С

Стены

Время на прочтение: 3 мин.

У всех свои причуды: запах гнилых яблок, ноги в холодной воде, конторка, крепчайший кофе, три утренних часа, прогулка с диктофоном, бумага определенной марки. Роулинг писала первого «Поттера» в кафе, качая люльку с малышом. 

Мне нужны стены. Ничего лишнего на столе. И покой. Мне нужно то, чего у меня никогда не было. 

Первую историю я сочинил летом, в маленьком приморском городке, — про медный пятак, который путешествует из кармана в карман, из кошелька в кошелек и беседует с другими копейками и рублями. Думаю, я подсмотрел эту историю: у бабушки в углу стояла этажерка с проигрывателем на 78 оборотов и стопками истрепанных журналов «Вокруг света», которые я перечитывал каждый год, — наверняка в одном из них. Я писал в тетради простым карандашом: шариковая ручка противно нагревалась в жару и замарывала весь мой труд. Я едва умел писать, но что-то толкало под руку. Нет, не так. Было что-то острое и новое в том, что вот я сижу на крыльце, на деревянных ступенях под солнцем, и из ничего появляется живой говорящий пятак. Его только что не было — и вот он есть. Ладонь моя пуста, в ней нет пятака. Но он есть. Я смеялся. Бабушка опускала на землю жестяную лейку, из которой поливала ромашки и бульденежи, смотрела на меня и качала головой. 

На море бы сбегал с ребятами, а он сидит. Жмется к стене, когда нужно пройти мимо него на крыльцо, и все выводит свои каракули. 

Нет, она не говорила ни слова. 

Стен у бабушкиного дома словно не было. Июльские грозы сотрясали его, как хижину поросенка, мягкие груши шлепались на порог, на столе всегда стояли свежие ромашки — с паучком, который не успел сбежать, а дверь не закрывалась весь день, и легкая занавеска любезно впускала ветер в крохотную кухню. Сад был моей гостиной, черешня — мансардой, кряжистое тутовое дерево с выпирающим корнем — кабинетом, виноградник — спальней, а пляж — террасой с видом на маслянистый простор Черного моря, где бродили, загорали и плюхались в волну нагрянувшие гости. 

Из школы я любил возвращаться под моросящим туманом. Он скрадывал расстояния, перевирал размеры. Здесь я сам решал, куда ведут дороги. Пока я записывал очередную выдумку, пустота квартиры, очерченная стенами, заговорщицки ждала поворота ключа. Дверь в детскую не запиралась, и, избегая объяснений, особую тетрадь я держал под тетрадью с домашним заданием. Наивная уловка. 

Студенческий быт вовсе смел границы. В ежесекундной доступности было столько презрения к личному пространству, что, при всем обилии дружеских связей, сохранившихся на многие годы, общага осталась для меня образцом антидома. Я писал ночами, до первых трамваев, потом клевал носом на утренних лекциях или прогуливал их. И все же был счастлив: новый город, новый мир — мои новые комнаты обширного дома. Я мог сорваться и уехать — в горы с друзьями-туристами, электричкой на дачу к малознакомым легким платьям, к зимнему серому заливу — дышать соленым дождем. Все стены мира были мои, и все окна были настежь. 

Съемные квартиры — тоска средних лет. Чужие стены с чужим ремонтом. Деньги за следующий месяц. И не знаешь, как долго еще тебе смотреть на эту идиотскую картинку над не твоей сигаретой прожженным столом. И тебя тянет в чужие страны. Стены гостиниц, прозрачные стены аэропортов. Гряда Альп за ночным занавесом снега, мостовые узких коридоров-улиц, яркие ковры импортных пляжей, ледяной мохито. Битте шен. Уи, бьен сюр. Чи ведьямо! Слова, слова, слова, которые все сложнее запихнуть в ноутбук: все больше вокруг лиц, огней, грохота сдвигаемых стульев, шипения подаваемой пиццы, отражений в автобусных окнах, радужных дорожных карт. Суетливые зазывалы тянут за рукав, они в каждой твоей комнате, за каждым углом, ты всем нужен. 

Три месяца, подаренные миру китайцами, я терзаю белый экран. Ни слова. Меняю шрифт, меняю цвет бумаги. Меняю текстовый редактор. Убираю лишнее со стола. Ищу фотографию, которая меня вдохновляла. Ни слова, ни слова. Пять копеек — это сколько было бы теперь?

Где все эти города? Мне страшно, что они вымерли. Я выпивал их залпом, я пресытился и не мог уже выносить, но теперь они мне так нужны. Аэропорты прощали мне отсутствие слов на экране ноутбука, без них этот адский девайс ревет мне в лицо жутким чудищем из детского сна. Злобная микроскопическая тварь оборвала все авианиточки — и мир исчез. Даже то, что я вижу из окна своей квартиры, едва ли существует. Грозу почти не слышно за стеклопакетами, на кухне сохнет купленный до локдауна букет ромашек. Мелких, не как те… 

Я ногтем отковырнул крышку ноутбука, едва не опрокинув чашку. Гугл-мэпс. Искать… С высоты птичьего полета падаю на ту самую улицу. Клик, клик… Давай же! С этой точки плохо видно, еще шаг в сторону… На зеленой дощатой стене дома, почти скрытого старой черешней, хорошо видны белые буквы и номер телефона.

«Алло? Алло? Я, кажется, вас разбудил… Ради бога, простите, но это очень срочно. Вы еще продаете дом?»

Метки