В очередной раз Василий Саблин попал вторым помощником на танкер-химовоз «Chemistry Hawk». Это был 1999 год. Судно возило серную кислоту из Варны на Кипр, фосфорную кислоту из Израиля в Индию, патоку из Судана в Равенну и ещё много чего и куда за семь месяцев контракта.
Так получилось, что на судне было сразу три Владимира. Для экипажа в восемнадцать человек плотность Владимиров на один квадратный метр зашкаливала. Имя начинало терять смысл, и поэтому всем троим были даны новые прозвища. Старпом стал Вавуилом Карловичем. Третий механик — Вольдемаром. А пампик — просто Вовочкой. Все эти прозвища изобрёл «дедушка» — стармех Семён Давидович — и тщательно внедрил в обиход. Он частенько приходил на вахту к Саблину и травил всякие морские байки. В основном про советский флот, про то, как кто-то напился и что с ним потом из-за этого случилось.
Первый Владимир, Вавуил Карлович, был коренастый, круглоголовый и с кошачьими лермонтовскими усиками. Круглые глаза слегка навыкате. В разговоре картавил и сверкал золотым зубом. Вавуил Карлович очень любил офицерскую выправку. В Бомбее он заказал приходящему портному два рабочих комбинезона: бежевого цвета и цвета хаки с короткими рукавами, чтоб не потеть в тропиках. Вавуил Карлович делал свой первый рейс старпомом и держался прожженным морским волком. Если он не уходил в запой, его можно было встретить с чашечкой кофе и с сигаретой.
Второй из Владимиров, Вольдемар, был другом Саблина. Ну, каким другом? Они просто стояли одну и ту же вахту: с двенадцати до четырёх. Саблин на мостике, а Вольдемар в подвале, в машинном отделении. Вольдемар был из Риги. В общем, несуразная личность, похож на бледную поганку. Его даже в герои второго плана невозможно поставить, не потянет. Вольдемар часто начинает что-нибудь рассказывать, и это всегда чепуха. Например, вдруг сообщит, в каком году он впервые услышал какую-то певицу эстрадную, на самом деле никому не нужную и неизвестную, или что в Риге один мужик выиграл «жигулёнок» в лотерею позапрошлым летом.
Один только раз он удивил Саблина, когда купил в Пирее шубу из чёрного зайца своей бывшей жене. Саблин тогда спросил:
— Зачем? Вы же с ней уже давно не живете.
И получил загадочный ответ:
— А вдруг…
В этот магазин шуб их притащили бывшие соотечественники, а ныне проживающие в Греции пацаны Гоша и Арсен. Саблин купил там себе тяжёлую как доспех коричневую кожаную куртку. После покупок они с Вольдемаром здорово напились коньяка, закусывая горькими маслинами. Коньяк был такой дешёвый, что даже назывался не «метакса», а как-то по школьному — «чернила». И Саблину пришлось трезветь уже стоя на вахте, что было неимоверно тяжко.
Третий же Владимир – это Вовочка, пампик, специалист узкого профиля и сомнительных качеств. Слово «пампик» означает в переводе с английского — «человек-насос». Это такая должность на танкерах. Обычно это всегда человек с суперспособностями, но у всех пампиков эти способности разные. Вовочка своим мелочным энтузиазмом и необузданностью очень напоминал кустаря-одиночку слесаря Полесова из «Двенадцати стульев». Однажды он рассказал:
— Была у меня в Мурмагао одна девушка. Но она была влюблена в нашего старпома Колю.
— Это почему же? — удивился Саблин.
— А в меня тогда влюбиться было невозможно, у меня была борода…
А ещё у Вовочки имелись такие качества: пострадать своим телом за пароход; отдать зуб, руку, задницу… на отсечение. Один раз он работал в полностью индусском экипаже девять месяцев. И заработал язву желудка. Ведь индусскую еду «есть невозможно, перчёное всё, сука».
Однажды, по словам Вовочки, он накладывал марку на якорь-цепь, а капитан, гад, дал реверс двигателем, цепь пошла, и Вовочке чуть не оторвало руку. Он с такой любовью об этом рассказывал, как будто это был подвиг. И уже в нынешнем рейсе славный пампик-страдалец раскроил себе нижнюю губу ломом.
Вот как это произошло. Они с Вавуилом Карловичем мыли грузовые танки, а насос slop-танка сломался, и пампик полез его ремонтировать. Попробовал поднять корпус насоса. Корпус не шёл, тогда он использовал ломик как рычаг и даже сел на него для пущего веса. Ломик же выскользнул и прямо в «табло». К слову сказать, Вовочка был выпимши, может, поэтому ещё легко отделался — только нижняя губа разошлась на две части. Саблин и Вавуил Карлович по очереди пытались её зашить, но иголок нужного размера не нашлось, пациент испускал предсмертные вопли и брызгался слюной как верблюд. В итоге залепили пластырем, и через неделю всё само срослось. Драма заключалась ещё и в том, что Вавуил Карлович сначала не знал о губе и кричал по рации, чтоб Вовочка быстрее заканчивал возиться с насосом, а тот осерчал от боли и тоски, взял кувалду и начал гоняться за Вавуилом. «Я, — говорил потом Вовочка, — не хотел его убивать. Я хотел ему, например, ногу размозжить, чтоб он понял». Впрочем, никто на это не обиделся и вечером они опять продолжили пьянку.
* * *
Тутик. Так Саблин называл порт Тутикорин. Не путать с Тривандрамом — это другой порт, хотя и рядом. Давно ещё, будучи четвёртым помощником в славном Н-ском пароходстве, Саблин получил смешную корректуру для лоции, которая гласила: «А порт Тируванампапурам отныне называть Тривандрам». Эта фраза была аккуратно вырезана и вклеена в лоцию. Так раньше делалась корректура. Но неужели кто-то серьезно использовал старое название, недоумевал Саблин? Вроде:
— Алло, Ваня! Вы где сейчас?!
— Светочка, в Тируванампапурамапупивандраме!..
То ли дело — Тутик.
— Вася, до Тутика расстояние посчитал? Когда приходим? Семнадцатого?
— Сам же знаешь, зачем спрашиваешь? — ворчал Саблин.
— Ну, просто. Чтоб уточнить, — ухмылялся Вольдемар.
У них в машинном отделении висела старая замасленная карта, по которой механики отмеряли расстояние спичечным коробком: один коробок точно равнялся суточному переходу. Эти жуки всегда знали дату прихода лучше Саблина.
Швартовка прошла как обычно. И вот они уже стоят, выгружают фосфорную кислоту. Солнце в зените. Невозможно поднять глаза. Наверное, в небесах явился сам Вишну или, на худой конец, бог солнца Сурья и казнит белым огнём. А внизу всё фиолетовое и застывшее. Только медленно ползают по палубе фигурки филиппинцев. Даже на трапе вахта не стоит: Вавуил Карлович зарядил всех матросов красить грузовые трубы. Ромэл похож на Рубенса: шея обмотана красной портянкой и длинная кисточка в вытянутой руке. Фредди и Вальтер орудуют маленькими юркими валиками как заведённые. Кредо Вавуила Карловича: пока на судне есть ржавчина, матрос должен отбивать её и красить, все остальные дела неважны. «Я сделаю из этого гжавого когыта конфетку». А вон тот рыбак с удочкой — это Саблин, на самом деле он меряет груз в танках. У него в руках цепь из нержавейки, на конце которой деревянная хреновина с плоским дном. Цепь — потому что простая рулетка быстро сгорит в кислоте. А поплавок очень удобная вещь — можно, даже не глядя в танк, дергать вверх-вниз, и почувствуешь, когда он начинает прилипать к жидкости, он же плоский. И тогда засекаешь уровень: на цепи через каждый метр повязана ленточка. Но стоять надо как можно дальше от люка — пары кислоты щекочут горло.
В 14:20 по причалу прошествовала и поднялась по сходне на пароход некая персона. Это был человек в военной форме, в фуражке, с погонами и весь в значках и лычках.
— CCR — палуба. Власти на борту! — доложил по рации Ромэл.
«Что за …!» — подумал Вавуил Карлович, и по коленкам у него прошла предательская дрожь.
— Добрый день! Я заместитель капитана порта. Могу я говорить с капитаном судна? — холодно представилась персона.
— Его нет на богту. Я, стагпом, вместо него, — соврал Вавуил Карлович. Дело в том, что капитан просил не беспокоить его по мелочам и даже отдал ключи от артелки.
— Чиф, ваша команда красит судно. Это запрещено делать у причала. Штраф — пять тысяч долларов, — сразу приступил к делу индиец.
— Вы ошибаетесь. Никто не кгасит, — невозмутимо ответил Вавуил.
— Позовите сюда матроса, который был сейчас на палубе в желтой каске.
Пришёл Фредди. Вид у него был живописный: роба, выгоревшая на солнце до белизны, как будто ей тысяча лет, сильно порванные обе штанины и то же на заднице. Копна черных густых волос. Очень щекастая и бравая физиономия.
— Смотри, чиф, у него на рукавах пятна свежей краски. Даже на лице! — искренне возмутился индиец. И тут же обратился к Фредди: — Ты красил?
— Нет, сэр!
Они еще долго спорили. Фредди ушёл. Вавуил Карлович понимал, что полностью отболтаться не получится, и перевёл разговор в сторону торговли. В итоге сошлись на одной бутылке виски и трёх блоках сигарет. Получив компенсацию, довольный индиец заверил, что теперь они могут красить сколько хотят. Он лично разрешает им это делать. «Мы же все люди и понимаем друг друга…» — и т. д.
Старпом был почти что доволен. Да, пришлось понести некоторые расходы, но это ничего, спишется. Ещё легко отделались. Зато теперь уж можно красить сколько влезет, до самого отхода.
Прошла ещё пара часов. Приближался ужин. Саблин опять мерил груз в танках, художники на палубе накладывали последние завершающие мазки. Как вдруг Ромэл сообщил по рации:
— CCR — палуба. Власти на борту!
Вавуил Карлович подскочил и выглянул в иллюминатор. По переходному мостику к надстройке шёл такой же «генерал», как и в прошлый раз, но не тот же самый. Как говорят филиппинцы: “Same-same, but different”. А дальше — дежавю. Приветствие, нельзя красить, штраф.
Вавуилу Карловичу хотелось заплакать, зарычать и разбить об эту наглую морду стул. Человек в форме упорно гнул свою линию, а при сообщении о «подарке» его коллеге возмутился и заявил, что ничего об этом не знает. «Наверное, это был не настоящий офицер, а мои документы можете проверить. Вот». Впрочем, на размер компенсации — бутылка виски и три блока сигарет — он сразу же согласился. Уходя, он сказал:
— Вот теперь точно можете красить, что хотите. Больше вас никто не тронет. Я гарантирую.
Как только второй индиец вышел из CCR, Вавуил Карлович проревел в рацию:
— Фгедди и матгосы! Больше в этом погту никакой покгаски!..
И далее много недобрых высказываний про какую-то бабушку, конец света и плохое международное положение. Фредди хоть и разбирался уже в сильных русских выражениях, но в этот раз было много новых слов.
* * *
— А водку он хреначит как погружной насос, — сказал «дедушка» Семён Давидович.
Насчет насоса — это он имел в виду Вавуила Карловича, который последнее время всё чаще уходил в затяжное пике. Саблин уже и забыл, когда старпом последний раз появлялся на мостике. Приходилось стоять вахту шесть через шесть часов с третьим помощником Александром.
Судно, утробно ворча, ползло через Индийский океан опять в Средиземку. Уже начался летний муссон, было душно и пасмурно. Покачивало. Фредди со своими земляками таскали по палубе шланги, пампик Вовочка тоже суетился, крутил клапана, лазил зачем-то в помповое. Саблин лениво наблюдал за ними с мостика, зная, что идёт подготовка к мойке грузовых танков.
В какой-то момент пампик исчез, и его не было минут десять. И вот Саблин видит, что Вовочка выскакивает из шестого центрального танка и ведёт себя очень странно. Он… танцует. Да ещё как приплясывает. То ли комаринского, то ли чечётка безумно быстрая. И при этом начинает скидывать с себя одежду. Сначала размашисто отшвырнул резиновые сапоги, потом выскочил из кокона комбинезона, а дальше взялся стаскивать сине-серые семейки. Саблин уже всё понял, выскочил на крыло мостика и закричал матросам:
— Water! Water!
Фредди как раз был недалеко. Он схватил шланг и начал поливать крутящегося и дергающегося Вовочку водой. Да и как не дёргаться, кислота-то фосфорная, жжёт. Он ведь полез в танк сам, никому не сказав, резиновый химический костюм не надел, только в сапогах и обычном рабочем комбинезоне. Вовочка хотел там подвинуть переносной насос (emergency pump) поближе к колодцу. Да поскользнулся и хряпнулся спиной в остатки кислоты.
Фредди этот мужской стриптиз Вовочке не простил. Отныне он стал называть пампика Майкл Дуглас. Якобы этот американский актёр тоже в каком-то фильме голым всех соблазнял. Фредди всегда вспоминал этот случай, а под конец рассказа зло говорил: «М-а-айкл Д-у-углас. Г-ммм».
* * *
Ещё две недели пролетели незаметно. Хотя, как посмотреть. Если в каждый отдельный момент задумаешься, кажется, что время остановилось, а вот посмотришь назад — у-ух, вроде вчера только вышли из Тутика, а уже стоят в Хайфе. И Красное море прошли, и Суэцкий канал, и начали уже грузить параксилен, и пробы первого фута запороли. Вроде как танки плохо осушены были. Испорченный первый фут откачали в слоптанк. Вавуил Карлович со всеми спорил и, нетрезвый, бросался в истерики, за что был списан с парохода и уехал домой. Вовочка ходил смирный, умытый, причёсанный и задумчивый, даже на берег не просился. Саблин временно принял дела старпома, пока новый не приедет.
Вот уже и погрузка закончена. Осталось дождаться коносаменты и port clearance от агента. В CCR разорвал тишину телефон.
— Где этот козёл? — раздался как всегда недовольный голос «дедушки».
— Вам кого? — спросил Саблин.
— Третий механик. Ишак этот! Вольдемар! — почти заорал «дед».
Саблин сразу понял, что это всё неспроста. И правда, тут же выяснилось, что Вольдемар так и не вернулся еще из города, куда он отправился утром. Саблин вспомнил, что последние дни Вольдемар ходил какой-то странный. От пива отказывался, зачем-то рассказал историю, как у него дома жила собака, дворняжка по имени Боцман. Еще он вроде бы говорил, что был вчера в женском общежитии. Что он туда через окно залез, и там жили русскоязычные девушки, недавно приехавшие в Израиль. Но подробности Саблин не помнил, потому что лениво отмахнулся от Вольдемара, надо было заполнять грузовые документы.
Оставался только один час. Мастер сказал, что задерживать отход судна из-за одного человека не собирается, да и не имеет права. Придет — хорошо, а если нет, надо к этому подготовиться: собрать вещи третьего механика и отдать агенту. Тот разыщет «блудного сына», если надо, через полицию, и организует отправку Вольдемара домой. «Вот это да, — думал Саблин. — Как же быть? Бросаться на поиски человека в большом незнакомом городе — нереально. Если бы я вчера выслушал весь этот бред про общежитие, сейчас знал бы, что делать… Блин. Получается, мастер прав, как бы жестоко это ни звучало. Надеюсь, с Вольдемаром ничего страшного не случилось. Вот урод!»
В каюте Вольдемара Саблин никогда раньше не был. Обычно они пили пиво у Саблина. Дверь не заперта. Каюта как каюта. Умывальник, как в заброшенной психбольнице; на крючке висят две робы, такие грязные, будто в них кто-то купался в мазуте; неубранная кровать; на столе скорлупа от орехов и карамелизированные потёки.
Саблин нашёл в шкафу матерчатый чемодан и начал закидывать в него вещи. Пуловер, шорты, горсть носков. Почему нигде нет документов? Ну, паспорт-то, может, был с ним, а где рабочий диплом и все эти дурацкие сертификаты? Что-то многих вещей не видно. Нет рюкзака, куртки, никаких брюк и рубашек, и вообще всё как-то совсем уж безжизненно. Стоп. А где чёрная заячья шуба?.. А может, Вольдемар и не потерялся вовсе? Побег? Но зачем?
На отшвартовке Саблин был на корме. Отдали шпринги и начали их выбирать, судно отходило от стенки. Мокрая гаша залетела в клюз, чавкающе шмякнулась на палубу и поползла к лебёдке. Причал был пуст, как равнина на Марсе. «Эх, Владимир, Владимир. Удачи тебе», — подумал Саблин.
* * *
— Ну и р-р-рожа, — сказал «дедушка» Семён Давидович, разглядывая себя в зеркало на мостике и любовно поглаживая бородку-эспаньолку. — Как у обезьяны… жопа.
«А ведь и правда в нём есть что-то обезьянье, — подумал Саблин. — Просто я раньше не знал, что именно».
Ольга Славникова:
«У Александра Васько уникальный жизненный опыт: торговый флот. Увидеть будни танкера изнутри — само по себе интересно. А у Александра Васько еще и острый писательский взгляд: как на драматическое, так и на курьезное. И персонажи его всегда обладают живой характерностью: читать их диалоги — одно удовольствие».