Письмо от директорки с темой «Чистота — залог здоровья-3» получила вся команда. Маша устало смотрела в монитор, щелкала пальцем по кнопке мыши.
«Лучшая гигиена — это чистая совесть. Карел Чапек.
Если вам больше нечего сказать ребенку, скажите ему умыться. Эдгар Хау.
Об одной грязной бане Диоген спросил…»
— Там что-то важное? — Аня крутанулась на стуле, выглянула из-за Машиного плеча. Они сидели спинами друг к другу на крутящихся скрипучих стульях.
Маша махнула рукой, блеснула глянцем ноготочков.
— Очередная просьба не вонять. В ход пошли афоризмы.
Аня вздохнула, сняла очки и приняла ответственный вид.
— Нам бы с ним поговорить. Леся не справляется.
— Леся — руководитель, сама разберётся. Устанет намекать — поговорит.
— Намеков он не понимает.
— А он и разговоров не поймёт. Такой тип мужчин. Отведи его в душ и помой. Очень поможешь коллективу.
Аня дёрнула носом и поджала губы — то ли от неготовности мыть футболиста Владика (когда он приходил на смену, окно открывали настежь), то ли от нелюбви к гендерным стереотипам, пробирающимся иногда в Машину речь.
— А Костик какой тип?
Маша опять махнула рукой (заблестело новое колечко-смайлик), поправила гарнитуру и нажала зеленую кнопку. Аня смотрела на Машину ровную спину, острые уголки плеч.
У Маши была идеальная осанка, как будто внутрь кто-то вставил шпильку. А со своим особенным Костиком она размякала и растекалась, точно он эту шпильку из нее доставал. Такое сильное влияние на Машино тело (и, конечно, душу) Аня наблюдала впервые, хотя влюблялась Маша часто — примерно раз в полгода и всегда месяца на два. С Костиком вышло не так — первое время они с Аней только хихикали над его зализанными волосами (со следами расчески-гребешка, которую он носил с собой) и над его манерой говорить с клиентами громко и подчеркнуто уверенно, как будто на репетиции выступления для TED. Позже выяснилось, что Костик уже выступает — на открытых микрофонах в местном стендап клубе, а волосы укладывает, чтобы быть похожим на американских комиков 50-х годов. Один вечер в этом клубе показал — Костик в самом деле умеет шутить, знает Машиных друзей детства, тоже засыпает под сериал «Офис», любит маленьких собак и симпатизирует Маше. А ещё ему страшно идёт быть комиком из 50-х, но без костюма, а в джинсах и эйр подсах. Спустя неделю Маша уже называла клиента Костей, хотя на экране высвечивалось однозначное «Вадим» и вообще пропускала звонки, уставившись в две галочки под сообщением — прочёл, печатает. Аня возвращала Машу в реальность чашкой крепкого растворимого кофе, который почему-то привлекал её больше натурального из кофемашины. Аня говорила «так ты теперь любишь его больше, чем этот волшебный напиток?», они смеялись, и Маша признавалась, что не знает, как это остановить, — она думала о Костике постоянно. Ничего останавливать она, конечно, не хотела и не стала — сейчас они уже готовились отметить первую годовщину. И хоть все Анины попытки влюбиться или хотя бы пойти на свидание кончились только сомнениями в нужности этих свиданий и знанием, что Tinder — никакая не платформа для стримов, за подругу она была правда рада.
Загудел пылесос — уборщица приходила каждое утро и всем мешала. Сонные сотрудники колл-центра цокали и прижимали гарнитуры к ушам. Весь офис был застелен колючим серым ковролином для поглощения шума. Аня привстала и удивлённо подняла брови, как будто только что поняла назначение ковролина. Уборщица тянула за собой вонючий старый пылесос, заглядывала под столы, качала головой. Она была уже близко. Аня подняла с пола рюкзак. Маша встала со стула и взяла в руку свои когда-то белые кеды с торчащими из них носочками. Под Машиным столом стало чисто. Аня отодвинула свой стул. У неё на ногах были такие же конверсы, как у Маши в руках — они купили их на рынке три года назад почти сразу после знакомства в очереди на поступление и назвали кедами «best friends». Вместе поступили, вместе не закончили — Аня завалила сессию, Маша передумала учиться на маркетинге и забрала документы, вместе пришли работать в колл-центр. Вместе ходили на курсы рисования по четвергам, в кино на тупые комедии, вместе начали веганить, вместе смеялись над мизогинными пабликами о женственности и кликали на «Получить чек-лист ошибок в общении с мужчиной». Теперь Маша читала о пробуждении женского начала одна, добавляла такие посты в сохранёнки и собиралась сделать пару упражнений оттуда — просто ради интереса, ходила с Костиком на его выступления, допоздна играла с ним в видеоигры, отмечала с ним свой день рождения и даже как-то пыталась привести Аню третьей на свидание, чтобы она одна не скучала. Аня приглашала Машу на паблик-токи о растительном питании, в музей на новые выставки и в аквапарк, но везде ходила одна, потому что Маша отказывалась — была с Костиком или на смене. Они общались только на работе — Маша рассказывала, что ей подарил Костик на день рождения, а Аня — как она встала пораньше и чем занялась. Сказав друг другу «круто» или «я за тебя рада», они заканчивали обедать и возвращались на свои места.
Уборщица вынула провод из розетки и с облегчением выдохнула. Уборка на сегодня кончилась. Аня улыбнулась, смахнула со лба чёлку и прикрыла глаза козырьком ладони, как будто защищалась от солнца. В самом конце зала под потолком висел пухлый бумажный дирижабль — последствие частых творческих конкурсов. Окошки, кабина пилота — всё нарисовано гуашью. Творения других команд убрали, а дирижабль оставили, да ещё и повесили над входом — пусть новенькие веселятся и не трясутся перед первым звонком. Новеньких не прибавлялось, зато теперь стало ясно, где кончается зал. С конца, где работали Аня и Маша, входа было почти не видно, зато видно дирижабль. Вдоль окон, порезанных жалюзи, тянулись обитые серой тканью, начиненные компьютерами, телефонами и столами ячейки. В пространстве под дирижаблем появлялись люди, доходили до своих мест и превращались в операторов и операторок, улыбающихся клиентам в разговорах, а иногда отвечающих язвительным «нет» на вопрос «а вы не робот?».
Из-под дирижабля вынырнул Владик — Аня узнала его по энергичной походке спортсмена. И чем ближе он становился, тем больше интересовал Аню. Владик еще не дошел до своей ячейки и не разговаривал с клиентами, но уже улыбался. Внешне он был настолько счастлив, как будто не вошёл через дверь, а прилетел на том самом дирижабле. Узнать, что за радость случилась у Владика, возможности не было совсем — он никому ничего не рассказывал и почти ни с кем не общался. Его красная кепка приблизилась настолько, что можно было прочесть «РОССИЯ» — Аня бросилась открывать окно. Владик уселся на место рядом с ней, запинал под стол спортивную сумку и притих.
У Ани началась смена. Маша произнесла двадцатый за сегодня шаблон приветствия. Ане в Телеграм пришло сообщение: «Он не воняет!!! Нашёл, что ли, кого-то?! Видела, как сияет?». Аня ответила: «Может, себя нашёл».
— Я познакомлюсь с его родителями, — победоносно заявила Маша и швырнула лоток на стол. Аня подняла брови и стала жевать быстрее — она пришла раньше и уже ела бутерброд с копченым тофу. Маша села на стул, уставившись в Анино лицо, — высматривала реакцию.
— Круто! А когда? — Аня не знакомилась ни с чьими родителями, но представляла, какая это важная встреча.
— На этой неделе, день выбираем, — сказала Маша и спрятала руки между коленей — она так делала, когда нервничала.
— Волнуешься?
— Ты серьёзно? — Маша хмыкнула. Аня сочувственно улыбнулась.
— У него мама замечательная — как-то мне привет уже передавала, а папа адвокатом работает. Я всё про них расспросила.
Аня кивнула — маму Костика она помнила.
— Надеюсь, всё пройдёт хорошо. Главное, ничего не ляпнуть. И с мясом не спалиться.
Маша развязала пакетик и раскрыла лоток. Аня ловила Машин взгляд.
— А это что значит? — наконец спросила она, уже догадываясь, что это может значить.
— Про веганство лучше не говорить — они там традиционных взглядов придерживаются. С Костей придумали, что мне мясо врач пока запретил, а там разберёмся.
— А почему ты не можешь…
— …сказать им, что я не ем мясо совсем? А зачем? Начнутся разговоры, воспитательные моменты. Мне уже от своих хватило.
Маша помахала вилкой с наколотым на нее куском шпинатного пирога, показывая, что больше никаких серьёзных разговоров о питании она не хочет.
— А вдруг они спокойно отнесутся?
— У них без мяса ни один день не обходится. Как, ты думаешь, они отнесутся?
— Я считаю, сказать нужно. Это твои принципы.
— А я считаю, что иногда принципы можно оставить себе. — Маша улыбнулась. — Они и про Костика мало что знают — про комедию, например, не в курсе, а это для него знаешь, как важно? Поэтому и молчит.
Аня вздохнула.
— Зато своим я рассказала, чем он занимается. Мама ответила «вот это да, каких только людей нет у вас в колл-центре», а папа — «кто только сейчас не стремится на сцену». Почти одновременно сказали.
Маша засмеялась. Она любила своих родителей.
— Они решили, что он хороший парень. Но знали бы про курение — сама понимаешь, как в моей семье с этим строго.
Аня понимала.
— Всегда кто-то что-то не договаривает, — тянула Маша.
— Это меня и смущает. Всё время приходится врать, чтобы никого не расстроить или не нарваться на разговор. Думаешь, это ок?
Маша отставила лоток и посмотрела на Аню.
— Зря я, наверное, тебе про это мясо рассказала.
Позже Маша и Аня сидели на своих привычных местах, привычно глядя в свои мониторы. Аня накручивала на ручку провод от гарнитуры, Маша мяла в руках игрушечную голову телепузика Тинки-Винки (подарок Ани, Машин антистресс). Каждая ячейка в зале была заполнена человеком, знающим толк в телекоммуникациях. Один такой человек сидел напротив Ани, вытянув ноги прямо ей под стол, чем страшно её бесил. Аня легонько нажимала подошвой на носок светлых замшевых мокасин, не без радости замечая, что остаётся след.
Анин стул запрыгал и заскрипел — это Маша схватилась руками за спинку и устроила Ане встряску. Аня развернулась и увидела Машины выпученные глаза и открытую вкладку расписания на экране. Такая комбинация значила одно — Маша опять перепутала свои выходные и настроила планов на рабочий день, а выручать придется Ане. Стрелка на странице мелькала в районе «Fr, June 29», опускалась вниз к Машиной фамилии и подсвечивала «09:00-18:00» — Маша просила выйти в ближайшую пятницу на полную смену. Аня покачала головой и сказала: «Да, в вашем регионе такое бывает». Маша написала Ане в Телеграм: «Мы с Костей идём к его родителям!! Не на ту неделю посмотрела. Выйди, плиз, проси что хочешь!» Аня легонько крутилась на стуле, стучала пальцем по экрану смартфона и извинялась за проблемы с покрытием — намечались долгие разговоры — и с Машей, и с клиенткой. У Маши на экране высветилось: «Я вторую неделю без выходных. На пятницу уже планы. Попроси Иру, у неё тоже смены нет». Маша спросила: «Какие планы?», получила ответ: «Английский» и посмотрела на спинку Аниного стула так, как будто английским занимались самые жестокие люди. «Это тот онлайн-курс, который можно проходить когда угодно?» — отправила Маша. «Да, это он», — проигнорировала провокацию Аня. Маша вздохнула — привычные стратегии не работали. Можно было ещё попросить Костика разобраться — он отлично умел договариваться, но Аню это бы только разозлило, так что придётся самой. Маша написала: «Если бы ты шла знакомиться с родителями парня, я бы за тебя вышла. Английским можно заняться вечером. Ира занята». Аня ответила: «Ты знаешь, что я думаю об этом. У меня тоже есть важные дела. Поищи варианты». Маша хмыкнула и сложила руки на груди. Аня прочла: «А ты не думаешь, что это эгоистично?»
— А ты не думаешь, что это синглизм?
Аня сняла гарнитуру и развернулась — жалобы на покрытие прекратились, предстояли жалобы на Анину жизнь.
— Это ты сама сейчас придумала? — скривилась Маша.
Она заговорила — о прогрессирующем Анином эгоизме, как легко двигать планы, когда ты один, и тут же — о плюсах отношений, о вредной привычке быть одной и о тяжёлой жизни одиночек, умирающих на десять лет раньше остальных явно не от счастья. Между Машиными фразами Аня вставляла «И?» и тянула это «и» как отпиралась от свидания с братом Костика, на которое в итоге пошла, — обреченно и вяло. Маша замолчала и положила на колени помятого Тинки-Винки. Заговорила Аня — о страхе одиночества и вечных компромиссах, о нестереотипном счастье, о личном пространстве, о выборе, о времени на себя, вопросе «а ты по девочкам?», о значении слова «single» и об активных незамужних американских пенсионерках.
Маша слушала, снимая и надевая уголок чехла на смартфон.
— Да я это всё понимаю, Анька. Слушай свой голос, следуй потребностям, носи кружевное белье для себя. Но если даже в Америке этот твой синглизм не признают, но продолжают смотреть на одиночек с сочувствием, то что говорить про нас? Думаешь, что-то изменится?
Аня пожала плечами и протянула Маше Тинки-Винки с оторванной треугольной антенной — придётся придумать новый антистресс.
— Ты вот слово новое узнала. Уже хоть что-то.
— А я тоже ни с кем не мучу, — сказал Владик, выглянув из-за перегородки.
Маша убежала к Костику, Аня разгребала почту. Ячейки пустели, гасли экраны, замолкали телефоны.
— Ты извини, я случайно услышал. Вы громко говорили, а я рядом сижу.
Владик работал уже месяц, но с Аней говорил впервые.
— Всё хорошо, не страшно.
— Я думаю, ты правильно всё сказала. Не хочется — не надо. Я раньше пытался мутить, а потом понял — грузит, не моё. Наладил с друзьями, занялся футболом. По области катаюсь, с местными играем. В последнем матче три гола подряд забил!
— Так ты поэтому такой сегодня счастливый?
— Нет, это давно уже было. Нам сегодня воду горячую в общаге дали, хоть помылся нормально.
Аня засмеялась.
— А были какие-то варианты?
— Маша решила, ты девушку нашёл.
Владик прикрыл лицо руками.
— А знаешь, сколько людей у меня спросили про девушку?
— Сколько?
— Нисколько! Я тут не общаюсь ни с кем.
— Радикально.
— Зато работает. Ладно, мне в общагу пора. Захочешь поговорить — подходи.
Владик одним движением извлек из-под стола сумку, надвинул кепку на глаза и исчез в темноте прохода. В зале оставалась только Аня. Она закрыла глаза, облокотилась на спинку стула и просидела, улыбаясь, пока охранник не зазвенел ключами.
Английский в пятницу она всё-таки подвинула — чтобы наконец отдохнуть. Машу отпустили со смены, и на встречу она успела. Директорка Леся, проходя мимо Владика, заметила — письма о чистоте подействовали, и довольная села работать.
Рецензия критика Валерии Пустовой:
«Очень интересный рассказ. Острый, занозистый. Мне особенно понравилось, что эффект остроты проявляется в условиях, к нему не располагающих. Женская дружба, «не тот» партнер, сплетни, офис — кажется, тут невозможно нарыть драматизм, да и сам рассказ написан легко, в нем много шуток, бытовых деталей, он словно бы глубоко и не думает копать.
И вот такое легкое, скользящее по поверхности будней ощущение остается до того момента, когда трения между подругами взорвались конфликтом. Противоречия между ними копились, и видно, что могли копиться еще, как пыль. Конфликт возникает вроде бы в рутинной ситуации: ну мало ли, просит выручить подруга. Но тут словно сходится все. И получается настоящее, напряженное противостояние. И оно не о том, кому работать, не об эгоизме и даже не о «том — не том» парне. Открывается вдруг принципиальный подтекст рассказа: самодостаточность человека, возможность быть с кем-то, не предавая себя, и одному — не разрушаясь. Это замечательно сделано!
Нравится мне и то, что тема эта правда актуальная, острая. И мне кажется, даже по-своему актуальнее той повестки, которая проглядывает в рассказе за словами «директорка», «менсплейнинг». Финальный образ даже почти величественный. И драматичный. Он замечателен неоднозначностью. Да, Аня в этот момент правда одинока. Ссора с подругой, разочарование. Есть осадок горечи. И в то же время ее одинокий образ в финале о другом. О том, что, когда копнешь глубже в природу контактов, откроется чистота и честность, цельность и правдивость одиночества. Одиночества как свободы, неискаженности.
Я вижу, как тема эта постепенно в рассказе созревает. Ведь сама среда подчинена контакту. Все должны искажать себя ради правильного отзвучивания от другого. Нужно правильно откликаться клиентам, начальнице, парню, подруге. Если ты в контакте — уже не будь таким, как есть, как хочется. Синхронизируйся, лови правила совместной игры. Мне очень понравилось, как в финале для Ани мелькнул призрак нового контакта — этакого избавления от одиночества. Тот потный парень не говорит ни с кем, но к ней оказался расположен. Да и теперь он помылся и оказался вполне годным для общения. Я даже поморщилась было — ну вот, какой шаблонный исход, одинокой девушке за принципиальность подарили любовь. Но вы проходите мимо этого шаблонного хода, показывая, что награда и счастье Ани — в умении быть собой. И что сейчас ей точно не хочется кинуться в новый контакт. Слишком ясно она поняла цену связанности.
Рассказ написан стилем легким и одновременно пружинистым. Детали работают, повествование динамично за счет ловких поворотов смысла во фразах. Читатель ловит намеки — ему некогда отвлекаться или скучать. Но особенно мне понравились описания офисной жизни. Громадного зала контакта как труда. Дирижабль, обозначающий выход. Сотрудник, вторгшийся в личное пространство, которому приятно попачкать обувь. Гудение пылесоса в зале, оборудованном против шума. Описания детальны, и в них нерв. Чувствуется ирония, и эта ирония выражена не в лоб, тонко, предметно.
Я бы придралась в рассказе только к образу отношений Маши и ее парня. Мне кажется, автор переигрывает. Уж слишком много всего. И мясо ест, и ногти спилила, и кофе предлагает еще принести. Поскольку в рассказе мы не узнаем Машу и Аню достаточно, чтобы сделать вывод, почему одна ломает себя под мужчину, а вторая гордится одиночеством, так что даже готова посвятить ему особенную татуировку, напрашивается вывод очень лобовой: будто бы любая девушка, которая захочет встречаться с парнем, уподобится Маше, продаст и предаст себя. Такой вывод возникает именно потому, что Маша и Аня тут — та сама любая девушка. Мы не знаем психологических предпосылок их поведения, мы не знаем, в чем они расходятся на глубине — мы видим их только здесь и сейчас и в самых бытовых, поверхностных проявлениях.
Если бы мы увидели глубинную причину, разделяющую подруг, сам рассказ вышел бы еще глубже. Сейчас он острый, актуальный, социальный. Но психологически неглубокий. Герои выступают как модели поведения — в коллективе, в паре. Они типичны. Не личностны. Это не портит рассказ, но такие герои-модели делают его яркой иллюстрацией к актуальной и однозначной мысли. А не парадоксом, из которого мысль читателю предстоит извлечь самостоятельно».
Рецензия писателя Дмитрия Данилова:
«Рассказ поднимает очень интересную, важную, актуальную тему: обязательна ли для современного человека опора на кого-то другого (друга, сексуального партнёра, супруга), или он может жить один, ни с кем не связывая свою жизнь, ища и находя опору в себе самом. Тема богатая и благодатная, на её основе можно построить множество интересных сюжетов. Но раскрытие темы, на мой взгляд, получилось несколько однобоким и схематичным. Автор явно на стороне одной из точек зрения (проще говоря, за синглизм). И в своём рассказе открыто высказывает свою социально-политическую позицию.
Аня — однозначно положительный персонаж, носитель многих добродетелей, которым явно симпатизирует автор — она веган, феминистка, сторонница синглизма. Сильная и самодостаточная личность, хотя раньше она была под сильным влиянием Маши. Маша же выведена как однозначно отрицательный персонаж: она поддерживает токсичные отношения с Костиком, во всём ему подчиняется, предаёт идеалы феминизма и веганства и стремительно скатывается в патриархальность, становится жёстко ориентированной на замужество. Маша получилась очень схематичной. Совершенно не показана её внутренняя борьба, хотя бы какое-то сопротивление Костику. Костик же — вовсе не персонаж, а просто знак, обозначение человека. Просто картонный силуэт, на котором фломастером написано: «токсичный патриархал». Владик — совсем странный, непрописанный персонаж, просто случайно составленные друг с другом детали.
Мне кажется, что схематичность этого сюжета в целом и второй героини в частности — следствие того, что автор своим рассказом хотел продвинуть набор идей, придать ему отчётливое идейное содержание, то есть, ставил перед собой не художественные, а общественно-политические цели. Это та ловушка, в которую постоянно попадались все или почти все авторы-соцреалисты».