Ж

Жорики

Время на прочтение: 2 мин.

* * *

— Где вы видите себя через пять лет?

Наверное, если бы кто-нибудь подвел статистику вопросов, отвечая на которые врали чаще и вдохновеннее всего на рубеже 2000-х, этот вышел бы в бесспорные чемпионы. Но пять лет назад Жорик точно не мог угадать ответа. Да и спрашивать такого весной 2020-го никто бы уже не стал.

* * *

Тогда горизонт Жорика сузился до одной-двух недель и окна недоделанной студии в новостройке в Мякинино. Свежепоставленные брекеты нестерпимо сжимали челюсть, отдавались глухим стуком в виске, не давали спать и есть по-человечески. Скоро мучение должно было закончиться, через неделю-две. Самоизоляцию тогда продлили, никто ничего толком не знал, а Жорик с приятным волнением погружался в мир стрелялок, отвечая в недолгих перерывах на надоевшие рабочие имейлы и воображая  зомби-апокалипсис в Москве. Там он разыскивал бы выживших ортодонтов, чтобы те сняли, наконец, скобы с его зубов. А еще коллег с клиентами — добить их всех.

«Никогда не экономьте на стоматологе и путешествиях», — именно этот мотивирующий пост он взял на вооружение в начале 2020. С паршивой работы хоть зарплата в долларах. К опостылевшей ипотеке и кредитам на ставший родным Рэндж Ровер и последний Плэй Стейшн добавились новые: на недельное премиальное сафари по Кении, замену старых пломб и установку статусных сапфировых брекетов. Хорошо, что хоть лечение кариесов покрыла страховка, но он все равно сидел потом с этими брекетами дома.

Что-то такое доносилось эхом соцсетей: опустевшие мировые столицы и пляжи, непонятные страсти вокруг президентов и законов, полиции, черных и людей женского пола. Жорик же по утрам находил за дверью оставленный курьером набор супчиков и пюрешечек на день, долго оттирал все контейнеры антибактериальными салфетками, нервничал и собирался с духом, если приходилось одеваться и выходить наружу выбрасывать мусор.

С миром хотелось соприкасаться как можно меньше. Если бы еще не эти дурацкие имейлы с тупыми задачами.

* * *

В прежнем безграничном мире на Жорика больше всего давил экран рабочего смартфона, непрерывно изрыгающего имейлы, сообщения и звонки. Потом они из его жизни ушли вместе с разорившимся работодателем, надоевшими скобами и постоянным треском в висках. Зубы были теперь идеально ровными, а время — свободным, только все настойчивее становились коллекторы. Сначала пришлось привыкать к звонкам в раннее утро по выходным и унизительным объяснениям, что платеж за прошлый месяц будет, только чуть позже. Потом к нелепым подработкам за деньги, ради которых он раньше не встал бы и с дивана, а тем более не выходил из дома, каждый раз пытаясь разобраться в сообщениях с кодами и рискуя огрести по новой порции штрафов. Позже Жорик обменял любимую машину на еду (да и кому нужны автомашины теперь), завел новые аккаунты под вымышленными именами в соцсетях. Все равно, конечно, нашли, и студию отобрали.

Потом он оказался здесь. Четыре года в четырех стенах. Долгая дорога. Это была неравная борьба, никто и не думал давать хотя бы шанс выкарабкаться. Долги перепродавали дальше и дальше, от банков к банкам, от коллекторов к коллекторам. Даже у Жорика в лентах стала появляться контекстная реклама инвестиций в чужие долги. Вся страна, каждая страна, вся планета лучше всего производила теперь долги. Когда долги перепродавать стало уже некому, стали продавать должников.

Глупые аборигены. Жестокие, жадные: и сами аборигены, продающие друг друга, и торговцы-пришельцы из далеких миров. Лучшая, светлая раса. Четыре столетия работорговли. Это было? Или будет?

Ровный ряд зубов, никому не нужная улыбка. Невидимые стены клетки, в каждой по Жорику. Сотни клеток в четырех стенах. Завтра опять есть и спать. Скоро корабль долетит. Куда?

* * *

Отделение. Отчуждение. Разобщенность. Пять лет назад он почти перестал засыпать в изоляции, стал искать к ней синонимы. Подставлял слова.

Режим отделения. Режим отчуждения. Режим разобщенности.

Самоотделение. Самоотчуждение. Самораз…

Метки