 

И все для того, чтобы  пробраться к тебе поближе 

Мама — твоя малышка Ника — даже не знала, где ты похоронен

Я всегда думала, что в Берлине, но в прошлом году нашла тебя в Петербурге, на Преображенском

Так долго искала по колено  в снегу и нашла тебя по расколотой могиле

Все были припорошены белым, а твоя — провалилась

Я сразу дернулась к тебе, к этой черной дыре

Так и знала, что это ты, с тобой все время что-то не так

Потерла изголовье и прочитала Трауберг Илья Захарович

Потом и мама ездила к тебе, впервые в жизни, ни я, ни она не верили, что это случится

Помнишь ее? Вашу фотосессию, после которой ты уехал и уже не вернулся 

Ей было шесть, холодная девочка с бантом, ты обнимал ее для снимка, помнишь?

Это была единственная фотография, по которой мы знали тебя  

И больше ничего, ноль

Ты писал ей письма с фронта, она недавно нашла, потому что я мучила ее — почему ей все равно?

Почему ей неинтересно, где ты лежишь, с какой стати ты вдруг снял первый игровой монгольский фильм

Почему вдруг Берлин, отчего погиб молодым — прошел войну, а мир не прошел, — и кто тебя убил

Она на все пожимала плечами

Мисс скорбное бесчувствие 

Меня это просто бесило, как так? 

Мам, это твой отец!

Ну и что, я его не помню

Кто-то оставил тебя без отца! Надо было выяснить, кто

О чем ты говоришь? Времена были другие 

Что значит другие, мам? Тебе было все равно, так и скажи

Да, мне все равно 

В общем, она полезла копаться в шкафах и нашла твои письма к ней

Она и сама просветлела — поверь мне, ей это несвойственно 

Она ни разу в жизни не улыбнулась

Ты писал такими загадками и ребусами, чтобы миновать военную цензуру

А мать их и сегодня как орешки щелкает, она умная

Но скажи 

Как можно писать письма двухлетней девочке на пяти страницах плотным шрифтом строчка к строчке про воздушные бои и балет?

Ты же писал эти письма не ей, а бабушке Милице?

А она тебе отвечала? 

И откуда взялась невеста, кстати

Илья, я все знаю

И почему мама такая, теперь понимаю 

Я тут нашла хронику твоих похорон

Причем не одну! 

Ты в курсе, что твои  похороны проходили в разных местах?

Я не верила своим глазам, как помпезно они прошли 

Сначала в Берлине сняли сюжет в немецком киножурнале «Очевидец», гроб в хрустальном катафалке, это улет 

Для съемок подогнали? 

Навряд ли так и прокатили в нем по советскому сектору

Потом в Ленинграде, с процессией по Невскому, несли твой портрет, Черкасов, Козинцев, твой брат,  я все искала глазами бабушку

Но оказалась там не она, а твоя невеста

Как неожиданно, правда?

Оказывается, в Ленинграде тебя ждала Люба,  танцовщица ансамбля Моисеева 

На съемках с Любой познакомились, да?

Или попозже?  

Сели мы на кухне у Марии, внучки твоего брата Леонида — смотреть хронику твоих похорон, и заметили даму в каракулевой шапке

Она притиралась поближе к твоей урне, к портрету с красной звездой,  в самые первые ряды, эта дама 

И что думаешь, Мария стала бормотать, — дама в каракулевой шапке, дама в каракулевой шапке, — полезла в альбомы и — нашла ее портрет все в той же каракулевой шапке 

С надписью на обороте «Люба Фомичева, невеста Ильи Трауберга, должна была выйти за него замуж, но он умер в Берлине в 1948 году при странных обстоятельствах»

Мы потом курили молча 

Знаешь, а бабушка так и не вышла замуж, ты готов это услышать? 

Она не согласилась на раннюю пенсию балерин, стала костюмером в Большом 

Слава Зайцев делал комплименты сшитым ею нарядам, она шила платья всем подругам из Большого

Готовила воздушные торты и пироги, которых нет в «Большой кулинарной книге», где не хватило бы красок их напечатать

Эффектная кармен — представь, она так и осталась одна, твоя Милица

По тому единственному  фото мы, конечно, знали, что ты был красавчик

Прочли потом, что тебя называли советским Тайроном Пауэром  

Когда тетя Ира — дочь твоего брата Виктора — она жива, я ее нашла! — передала мне твои портреты, я не могла оторвать глаз, вот это профиль

Сейчас такие фото выложить в тиндере, и… 

Но ты всеми днями зависал с актрисами и балеринами, зачем тебе тиндер 

Представь, я читала эти письма от разных актрис, писавших тебе в послевоенный Берлин

Там, на студии ДЕФА, ты погрузился в дела построения нового социалистического кинематографа, а письма шли

Я сидела в архиве, затаив дыхание, раза три выбегала из читалки подышать, не ожидала, что сдавит

Ведь я тебя никогда не видела, сдался ты мне 

И вдруг — так мало воздуха 

Так что, у мамы правда был брат Гарик или все это — попрошайничество, тень послевоенной  нужды и всеобщего вдовства? 

А почему другая актриса тайно ото всех передавала этой даме большие суммы от тебя?  

Я маме не показываю эти письма, но отсканировала их все, конечно

Какая-то мразь поместила их в архив на всеобщее обозрение 

Вместе с актом освидетельствования твоего трупа и официальной версией якобы естественной молодой смерти, и это в архиве по искусству

Ты там единственный с такой постановочной подборкой, все акты без подписей

Тебя кто-то постарался очернить 

Очень постарался

В истории советского кино остался только твой брат Леонид 

Леонида, если знаешь, травили в Ленинграде как главаря космополитизма через три месяца после твоей гибели

От горя он ослеп, твой брат

А тебя … стерли ластиком, как говорит Меньшиков в «Утомленных солнцем»

Ты ведь знаешь, что твой труп на следующий день сожгли в Баумшуленвеге, чтобы скрыть улики? 

А какие именно улики, Илья? 

Скажи мне, что они хотели скрыть?! 

Будь я сейчас в 48-ом,  не пустила бы тебя к этому Гансу Клерингу 

Я знаю, что смерть на его вечеринке была публичной версией, в которую никто не верил

Будто ты пил водку 

Или даже просто ел за большим столом в полуголодном Берлине 

Тебе стало дурно, и ты прилег до утра 

Ведь ты не верил Клерингу, не думаю, что «прилег»

Тебя процитировали в одной из западных послевоенных газет, в Шпигеле, что ты ему не доверял

Я могу понять, почему 

Он работал потом на Штази

А в СССР был завербован еще до войны

Ты и сам это прекрасно знаешь 

В сорок восьмом начался раскол берлинских секторов 

Холодная война, блокада Западного Берлина, все дело в этом?

Ты узнал от своей подруги — актрисы Лило Мессен, что ее отец, на которую делает ставку новое правительство, бежал в западный сектор, прокляв советский контроль? 

Ты не стал доносить о готовящемся побеге?

В мгновение из «культурофицера» ты превратился во врага социалистического лагеря, да?

А что у тебя было с переводчицей Таниевой, преданной тебе болгаркой, освобожденной из концлагеря, которая сразу после твоей смерти отравилась газом? 

По-моему, ее откачали

Уточню, если хочешь

Ты чудовище, Илья

Малышка Никуся точно бы сказала о тебе так

Она правильно делала, что не искала тебя 

А я из-за тебя дни провожу в архивах,  не в объятиях мужчин

Теряю свой последний шанс, как выражается мать, для нее я давно отколовшаяся льдина 

С того света почуяв нашу близость, ты пришел ко мне в том сне

Забравшись ко мне под кожу, повел по коридору навстречу опасности

Сказал, что хочешь показать мне своего убийцу

Коридор вел в комнату, дверь которой была нараспашку и упиралась в неубранную постель 

Я видела, как все залито кровью

За дверью кто-то был, мы приблизились

Но он выстрелил, и я проснулась от внезапной смерти 

Он не дал мне себя разглядеть, Илья

Но я продолжаю искать твоего убийцу

А знаешь, что Герхард Денглер оставил устное свидетельство, что ты умер на проститутке? 

Его тогда же и уволили со студии, этого Денглера

Кто-то снял с ним интервью в начале нулевых, пока они все были живы, ветераны ДЕФА

Стены поплыли мимо, когда на мейл упал перевод архивной записи

Увидев мое лицо,  он бы также насмехался, старый дурак?

Честно, я хотела бросить расследование 

Он сказал, что один знал правду и тихо смеялся над торжественным прощанием с твоим гробом 

Он вообще думал, что его могут услышать твои потомки?

Но Денглер — сумасшедший сталинист, перевоспитанный из гитлеровца в Красногорске 

Говорил, словно мстил в будущее

До этого я нашла интервью с другим сотрудником ДЕФА Калом Хансом Бергманном

Он убеждал, что тебе сделали укол ядом, потому что ты был братом Леонида-космополита 

И обе эти версии — для отвода глаз 

Ты узнал, что студия ДЕФА — лишь витрина акционерного общества «Линза», которое разрабатывает ядерное оружие?

У меня по правую руку горит Полярная звезда

В Москве такая редкость, когда что-то светится в небе

Скажи мне причину — женщина или ядерная бомба? 

А я уже  на три года старше тебя 

Ты ведь там не стареешь?

Все такой же красавчик?

Твоя внучка