«Представь, что ты отправляешься в космическое путешествие. На старт, внимание, марш!» — сказала я с напускным энтузиазмом. Федя скрылся в большом белом аппарате МРТ. Оператор щелкал мышкой и смотрел на экран монитора без выражения. Наконец, процедура закончена. «Пойдем, Федюша. Сейчас к врачу за справкой — и мы свободны».
Я сказала Феде подождать в коридоре, постучалась и толкнула дверь. В безликом кабинете с зеленоватыми стенами пожилая врач строго посмотрела на меня и зачем-то приспустила очки.
— Боюсь, у меня для вас плохая новость. Результаты МРТ показывают выраженную психопатию.
Я себе только смутно представляла, что это значит.
— Вы ошибаетесь, Федя не устраивает истерик, не психует, не кричит.
Врач устало вздохнула и еще ниже спустила очки.
— То бытовое определение психопатии, о котором вы говорите, не имеет ничего общего с научным. Психопатия — это сниженная способность к эмпатии, безответственность, лживость, эмоциональная поверхностность. Многочисленные исследования показывают, что дети с такими чертами часто имеют антисоциальные и преступные наклонности, поэтому их выявляют на раннем этапе и изолируют от общества.
Да-да, про изоляцию потенциальных преступников я слышала, конечно. Но пропускала мимо ушей. Никогда не представляла, что это может коснуться моего сына.
— Но послушайте, Феде ведь только семь лет. Он нормальный мальчишка, у него есть друзья, в школе на него не жалуются.
— Степень выраженности психопатии может быть разной. Раньше для диагностики применялся целый спектр методов, но МРТ продемонстрировала такую высокую точность, что теперь для постановки диагноза достаточно увидеть соответствующие структурные особенности мозга.
— Диагноз не может быть верным! У нас в семье никогда не было психопатов.
— А в семье его отца?
Я закусила губу. Отец испарился, как только узнал о моей беременности. Лживость, безответственность — да, это было на него похоже.
— Но ведь Федя — совсем ребенок! — Я почувствовала, что мои щеки горят.
— Поэтому пока мы только ставим его на учет, будем наблюдать. А изолируем, когда ему будет тринадцать.
Я резко рванула дверную ручку, выходя из кабинета. Федя еле успел отскочить, чтобы не получить дверью по лбу.
— Ты что, подслушивал?
Федя опустил глаза. А потом посмотрел на меня так, что стало понятно — он слышал весь разговор.
Выйдя из поликлиники, некоторое время мы шли молча. Потом я спросила:
— Мороженого хочешь?
Федя чуть подумал и кивнул. Мы купили в киоске два эскимо и сели на лавочку в парке. Я смотрела на Федины смешно торчащие треугольные коленки, копну кудрявых волос, и сердце сжималось в тугой жгут от любви и жалости.
Пока я пыталась придумать, как начать разговор, Федя опередил меня.
— Мам, а почему эта тетя говорила что-то про преступников? Она думает, что я плохой?
Я сглотнула.
— Ну что ты, Федюша! Ты у меня самый замечательный.
— Но эта тетя сказала…
— Она ошиблась, она ничего о тебе не знает. Разве могут какие-то снимки показать, какой ты на самом деле? Как ты забавно морщишь нос, когда чего-то не понимаешь. Как ты обнимаешь и гладишь меня, когда я прихожу с работы уставшая. Как помогаешь Игорьку с математикой. Как мастерски делаешь омлет — даже я так не умею!
Федя смотрел на меня с беспокойством.
— Куда они хотят забрать меня? Я не смогу жить с тобой?
Я крепко прижала его к себе — так крепко, что он пискнул: «Ты меня задушишь!»
— Мы будем бороться. Они не имеют права нас разлучить! И у нас еще шесть лет в запасе, — успокаивала я больше себя, чем Федю.
Его кудрявая голова склонилась мне на плечо, а с мороженого на побелевший от жары асфальт потек молочный ручей.
***
Я испробовала всё — в ход шли психотерапевты, диеты, биодобавки, даже бабки-целительницы. Но диагноз оставался неизменным.
После того первого злосчастного МРТ отношение к Феде очень изменилось. Школе тут же сообщили, что Федя поставлен на учет и за ним надлежит пристально наблюдать. Классная руководительница, не церемонясь, объявила новость всему классу и призвала детей проявлять бдительность, ведь психопаты — мастера манипуляций. Федя вернулся домой с подбитым глазом. А его лучшему другу родители запретили даже сидеть с ним за одной партой.
Мои подруги тоже все куда-то разбежались. Мой мир съежился и зациклился на одной теме, и все свободное время я посвящала чтению научных статей о психопатии. Часто я делилась прочитанным со своей мамой.
— Вот живешь, никого не трогаешь, а потом какой-то неведомый Джозеф Крольски на другом конце планеты вдруг берет и разрушает твою жизнь, — сказала я, откусывая кусок маминого пирога. Мы пили кофе у нее на кухне.
— Кто такой Джозеф Крольски? — подняла брови мама.
— А это автор статьи, на которую все ссылаются. Большой авторитет. Я столько раз ее перечитывала, что уже наизусть выучила. Цитирую: «Все метаисследования, посвященные попыткам реабилитации преступников с психопатическими наклонностями, убедительно показывают, что психотерапевтические методы в работе с такими личностями оказываются неэффективными. Психопатия часто сочетается с высоким интеллектом и умением проявлять обаяние, таким образом, в процессе психотерапии вместо реальной эмпатии психопаты обретают умение еще более правдоподобно ее имитировать, что делает их манипулятивные тактики особенно действенными и опасными. В связи с этим можно сделать вывод о невозможности эффективной реабилитации психопатов. Чтобы оградить общество от аморального и преступного поведения, детей с психопатическими наклонностями рекомендуется изолировать до достижения взрослости». Как тебе?
— Ужасно.
— Давай придумаем для этого Крольски какую-нибудь изощренную казнь? Или средневековую пытку?
Мама грустно улыбнулась.
— Не шути так, а то точно решат, что у нас семейка психопатов.
— Так ведь уже решили. Без суда и следствия.
Я залпом допила остывший кофе и уронила голову на руки.
***
Прошло два года после диагноза. Я находила спасение на форуме для родителей детей-психопатов. Там было много поддержки, проводили очные встречи. Маленькие изгои начинали дружить между собой — для большинства детей это было единственное сообщество, где их принимали. Родители обменивались информацией, советами и просто сочувствовали друг другу. Больше всего мне помогал Роман, папа мальчика Вани, с которым Федя очень сдружился. Когда Ване поставили диагноз, его мать собрала вещи и ушла — как она сказала, не выдержала позора. А Роман решил бороться.
На одной из встреч группы, пока дети прыгали и кувыркались на надувном замке, Роман отвел меня в сторону и сказал: «Я хотел бы пригласить тебя на ужин. Есть важный разговор».
Я была заинтригована. Подумала, что разговор пойдет о наших детях. В конце концов, больше нас ничего не связывало. Или связывало? Загорелый, в темных очках, Роман очень эффектно смотрелся на фоне аквамаринового неба. Я улыбнулась и весело приняла его приглашение, пытаясь за шутливым тоном скрыть волнение.
Мы встретились в маленьком ресторане, о котором я раньше не слышала. Роман заранее забронировал столик в закутке, отделенном от основного зала. Без лишних предисловий он рассказал мне про Гермес. Так назывался маленький остров в Тихом океане под юрисдикцией Аргентины. Отверженные обществом семьи с такими же детьми, как Федя, купили остров в складчину и поселились там. Они хранили тайну, опасаясь огласки и нежелательного внимания. Остров уже был вполне пригоден для жизни. Первые поселенцы провели туда коммуникации, построили водопровод с опреснителями воды, нашли поставщиков еды, накупили для детей учебников. Среди родителей было несколько учителей, которые организовали на острове школу, а по недостающим предметам проводились уроки онлайн. Казалось, Роман со своими друзьями продумал и предусмотрел все на свете. Я смотрела на него с восхищением.
Когда подали десерт, Роман робко взял меня за руку. Его ладонь была мягкой и теплой, и мне сразу стало уютно. Я подняла на него глаза.
— Завтра мы с Ваней уезжаем на остров. Я продал все имущество и бизнес, так что для нас это билет в один конец. Я много чего умею, мы не пропадем. Буду работать удаленно и иногда ездить в Аргентину на материк, уже завел там кое-какие связи.
Я молча кивнула. Роман продолжил:
— Конечно, это трудный путь, и он не для всех. Поэтому наше сообщество пока маленькое. Но если ты думаешь, что вам с Федей такая жизнь подойдет — то я сделаю все возможное, чтобы помочь вам.
Чуть помолчав, он тихо добавил:
— И мне бы очень хотелось, чтобы вы были рядом.
Когда мы прощались в тот вечер, Роман меня поцеловал — нежно, сладко, протяжно.
***
У меня появилась цель. В течение следующих двух лет я копила деньги на долю в острове. Роман торопил меня, уговаривал переезжать скорее, предлагал добавить недостающую сумму. Но я привыкла быть независимой и такую помощь принимать не хотела. К тому же моя профессия веб-дизайнера была не очень-то полезной: хоть я и собиралась работать на острове удаленно, там могли в любой момент отрубить интернет. Роман все время твердил, что это только вопрос времени, когда власти заметят Гермес. И для страховки я стала изучать сельское хозяйство. Всю жизнь я считала, что руки растут у меня не из того места и я умею работать только головой — но я пересилила себя и научилась прилично разбираться в почве, удобрениях, тонкостях выращивания фруктов и овощей. Много узнала и про то, как собирать и хранить урожай. Даже овладела искусством консервации и стала готовить блюда более сложные, чем мои обычные сосиски с макаронами.
Между тем Феде уже исполнилось одиннадцать лет, и с ним становилось все сложнее. Привыкнув быть изгоем в школе, он часто замыкался в себе. Мне было трудно понять, что у него на уме. Он стал мне регулярно врать — пытался скрывать свои побеги с уроков и игры со странными новыми друзьями, непонятно откуда взявшимися. Они научили его курить и ругаться матом. А однажды они всей компанией сделали термитную шашку из окалины от раскаленных гвоздей и алюминиевой краски. Подожгли термит бенгальским огнем и взорвали мусорный бак возле главной площади города. Двух мальчишек задержали, но Федя и остальные успели убежать, и их участие в хулиганстве не смогли доказать. Только это и спасло Федю от немедленной изоляции: если дети с психопатическими наклонностями были замечены хоть в каком-то асоциальном поведении, их изолировали сразу, не дожидаясь тринадцати лет.
Я ходила по комнате взад-вперед, глубоко дышала и пыталась убедить себя, что криком я ничего не добьюсь. Яростным полушепотом спросила:
— Федя, ну скажи мне, вот о чем ты думал? Зачем это тебе?
Он только пожал плечами.
— Мне было весело.
— Весело? И это весь ответ? А о последствиях ты думал? Тебе хоть чуть-чуть стыдно?
Федя ничего не ответил, но по его лицу я видела, что ему не стыдно. «Психопатия — это сниженная способность к эмпатии, безответственность, лживость…» — вспомнилось мне. Я себя одернула. Он всего лишь ребенок, и я должна его защитить. Надо было как можно скорее уезжать, подальше от всего этого. Поближе к Роману.
***
Настал день отъезда. Мама приехала в аэропорт провожать нас. Она принарядилась и выглядела моложе своих лет в новом бежевом свитере. Мы обе бодрились и шутили с Федей. Начали вспоминать известные романы, где действие происходит на острове. Когда дошла очередь до «Графа Монте-Кристо», Федя очень заинтересовался историей Эдмона Дантеса. Стать сильным и отомстить своим обидчикам… У Феди во взгляде вспыхнуло что-то, что меня напугало. Мама тоже это заметила и поспешила сменить тему. Мы пили чай с круассанами, и чем ближе подступал час отъезда, тем более вялым становился разговор. Под конец чаепития все слова кончились. Мама смотрела в окно, Федя гонял ложкой чаинки по дну чашки, а я с пристрастием оценивала свой свежий маникюр.
Наступил момент прощания. Я обняла маму, по ее щекам медленно текли слезы.
«Ты к нам приедешь, когда мы обоснуемся. Все будет хорошо», — сбивчиво лепетала я.
Осталось пройти паспортный контроль — и можно садиться в самолет.
Пограничник с широко посаженными глазами долго что-то высматривал в компьютере. Вдруг он нахмурился, сказал нам подождать и ушел с нашими документами. Мы переминались с ноги на ногу. Люди, стоявшие за нами, начали нервно расходиться и вставать в очереди в другие окошки. Я смотрела то на часы, то на растерянного Федю. Наконец-то пограничник вернулся, с еще более хмурым лицом.
«Ваши паспорта больше не действительны. Пройдемте со мной».