«Несовершеннолетняя пермячка погибла под колесами автомобиля, выехав на проезжую часть на велосипеде…»
— Когда вы впервые почувствовали натяжение? — спрашивает Губарев, мой психотерапевт.
— Когда родился сын.
— Это был первый виток?
— Да.
Тогда я впервые остался с девочками один. С Надей, требующей омлет «как у мамы». С Кристиной и её любимым платьем, которое случайно прожег. Галя лежала на сохранении. Потом были экстренные роды и отделение для недоношенных. Я боялся за сына. Помню его в кувезе. Он лежал прозрачный, весь в трубках. Маленький инопланетянин, а не ребенок. Я стоял рядом и старался не дышать.
— Он будет жить?..
Я хотел добавить «полноценно». Слово больно царапнуло гортань.
— Состояние вашего сына стабильно.
Прошел месяц. Казалось, Галя навсегда застряла в бесконечной череде больниц. Наконец, она вернулась. Я ждал, когда станет как раньше. Долго. Почти полгода. Потом привык.
— Когда затянулся второй? — Губарев смотрит на меня поверх очков.
Я хожу к нему больше месяца, но никак не могу распознать второй виток моей личной пружины. А ведь за это время я узнал о пружинах всё. О медных, стальных, титановых. Пружинах сжатия и растяжения. Иногда они выстреливают. Бывает, медленно расправляются под саунд из «Молчания ягнят». Изредка ломаются пополам. Такое бывает под гидравлическим прессом. Это прямой путь к самоубийству.
— Сосредоточьтесь, — требует Губарев.
— Лёве было девять месяцев. — Я зачем-то вру про возраст сына. Цифры вязнут в моей памяти дохлыми мухами. Чтобы извлечь их оттуда, надо изрядно повозиться пинцетом.
— В тот день я вернулся домой поздно.
Лёва истерил в детской. Ему вторила Кристина. В прихожей на обоях расплывалось чернильное «Надя».
— Это нормально. — Галя выглянула из кухни. — Это нормально, Олег, понимаешь? Ей пять.
Я только пожал плечами.
— Ты молоко купил?
О подоконник ударились первые градины.
— Ты не просила.
— Ага, как же! Я тебе писала в ватсап! Ты вообще понимаешь, как сложно с тремя детьми в магазин сходить?! Одень всех, коляску без лифта спусти, сумки тащи! И я всего лишь попросила тебя купить мо-ло-ко! Ты понимаешь вообще, о чем я говорю?! Сложно, что ли, перед выходом в телефон заглянуть?!
— Сейчас схожу.
— Сходит он! Да ты видел, что снаружи творится?! Кошмар!
Я развернулся к двери.
— Внутри тоже кошмар…
— Вы произнесли это вслух? — Губарев удовлетворенно кивает. — Вам стало легче?
Вслух? Нет. Конечно, нет. Я этого не сказал.
— Хорошо… Вспомните самый острый момент ваших отношений с женой.
— Переговоры. Да… Это были переговоры.
Мой телефон рвали на части одновременно в трёх мессенджерах.
«Олег Павлович, уточните дату поставки».
«Олег, документы завтра в офис подвезти?»
«Курьер с накладной выехал, встретишь?»
— Олег, поменяй Лёве подгузник. Сейчас.
Галя всегда добавляла это «сейчас», когда просила меня о чем-то.
— Папа, она мне фломастер не отдаёт!
«Олег Павлович, срочно уточните дату!!!»
— Олег, ты оглох? Лёва плачет. У меня суп на плите!
— Папа, ну папа!!!
Я сидел за кухонным столом и рылся в рабочей почте в поисках клятых дат. Галя поставила передо мной кружку. Помню её лицо. С таким выражением подливают мышьяк богатому дядюшке.
— Дальше, — торопит Губарев.
— Она забрала у меня из рук телефон и утопила в чае. В зелёном. Моём любимом.
— Что сделали вы?
— Я? Поменял подгузник.
— М-м… Как у вас было наедине? Вы бывали наедине?
— Наедине — это значит, вдвоем? Без детей? — уточняю я.
Нет. Кажется, нас всегда было пятеро.
— Хорошо, давайте вернемся к тому самому дню. — Губарев что-то записывает в блокнот.
Снова. Мы возвращаемся к нему каждый сеанс.
— Я усадил Лёву в коляску, — начинаю. — Он вырывался и орал. Мы тут же стали центром детской площадки.
— Идём домой. — Я старался говорить тихо. — Пора обедать.
— Не хочу! — Надя топнула ногой и показала мне язык.
— Не хотю! — повторила Кристина.
— Мама уже звонит.
В кармане назойливо жужжал телефон.
— Не хочу! — Надя вскочила на велосипед.
— Что было дальше? — подталкивает меня Губарев.
— Я попросил её остановиться. Трижды.
— А она?
— Свернула с тротуара.
— Что вы почувствовали в тот момент?
— Как выстрелила моя пружина.
— Олег, вы пытались догнать велосипед?
Надя ехала медленно, ускорилась у самой дороги. Я бы успел.
— Нет.
— Причина?
Сглатываю вязкий комок.
— Она. Меня. Не послушалась.