ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ТЕРЕЗА, 40-45 лет, высокая, черноволосая, темноглазая, выглядит моложе своих лет.
РИММА, мать ТЕРЕЗЫ. 75-80 лет. Внешность типично славянская, дочь на неё совсем не похожа. Бывшая учительница, носит очки, двигается неуклюже из-за больных суставов. Заметны признаки деменции.
ВЛАДИМИР, бывший одноклассник ТЕРЕЗЫ. Типаж — «мужчина со следами былой красоты», выглядит старше своих лет. Всегда ходит в головном уборе, даже в помещении.
КОЛЯ, молодой человек с особенностями развития. На сцене всегда появляется с палками для скандинавской ходьбы.
Бывшие одноклассники ТЕРЕЗЫ:
НАТАША
ЛЕНА
ОЛЯ
ДИМЫЧ
ПУХ (СЕРГЕЙ ПУХОВ)
Сцена 1
На сцене темно. Мелькают какие-то тени и огни. Слышатся звуки вокзала: людской гомон, стук колёс, объявления о прибытии и отправлении поездов и электричек. То и дело раздаются звуки мобильных телефонов: сигналы о сообщениях, звонки, голоса людей.
МУЖСКОЙ ГОЛОС № 1: А? Чего? Громче говори! А! Да, уже. Гружусь. Охерел… А? Говорю! Охерел! От Москвы этой, чтоб она сгорела! Ага! Купил. Везу. Дорогой, зараза. Не, там не получилось, кончились. А? Дешевле, чем у нас, но всё равно… А? Чего? Да иди ты! Раз такой умный, сам в следующий раз поедешь, понял?!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС № 1: Ну, съездила, да. Видела его. А он прям сверху сел и смотрит. Ему, понимаешь, доминировать надо. Сразу видно, что такой, понимаешь, альфа-самец. Красавец, конечно. А глаза какие, ты бы видела! Но не взяла. Не-а. Во-первых, понимаешь, дорого. Во-вторых, они с моим Маркизом точно не уживутся. Короче, не судьба. Ну жалко, да. Давно хотела мейн-куна и именно такого окраса…
ГОЛОС ТЕРЕЗЫ: Да, мам. Привет. Я, конечно, кто ещё? Ты же мне звонишь. В поезде уже. В поезде, говорю! Ты меня слышишь? Хорошо. После обеда, да. Нет, не надо, не готовь ничего. Не надо готовить, говорю! И в магазин не ходи, я сама потом… Нет, не надо. Мам, не надо на вокзал, пожалуйста. Чего тебе мотаться? Я сама быстрее дойду… Нет, я не к тому. Нет, я не намекаю, что ты старая. Мам, ну не надо, не начинай, ладно? Всё, мне пора. Что? Тёрку купила, везу. Такую, как ты хотела, да. Устойчивую. Да какая разница, сколько стоит? Что? Мам, давай сейчас не будем о делах. Тут людей вокруг полно, мне неудобно говорить. Приеду, всё обсудим. Мам. Мам, не надо на вокзал, я прошу тебя! Я не кричу. Не кричу я! Всё. Обнимаю. Всё. Да. До встречи.
МУЖСКОЙ ГОЛОС № 2: Девочка моя! А я еду! Еду к тебе, подарочек везу! А ты меня ждёшь? Ну, не ворчи. Не сердись, мой котик. Ну, разбудил, понимаю. Ну, прости засранца. Простишь? А я скоро буду! Что везу? А вот не скажу! Сюрпра-айз! Ну ладно, ладно. Колечко. Колечко, ага. С камушком, красивеньким камушком для моего котика, моего зайчика! Так я приеду сегодня? С вокзала прямо, да? Ну, хорошо, позвоню ещё. Позвоню, позвоню, не сердись только! Целую тебя, чмоки-чмоки!.. (пауза) Сука.
Сцена 2
Из-за кулисы появляется РИММА, она медленно идёт спиной вперёд, тянет за собой чемодан на колёсиках. На РИММЕ платье, сверху кофта, из-под которой торчит ещё какая-то одежда. На голове берет. Ручка у чемодана опущена, везти его неудобно. РИММА провозит чемодан несколько метров, останавливается, пытается выпрямиться, опирается на чемодан, чуть не падает. Следом выбегает ТЕРЕЗА в джинсах и ветровке, с большой сумкой на плече, успевает подхватить мать под руку, помогает ей выпрямиться.
ТЕРЕЗА: Мам, ну что же ты, а? Я же просила подождать…
РИММА: Дождешься тебя!
ТЕРЕЗА: Мне с работы позвонили, нужно было ответить.
РИММА: Ничего не знаешь, кроме работы.
ТЕРЕЗА: Мам, не надо, не начинай, пожалуйста.
РИММА (снова пытается схватить за чемодан, кряхтит, хватается за спину): Домой надо. Я пока дойду… Ноги болят, сил нет, два месяца уже не хотят ходить, совсем не хотят…
ТЕРЕЗА: Давай я. Ну вот зачем ты пришла? Я же просила.
РИММА: Ко мне дочь приехала! Я что, встретить не могу? А ты не рада, значит.
ТЕРЕЗА: Рада, рада. Ладно, пойдём потихоньку.
РИММА (снова хватается за спину): Ох!
ТЕРЕЗА (бросает чемодан, кидается к матери, почти на себе тащит её до скамейки, стоящей неподалёку): Давай посидим немножко, да? Вот так, посидим, отдохнём, а потом потихоньку пойдём. (Ставит на скамейку сумку, уходит за чемоданом, возвращается). Ну ты как? Слушай, а давай я такси вызову?
РИММА: Некуда деньги девать? Такси!
ТЕРЕЗА: Да это три копейки, мам.
РИММА: Там три копейки, тут три, там десять — и всё, останешься без штанов с голой…
ТЕРЕЗА: Ладно. Не хочешь — не надо. Посидим, отдохнём. Сколько нужно тебе, столько и посидим. Я пока в магазин могу сходить, купить что-нибудь к ужину. Приготовить не успею, наверное. Тут за углом продуктовый был.
РИММА: Вспомнила! Нет его там давно. Ты сколько не приезжала, а? Пять лет не была. Пять лет! Людям стыдно сказать. Наплевать тебе на мать, да? Наплевать. А я тут хоть сдохни.
ТЕРЕЗА: Мам. Не начинай. Давай хотя бы не сейчас и не здесь.
РИММА (словно отключившись, глядя в пространство): Пять лет. Пять лет. Продуктовый был, помню. Потом пустой стоял. Потом обувной. Я там туфли себе покупала. Хорошие туфли! (Приподнимает подол платья, выставляет вперёд туфли, становится видно, что они из разных пар).
ТЕРЕЗА: О, господи. Мам, у тебя туфли разные. Посмотри.
РИММА: Обувной закрылся, хозяйственный сделали. Всё такое дорогое, а на самом деле говно. Я там тёрку брала. Невозможно ничего потереть. Гнётся, шатается. А стоит двести рублей… Двести рублей! Ты тёрку купила?
ТЕРЕЗА: Купила. Я тебе говорила.
РИММА: Покажи.
ТЕРЕЗА: Она в чемодане, дома достану.
РИММА: Хорошая?
ТЕРЕЗА: Хорошая, хорошая.
РИММА: Сколько стоит?
ТЕРЕЗА: Да какая разница?
РИММА: А тебе лишь бы деньги тратить, да? А нам переезжать.
ТЕРЕЗА: Не нам, а тебе.
РИММА: А если б ты вернулась и прописалась, то двухкомнатную дали бы!
ТЕРЕЗА: Мам, не говори ерунды. И какая прописка? Сто лет как отменили. Теперь всё по-другому устроено.
РИММА: Как это, прописки нет? Не может такого быть. Что ты мне голову морочишь? Как это — нет прописки?
ТЕРЕЗА: Мам. Пойдём домой потихоньку, хорошо?
РИММА: Устала я. А тебе наплевать, да?
ТЕРЕЗА: Ладно, посидим ещё. (У ТЕРЕЗЫ звонит телефон). Мам, это опять с работы, надо ответить. Я отойду в сторонку, поговорю. А ты отдыхай.
РИММА (с осуждением смотрит на дочь, но ничего не говорит. Поглядывая на дочь, которая стоит к ней спиной, подтаскивает к себе поближе чемодан, рассматривает, наполовину открывает, копается в нём, вытаскивает по одной вещи, складывает на скамейку шарф, блузку, колготки. Стринги крутит в руках, осуждающе качает головой. Достаёт красный кружевной лифчик, щупает, прикладывает к себе).
ТЕРЕЗА (стоит в стороне, спиной к матери): Да. Валерий Михайлович, я же говорила вам. Баланс в почте у вас. Из налоговой? Чего хотят?
На противоположной от ТЕРЕЗЫ стороне сцены появляется ВЛАДИМИР. На нём старые джинсы, футболка, но при этом пиджак и шляпа. У него звонит телефон, в качестве мелодии звонка звучит песня «Любите, девушки, простых романтиков» группы «Браво». Он останавливается, отвечает на звонок.
ВЛАДИМИР: Димыч, здорово! Ага, закончил. Да заманал меня этот дед. Стучит у него движок, видите ли. Чё он там слышит своими мохнатыми ушами?.. Ага. Реально мохнатые. Торчат из ушей клочья. Я говорю: тачиле твоей больше, чем тебе, старый пердун. Вы скоро оба развалитесь на куски прямо на дороге. Ну, стучит. Едет твоя таратайка — и радуйся. Если б не я… Ага. Гундит и гундит, мозги мне вынул. Ну взял с него, так сказать, компенсацию морального вреда. Ничё, до пенсии дотянет. Ага. А ты чего? Может, по пивку? А, занят пока. А вечером-то будешь? Не знаешь, кто из наших собирается? А из девок? А кто? Да я так. Может, поджениться повезёт? (Смеётся). Да чё, хоть и в сортире по-быстрому, как в американском кино. (Смеётся. Потихоньку продвигается в сторону ТЕРЕЗЫ, видит её). Слышь, ты, если освободишься, свистни мне. Ага. Ну, вмажем по чуть-чуть, чтоб солнце быстрее зашло. И пойдём вместе. Ага. Ладно, жду. А я тут пока поздороваюсь. (Поправляет на себе одежду, приосанивается, идёт в сторону скамейки).
ТЕРЕЗА (продолжает разговаривать, на мать не смотрит, отходит ещё дальше, очевидно нервничает): А. Это не срочно. Я приеду на следующей неделе, разберусь. Во вторник или среду…
ВЛАДИМИР (подходит к скамейке, изображает полупоклон, прикладывает руку к шляпе, но не снимает её): Римма Васильевна, моё почтение! Как ваше ничего? Как здоровьечко?
РИММА (замирает с лифчиком в руках, подслеповато смотрит на ВЛАДИМИРА): Здравствуйте, молодой человек!
ТЕРЕЗА (в телефон): У меня есть девочка там, я сама тогда позвоню, всё выясню.
ВЛАДИМИР: Вы меня не помните? Я учился у вас. С первого по третий. Володя Светлов. А потом с вашей… Ну, с Терезой в одном классе.
ТЕРЕЗА (по-прежнему в телефон): Мне нужно было уехать. Я вас предупреждала заранее!
РИММА: Да-да, я помню, конечно! Как вы сказали? Володя? Помню, конечно. Я каждого своего ученика помню, всех до одного! Вы такой были… маленький, да? И старательный очень. Я помню!
ТЕРЕЗА (всё ещё в телефон): Нет, я не кричу, просто связь плохая. Извините. Вы не волнуйтесь, я всё улажу. Хорошо, прямо сейчас позвоню. Позвоню, говорю! И наберу вас, наберу! Да не кричу я!
ВЛАДИМИР: Маленький был, да. А теперь вырос.
РИММА (крутит в руках лифчик, словно не понимает, как он у неё оказался): А?
ТЕРЕЗА (уже заметила Владимира, но не подходит, кому-то звонит): Алё. Даша? Привет. Извини, что дёргаю. Самойлов мой звонил, психует. Что там у нас? То есть не срочно? Если на следующей неделе… да, спасибо. Буду должна.
ВЛАДИМИР (обращается к РИММЕ, но смотрит на ТЕРЕЗУ): Я говорю, здоровье ваше как? Работаете ещё? Сеете разумное-доброе и так далее?
РИММА (словно очнувшись, начинает запихивать в чемодан одежду, получается у неё плохо, лифчик падает под скамейку, она этого не замечает): Не работаю уже. Сколько ж можно? На пенсии. А здоровье — ну какое здоровье, когда столько сил отдала? И чужим деткам, и своей. Растишь вас, растишь, а потом оказываешься одна, никому не нужная. Никакой благодарности, никакой!
ВЛАДИМИР: Ну как же! Вот дочка, смотрю, приехала. Подарки наверняка привезла. (Помогает убирать в чемодан вещи, одни стринги запихивает себе в карман).
ТЕРЕЗА (подходит к скамейке, договаривая на ходу в телефон): Да, Валерий Михайлович, позвонила, обо всём договорилась. Нет, там ничего срочного, всё будет нормально. Я разберусь. Разберусь! Я не кричу. Извините. Да, и вам хороших выходных. Да, до свиданья. Мам, ну что ты делаешь, а? Господи, зачем ты всё это… (начинает запихивать вещи в чемодан, застёгивать его). Что ты там искала, господи ты боже мой!
РИММА: Тёрка где? Не нашла тёрку.
ТЕРЕЗА: Зачем тебе сейчас тёрка? Она на дне, дома достану. Пойдём уже.
ВЛАДИМИР (поднимает с земли упавший лифчик, протягивает ТЕРЕЗЕ): С приездом. Хоть бы поздоровалась.
ТЕРЕЗА (выдёргивает лифчик у него из рук): Спасибо.
На заднем плане появляется коренастая фигура с палками для скандинавской ходьбы, в куртке с капюшоном. Человек шагает энергично, через плечо у него висит портативная колонка, из которой звучит композиция Штефана Хантеля «Mahalageasca (Bucovina Dub)». ТЕРЕЗА оглядывается, замирает, РИММА тоже молчит, смотрит перед собой, шевелит губами.
ВЛАДИМИР: О! Коля на прогулку вышел.
Коля скрывается в кулисах, но музыка ещё слышна.
ТЕРЕЗА: Мам, нам пора.
РИММА: Да, пойдём. (Поднимается со скамейки).
ТЕРЕЗА (берёт сумку, чемодан, кивает Владимиру, идёт вслед за матерью).
ВЛАДИМИР (говорит ТЕРЕЗЕ в спину): Слушай, ты надолго? У нас сегодня вечер встречи. Приходи, а? Посидим, вспомним годы золотые.
ТЕРЕЗА (не оборачиваясь): Нет, спасибо. Не смогу.
ВЛАДИМИР: В кафе! Недалеко от вас, где пирожковая была, помнишь? В семь. Наши рады будут. Приходи, буду ждать! (Смотрит вслед ТЕРЕЗЕ и РИММЕ. У него звонит телефон).
РИММА: Какой приятный молодой человек! Говорит, что у меня учился. А я не помню. Разве всех упомнишь? Столько их было. Маленькие все такие, старательные…
ВЛАДИМИР (всё ещё смотрит вслед, потом снимает трубку): Ну чё, освободился? У тебя? Сколько взять? Ага. С тебя половина, а то я… Получить-то получил, но моя приходила, орала, что алименты опять зажал. Подкараулила, зараза. У неё прямо нюх на бабло. Нет заказов — не приходит. А как только… Короче, пришлось отдать. Ага. Слышь, чё хотел сказать. Знаешь, кого видел только что? (Достаёт из кармана стринги, мнёт в руке, улыбается, уходит вглубь сцены). Угадай. Ну хоть попробуй! Чё так быстро сдаёшься? Ну тебя, Димыч, неинтересно с тобой. Ну ладно. Терезку. Ага. Приехала к матери. Такая вся… Столичная, бубёныть. Не знаю. Я позвал, но сказала, что не придёт. Ну, посмотрим. Я домой переодеться, в магаз и к тебе. Всё, давай, скоро буду.
Сцена 3
На сцене декорация в виде двух стен частного дома. Прямо напротив зрителей — крыльцо с окнами по обе стороны, справа — боковая стена. Рядом с ней полуразваленный сарай, пара кустарников, небольшая поленница, пень для колки дров. На пне сидит НАТАША, невысокая худощавая женщина со строгой причёской и приятным лицом. Рядом с ней стоит небольшой пакет. От крыльца НАТАШУ не видно.
Из-за кулис выходят ТЕРЕЗА и РИММА, подходят к крыльцу. РИММА идёт тяжело, почти висит на дочери. Немного не доходя до крыльца, ТЕРЕЗА останавливается, бросает на землю сумку с плеча, отпускает ручку чемодана, чемодан падает.
РИММА: Упал!
ТЕРЕЗА: Да бог с ним! Лишь мы с тобой тут же не рухнули.
РИММА: Упал! (Тянется к чемодану, чуть не падает).
ТЕРЕЗА: Мама, не надо! Да что ж это, господи! Какого чёрта ты попёрлась на вокзал, а? Я же просила: не надо! Держись за меня. Держись! Заведу тебя в дом, потом вернусь за этим треклятым чемоданом!
Из-за угла выходит НАТАША. Вид у неё немного растерянный: судя по всему, она не ожидала увидеть ТЕРЕЗУ.
РИММА: Наташенька!
НАТАША: Римма Васильевна, добрый вечер! А я вот тут… принесла вам то, что вы просили. (Кивает головой, приветствуя ТЕРЕЗУ). Привет, не ожидала.
ТЕРЕЗА: Да, привет.
РИММА: Терезочка, а это Наташа!
РИММА с трудом доходит до крыльца, садится на ступеньку, вертит головой, обращаясь то к ТЕРЕЗЕ, то к НАТАШЕ. Они обе на РИММУ не смотрят и, даже обращаясь к ней, смотрят только друг на друга.
ТЕРЕЗА: Мы знакомы.
НАТАША: Только не виделись давно.
РИММА: Наташенька мне помогает!
ТЕРЕЗА: Да уж, давненько.
НАТАША: А я вот… помогаю. Продукты приношу. Прибираю иногда.
РИММА: Наташа — такая хорошая девочка!
ТЕРЕЗА: Спасибо, Наташа. У тебя она, значит, помощь принимает.
НАТАША: Да уж как видишь. Больше-то некому… Здоровье в последнее время у неё не очень.
РИММА: Терезочка, а Наташа теперь в моей школе работает, тоже с детками! Видишь, не забывают меня в школе-то, помнят!
ТЕРЕЗА: Некому, значит. Ну хорошо.
НАТАША: Ты возьми вот. Тут молоко, хлеб, курица на бульон. И пряники ещё. (Протягивает пакет, держит на вытянутой руке, но ТЕРЕЗА его не забирает).
РИММА: Наташенька, а пряники купила?
НАТАША: Купила, Римма Васильевна.
РИММА: Мятные?
НАТАША: Шоколадные, Римма Васильевна.
РИММА: Шоколадные! Как хорошо! Спасибо, Наташенька!
ТЕРЕЗА: Спасибо, Наташенька.
НАТАША: Ты пакет-то возьми. За продукты деньги плачены.
РИММА: Терезочка, ты пакет-то возьми! Наташенька старалась, покупала, несла!
ТЕРЕЗА: Спасибо. Я тебе что-нибудь должна?
НАТАША: Нет, мне Римма Васильевна деньги даёт сразу на несколько раз. Когда кончаются, снова даёт.
ТЕРЕЗА: Ладно. А за доставку? И за уборку тоже. Ты же старалась, покупала, подметала…
НАТАША: Что? Знаешь что?! Ты вообще! Ты…
РИММА: Наташенька, а ты зайдёшь? Чаю попьём с пряниками. Шоколадными!
НАТАША: Нет, Римма Васильевна! Мне пора! Будьте здоровы! (Разворачивается, уходит).
ТЕРЕЗА (ставит на землю пакет, смотрит вслед НАТАШЕ, окликает её): Наташ! Наташа! (Быстро идёт следом, хватает за руку). Подожди. Ты… извини, ладно? Я что-то… устала, наверное. И в дороге вымоталась, и с вокзала мы уже час, наверное, топаем. Я хотела машину взять, но её разве уговоришь?
РИММА (увидев, что дочь занята разговором, встаёт с крыльца, крадётся к чемодану).
НАТАША: Ладно, чего там. Ну да, трудно с ними. Моя тоже… перед тем, как… В общем, тяжко было. Четыре года уже как на Дальнем кладбище лежит, на городском места очень дорогие… Какие мы ещё будем, да? Может, ещё хуже.
ТЕРЕЗА: Может, и хуже. Спасибо тебе.
НАТАША: А ты чего, в отпуск, что ли?
ТЕРЕЗА: Да какой отпуск! Отпросилась на несколько дней с работы, надо с документами тут разобраться, сходить по делам… Наш дом сносят же, ты не знала?
НАТАША: А, да. Римма Васильевна говорила. Тут, говорят, торговый центр построят. Или жилые дома, для богатых. Это же, считай, почти центр. Две улицы тут такие остались, даже странно, что так долго…
ТЕРЕЗА: А куда переселяют? Слышала что-нибудь? Там хоть нормальное место?
НАТАША: Ну, как тебе сказать… На окраине, конечно. Если на «двойке» ехать до конечной, там деревня была, Васильевка, помнишь? Вот там. Так-то ничего домики. Чистенькие. Всё лучше, чем моя хрущоба.
ТЕРЕЗА: Ладно, разберусь. Спасибо. Пойду. (Отворачивается, но НАТАША её останавливает).
НАТАША: А сегодня вечер встречи, знаешь?
ТЕРЕЗА: Знаю. Светлов сказал, встретила его по дороге.
НАТАША: А, понятно… Я сама ещё не знаю точно, смогу ли. Младший сопливится. А ты сходи, с выпускного ж не видела никого.
ТЕРЕЗА: Вряд ли. Но спасибо.
ТЕРЕЗА идёт в сторону дома, видит мать, которая снова пытается то ли открыть чемодан, то ли втащить его в дом. НАТАША смотрит на ТЕРЕЗУ и РИММУ, качает головой, потом уходит.
ТЕРЕЗА: Мама! Дался тебе этот чемодан! Оставь ты его, ради бога! Пойдём в дом, пойдём. Вот так, потихоньку. (Помогает РИММЕ подняться на крыльцо).
РИММА: Есть хочу. Надо суп варить. Где тёрка? Мне тёрка нужна. Скоро ночь, а я ещё не обедала. А ты? Тоже не ела. Добегаешься до язвы в этой своей Москве.
ТЕРЕЗА: Я в поезде ела. И сейчас что-нибудь приготовлю. Яичницу пожарю. Яйца есть у тебя? Или можно пока чаю попить.
РИММА открывает двери, заходит, следом идёт ТЕРЕЗА. Дверь остаётся открытой.
ТЕРЕЗА: Чем тут пахнет у тебя? Боже, какая вонь… Протухло что-то, что ли? Ладно, ты иди, я за сумками. (Спускается с крыльца, морщась. Вешает на плечо сумку, поднимает чемодан, затаскивает в дом). Невозможно дышать… Мам! Я дверь пока оставлю открытой? Пусть проветрится, ладно?
Через несколько секунд ТЕРЕЗА открывает одно окно, потом второе. С этого момента разговоры ТЕРЕЗЫ и РИММЫ слышны через открытую дверь и окна.
РИММА: Холодно!
ТЕРЕЗА: Не выдумывай, теплынь на улице.
РИММА: Сквозняки!
ТЕРЕЗА: Ты же одета, не снимай кофту пока или в дальней комнате посиди. Пусть хоть немного выветрится. Не пойму, чем пахнет. (Внутри дома, возле входной двери слышится возня, что-то шуршит, падает). Вроде тут больше всего воняет… Так, а это что? Да блин! Сколько лет этой капусте?
Появляется на крыльце, неся на отлёте эмалированное ведро с крышкой. Спускается с крыльца, стоит в раздумье, потом относит ведро к боковой стене, возвращается в дом, дверь снова оставляет открытой.
ТЕРЕЗА: Мам! Я капусту выбросила! Точнее, вынесла на улицу, потом выброшу, вместе с ведром, наверное. По-моему, его уже не отмоешь.
РИММА: Капуста? Какая капуста?
ТЕРЕЗА: В коридорчике тут стояла. Протухла она, мам. И давно, похоже.
РИММА: Ведро? Выбросишь ведро?!
ТЕРЕЗА: Я новое куплю. Да оно тебе, может, и не понадобится. Где ты хранить всё это будешь? В новой квартире места будет меньше, вообще не знаю, как всё твоё добро туда впихивать.
РИММА: А если ты пропишешься, то двухкомнатную дадут!
ТЕРЕЗА: Мам, не надо, не начинай. Не дадут. И не пропишусь. Мы с тобой сто раз обсуждали. Не вернусь я, у меня там работа и… Слушай, я переодеться хочу, а с собой ничего не привезла, чтоб дома ходить. Пошарю у тебя в шкафу? (Скрипит дверца шкафа). Слушай, тут тоже надо бы перебрать, повыбрасывать половину! Может, после ужина займёмся?
РИММА: Всё б тебе повыбрасывать! А ты его покупала? Деньги лишние?
ТЕРЕЗА: Мам, оно дряхлое уже и по размеру не подходит.
РИММА: Может, пригодится ещё.
ТЕРЕЗА: Ладно, как скажешь. Чай поставлю. Ты яичницу будешь? Или просто чай пока? Блин, пряники! (Выскакивает на крыльцо, берёт пакет, уносит в дом. На ней по-прежнему джинсы, но вместо ветровки и собственной футболки — старая кофточка, линялая, растянутая).
РИММА: Дверь закрой, выстудила дом!
ТЕРЕЗА (закрывает дверь): Чайник скоро закипит, приходи на кухню! А зелёный у тебя есть?
РИММА: Тёрку достань!
ТЕРЕЗА: Далась тебе эта тёрка… Сейчас достану, заварю только. А, у тебя только пакетики? Ладно. (Свистит чайник, звенит посуда, льётся вода в раковину, слышатся другие звуки возни на кухне и передвижения людей по дому). Да где она? Слушай, я тебе вот привезла… Смотри. Тёплая кофточка. И нарядная. Если вдруг куда-то надо будет в люди выйти. Примеришь?
РИММА: Зачем зелёную купила? Я никогда зелёное не носила.
ТЕРЕЗА: Да как же не носила? Я помню, платье у тебя было такое… С воротничком. Рукав длинный. Ну, такое, шерстяное вроде. Ты на работу в нём ходила. Помнишь?
РИММА: Терпеть его не могла.
ТЕРЕЗА: Не нравится тебе, значит. Ладно. Чёрт с ней. Вынесу на помойку. Вот твоя тёрка.
РИММА: На вид плохая. Тоже, наверное, гнуться будет. Дорогая?
ТЕРЕЗА: Да какая, блин, разница! Плохая — тоже выброси! (Слышится грохот). Что за бардак у тебя тут, понаставлено, невозможно пройти!
Открывается входная дверь, ТЕРЕЗА выскакивает на крыльцо, шваркает дверью, наклоняется, потирая колено. Потом стоит, обняв себя руками, смотрит в никуда. В другом конце сцены проходит КОЛЯ всё под ту же мелодию. ТЕРЕЗА вытягивает шею, даже спускается с крыльца, но КОЛЮ не видно, только слышно.
РИММА (выглядывает в окно): Где ты там? Чай будем пить?
ТЕРЕЗА (не отвечает).
РИММА: Нормальная кофта! Я померила. А тёрку проверю. Проверю! Терезка!
ТЕРЕЗА: Иду я! (Поворачивается к двери, но задерживается, прослушиваясь к музыке).
Надо же. Кустурица какой-то, блин, а не средняя полоса… (Заходит в дом, оттуда снова слышится звон посуды, возня, звук передвигаемой мебели).
РИММА: Покрепче налей!
ТЕРЕЗА: А тебе можно крепкий? Для давления неполезно.
РИММА: Сама знаю. А тебе заварки для матери жалко?
ТЕРЕЗА: Господи…
РИММА: Жалко? Жалко тебе?
ТЕРЕЗА: Да хоть из чайника пей! Вот! И пряники! И хлеб! И курица!
РИММА: Ну спасибо, доченька! Заботливая ты моя!
ТЕРЕЗА: Да уж какая есть! Но ты тут, смотрю, другую дочку себе присмотрела. Наташенька то, Наташенька сё.
РИММА: А что мне делать прикажешь, а? Ноги не ходят, голова болит, давление всё время. До аптеки не могу дойти! Три дня назад так плохо было, так плохо… Умерла почти! Ты бы приехала, а я лежу тут, вся червяками изъеденная…
ТЕРЕЗА: Господи, ну что ты говоришь! Я тебе звоню каждый день. А сколько раз я предлагала нанять тебе помощницу? Сколько? Даже договаривалась с людьми. И что? Ты никого не хочешь, последнюю даже на порог не пустила!
РИММА: Чужие люди! Чужие! Будут тут по дому шастать, лезть куда попало. И обокрасть могут. Вон у нас на соседней улице был случай…
ТЕРЕЗА: Мама, да что у тебя брать-то?! Вот эти вот полотенца? Эту сковороду, триста лет немытую, которую даже в руки взять противно? Застиранные тряпки, которые ты выбросить не разрешаешь? Я в шкафу смотрела: всё, что я тебе привозила, передавала с оказией, ты же не носишь! И в чём ходишь? Стыдно же посмотреть, ходишь, как оборванка! Не нравится тебе то, что я покупаю? Ладно! Купи сама! Деньги присылаю, тебе их на дом доставляют! А ты их потом на себе таскаешь. Что, думаешь, я не знаю, что у тебя на каждой паре трусов карман пришит? Боже! На трусах — карманы!
РИММА: Дождалась от доченьки! Дождалась! Оборванкой называет! И это в благодарность! За всё, что я для неё сделала! Ночей не спала, во всём себе отказывала, кормила, поила, учила…
ТЕРЕЗА: Ну что же поделаешь? Не повезло тебе с дочерью, да. И кто ж её такую воспитал, а? Зато Наташенька хорошая, Наташенька продукты носит и в доме убирается! Что ж она, такая хорошая, эту засраную посуду хоть раз не перемыла?! (Снова грохот, как будто что-то тяжёлое упало на пол. В окне отдёргивается штора, там появляется ТЕРЕЗА, стоит, смотрит в никуда). Господи, за что мне это всё?
РИММА (после недолгого молчания): А тёрка вроде ничего.
ТЕРЕЗА (растерянно): Что?
РИММА: Тёрка, говорю, вроде нормальная. Но проверю ещё. А ты что чай-то не пьёшь? Остыл уж, небось.
ТЕРЕЗА (обречённо): Давай чай пить. Давай.
РИММА: А мне горяченького подлей. И пряник дай. Ты документы-то смотрела? Там, в зале, на столе лежат.
ТЕРЕЗА: Нет ещё.
РИММА: Всё собрала, что ты велела. Когда пойдёшь?
ТЕРЕЗА: В понедельник, когда ещё? В субботу не работают, наверное.
РИММА: А ты сходи, проверь. Может, и работают.
ТЕРЕЗА: Хорошо, схожу.
РИММА: Скажи им там, что нас двое. Пусть двухкомнатную дадут.
ТЕРЕЗА: Хорошо, скажу.
РИММА: И чтоб этаж невысокий. И балкон.
ТЕРЕЗА: Хорошо.
РИММА: Что хорошо? Чего ты хорошокаешь? Ты слушай и запоминай: скажи, что я учитель, заслуженный человек. Сколько детишек выучила, на путь наставила. Приходят, маленькие такие, ничего не умеют, но стараются, пыхтят, и глазки у всех такие… Пряник дай. И скажи им там: пусть учтут!
ТЕРЕЗА: Учтут.
РИММА: А ты вот про Наташеньку говорила плохое. Зря. Она помогает. Хоть жизнь у неё не сахарная. Сама в школе, муж на заработки ездит, одна с двумя ребятишками… А сама вежливая такая! На День учителя приходит, и на последний звонок, цветы приносит. Конечно, ей же там вёдрами носят, всё равно протухнут… Капусту мне засолила зимой. Пришла, всё тут порезала, а как морковку стала тереть, тут и говорит: тёрка у вас, Римма Васильевна, никуда не годи…
ТЕРЕЗА: Так. Так. Что тут у тебя в холодильнике? Ага. Сосиски. Яйца, молоко. А тут? Картошка. Хорошо, значит, поужинать тебе будет чем. Тем более что ты уже пряников штук пять умяла.
РИММА: Ты куда это? Куда?!
ТЕРЕЗА (перешла в другую комнату, её голос слышится уже из другого окна, за шторами мелькает силуэт, она переодевается). Пойду прогуляюсь. Соскучилась по родному городу.
РИММА: Только приехала — и уходишь? А я?
ТЕРЕЗА: А ты посиди, отдохни, телевизор посмотри. Ты же любишь телевизор? Любишь. Как ни позвоню, у тебя оттуда кто-нибудь орёт.
РИММА: Поздно уже!
ТЕРЕЗА: Поздно мне говорить, что поздно. Забыла, сколько мне лет? Слишком много, чтоб выслушивать всю эту… хрень!
ТЕРЕЗА выскакивает на крыльцо, натягивая за ходу ветровку, приглаживая волосы, достаёт из небольшой сумки помаду, подкрашивает губы. На ней платье, элегантное, дорогое на вид.
РИММА: Вырядилась! Для кого вырядилась, а?
ТЕРЕЗА: Наблюдательная ты моя! Да хоть для кого-нибудь!
РИММА: Проституткой была, проституткой и останешься!
ТЕРЕЗА: Да! Но для тебя это не новость, правда? (Захлопывает дверь, уходит быстрым шагом).
РИММА (медленно выходит на крыльцо, смотрит по сторонам): Терезка! Тереза!.. Ушла. Ушла.
Остаётся на крыльце, медленно садится на ступеньки. Гаснет свет.
Сцена 4
На сцене почти темно, лишь немного видны большие окна кафе, в которых двигаются тёмные силуэты. Доносится звон посуды, иногда смех. Из-за кулис выходит человек.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС № 1 (НАТАША): Ну чего вы там? Поели? Данька тоже? И котлету? И гречку? Ты её в холодильник тогда. Что? На серванте, по две штуки вам лежит. А больше нету. И не ищи! (Тихонько смеётся). Ладно, можешь в колонке на кухне ещё одну взять, когда Данька заснёт. А пакет обратно положи, чтоб он не нашёл, а то его обсыплет всего. А нос как? Сморкался? А ты ему мультики пообещай. Скажи: сначала сморкаться, потом мультики. До девяти, не позже. Тебе до десяти можно, ладно уж. А потом спать! Понял меня? И лоб потрогай Даньке перед сном. Ну, как я. Градусник он тебе не разрешит, а ты, как я, губами… Ты поймёшь. Если прям обжигает, как горячий чай, позвони мне. Или напиши, я буду телефон проверять почаще. И дверь, смотрите, никому! Ты понял? Да знаю я. Знаю, что ты у меня молодец. Планшет? Ладно, можешь взять. На полчаса, не больше. И без стрелялок своих, понял? А то потом опять по ночам будешь орать и брыкаться. Ладно. Я постараюсь. Принесу вам чего-нибудь вкусненького. Ага. Всё, пока. (Заходит в кафе).
С другой стороны сцены появляются ещё две фигуры, явно мужские. Звонит телефон, звучит мелодия «Любите, девушки, простых романтиков».
МУЖСКОЙ ГОЛОС (ВЛАДИМИР): Вот чёрт. Достала. Димыч, ты иди, надо ответить, а то не отлипнет. (ДИМЫЧ входит в кафе, ВЛАДИМИР отвечает на звонок) Ну чего тебе? Ты меня сегодня и так уже до трусов раздела, пива и то не на что купить! А? Что я обещал? Бля. Ну, обещал. Не получилось. Ну, объясни ему, что папка занят. Чем-чем? Чем-нибудь. Придумай что-нибудь! Бля. Ну давай. Ладно. Сынок? Привет. Да, не получилось. Дела. Папка у тебя деловой, ты знаешь, да? Ну, чего ты? Ты мужик или где? Не ной давай. Завтра. Ага. Зуб даю. Куда? А чё там? А, игровые автоматы… Ладно. Только пусть мать денег тебе даст. Скажи: папка алименты заплатил, так что гони монету! (Смеётся). Ну, вот и молодец! Ага. Наберу завтра. Ага. Не, не надо. Мы уже поговорили… Чего тебе ещё? Да, договорились, позвоню завтра. Пообещал — значит, позвоню! Позвоню, сказал! Да пошла ты! (Убирает телефон, заходит в кафе).
На сцене появляется женская фигура, выходит из-за кулис, уже разговаривая по телефону.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС № 2 (ЛЕНА): Ну! Я ему так и сказала! (Смеётся). Притащил потом букетище и кило конфет. Я говорю: ну и куда? Разжирею же, сам не рад будешь! А он… (Смеётся). Ну, а чё мне не ржать? В общем, говорит: ты ещё красивее станешь! (Смеётся). Да не знаю я, Тань. Так и будем женихаться, то у меня, то у него. А чё, замуж опять? Да ну нафиг. Сходила уже. Одна только радость от этого замужа. Ага. Отличница. Смотрю на неё, думаю: ну в кого? Я сама еле-еле дотянула до выпуска, потом училище. Про отца её, сама знаешь, доброго слова не скажешь. А она — прям золото, а не ребёнок… Два года ещё, ага. В университет хочет, в Москву. А я боюсь, Тань. Как отпускать?.. С этим-то? Отношения нормальные вроде. Ну, папой она его, конечно, не зовёт, но так вроде ничего. Я, правда, ему сказала: если ты моей дочери хоть слово дурное — убью на месте! А он смеётся, говорит: я тебя люблю и дочку твою тоже, так что… Ага. Ладно, Тань. Я уже пришла. Ага. Погуляем. Вроде в городе и сталкиваемся жопами каждый день, но за столом – это как-то по-другому. Расскажу потом, ага. Давай.
ЛЕНА заходит в кафе, где вскоре начинают громче звучать голоса, звон бокалов, потом включается музыка конца девяностых-начала двухтысячных: Андрей Губин, Киркоров, Анжелика Варум, Валерий Меладзе и другие хиты того времени, в том числе иностранные.
На сцене становится светлее. Из-за кулис выходит ТЕРЕЗА. Останавливается напротив входа в кафе, смотрит на освещённые окна. Достаёт из сумки пудреницу, смотрит на себя, вытирает глаза, пудрится, подкрашивает губы. Идёт к кафе, но останавливается, словно передумав. Вроде собирается уходить, но замирает на месте, услышав знакомую музыку: это снова где-то вдалеке проходит КОЛЯ под балканскую мелодию. В это время распахивается дверь кафе, слышатся голоса, на улицу выходят несколько человек.
ЛЕНА (начинает говорить ещё в дверях): А чё тут так темно-то? Э, хозяин, не жидись, включи свет на крыльце! (Над входом в кафе вспыхивает лампа). Девки, Наташка, Олька! Чё, посекретничаем? А вы, мальчики, не выходите пока! Мы тут сплетничать будем! (Смеётся).
ТЕРЕЗА (застигнутая врасплох светом и голосами, делает несколько шагов в сторону от кафе, но потом всё же идёт к дверям).
НАТАША: Ой, девочки, смотрите! Тереза! Как хорошо, что ты пришла!
НАТАША идёт навстречу ТЕРЕЗЕ, обнимает её. Та немного дичится, но не отстраняется и в конце концов тоже обнимает НАТАШУ. Они вместе идут к дверям кафе.
ОЛЯ: Обалдеть.
ЛЕНА: Терезка! Правда, что ль, ты? Ну ваще! Когда приехала? Сегодня? Ну-ка, покажись! Слушай, ну вообще не изменилась! Ни капельки! Девки, скажите?
ТЕРЕЗА: Привет. Ну, скажешь тоже, не изменилась. Постарела. Потолстела.
ЛЕНА: Да ладно! Все мы накопили немножко на чёрный день! Только Наташка у нас всё как девочка. Наташ, а ты что, знала, что ли, что она приехала? А чё не сказала-то? Подруга называется! (Притворно дуется, но тут же снова смеётся). Не, ну правда, отлично же выглядишь! Скажите? А платье? Офигенное. Дорогое?
ТЕРЕЗА: Да не очень.
ЛЕНА: Оль, ты хоть бы поздоровалась. Терезка, видишь, она как была — слова лишнего не скажет, так до сих пор! Оль, а Оль!
ОЛЯ: Привет.
ТЕРЕЗА: Привет. Рада тебя видеть.
ЛЕНА: Скажи, платье какое, а?
ОЛЯ: Ага. Обалдеть.
ЛЕНА: Скажешь, где купила? В интернете? Я тогда такое же закажу, если размерчик на меня есть. А вообще у нас тут тоже цивилизация теперь, доставка хоть из Китая. Скажешь?
ТЕРЕЗА: Лен, ты тоже не изменилась. Как была шилопоп, так и осталась.
ЛЕНА (смеётся): О! Точно! Я и забыла, что меня так называли! Эта, как её там звали?
ОЛЯ: Ирина Павловна. По химии.
ЛЕНА: О, точно! Олька у нас как сейф: молчаливый и всё внутри держит, но ничего не забывает. Так скажешь, где платье брала? А другого цвета были? Мне б что-нибудь поярче…
Распахивается дверь кафе, выглядывает ПУХ.
ПУХ (обиженно): Ну где вы там? Мы уже соскучи… Ох, ну ни фига ж себе! Терезка! Сколько лет, мать твою, сколько зим! Ух, какая ты стала. Шикарная!
ТЕРЕЗА: Привет, Пухов. Спасибо на добром слове.
ПУХ: А чё это по фамилии? Забыла что ли? Пух я! Если я чешу в затылке, не беда! В голове моей опилки, да-да-да!
Все смеются.
ТЕРЕЗА: Сейчас ты гораздо больше на медведя стал похож.
ПУХ: Это да, разъелся малость… Но это ладно. Ты скажи, ты как там? Что столица? Шумит?
ТЕРЕЗА: Шумит.
НАТАША: А то ты не знаешь? Сам мотаешься туда раз в месяц, а то и чаще.
ПУХ: Да я чё? Смотался на денёк-другой и обратно. И хорошо. Как вы там вообще живёте? Я пару раз на машине съездил, а потом решил: ну на фиг. Теперь только на поезде. У нас тут слепой может водить, если рядом зрячий сидит. А у вас!.. Так ты как? Чем занимаешься?
ТЕРЕЗА: Ну как? Как все. Живу, работаю.
ЛЕНА: А где работаешь-то?
ТЕРЕЗА: В сфере финансов.
ПУХ: А Олька у нас тоже в сфере финансов. На кассе. Да, Оль? Как раз для тебя работа. (Изображает ОЛЮ). Карта магазина? Пакет? Оплата наличными?
ОЛЯ: Ща получишь.
ОЛЯ пытается дать ПУХУ подзатыльник, тот уворачивается, начинается возня, все смеются. Открывается дверь кафе, выходит Димыч.
ДИМЫЧ: Ну чё вы все свалили-то? Ржут тут, а мы там… Мать моя женщина, какие люди! (Заглядывает в дверь). Вовка, а Вовка! Глянь, кто пришёл! Иди сюда, потом допьёшь!.. Терезка! С выпускного тебя не видел!
ТЕРЕЗА: Привет.
ДИМЫЧ: Ты чё-как вообще? Работа-муж-дети?
НАТАША: Да отвяжись ты со своими вопросами! И вообще, пойдёмте внутрь. Терезу покормить надо, и холодно тут.
Открывается дверь, выходит ВЛАДИМИР. На нём яркая рубашка, джинсовая куртка, на голове — красная бандана с черепами. Он улыбается, увидев ТЕРЕЗУ, как будто не удивлён, что она пришла.
ВЛАДИМИР: И снова здрасьте. (Хочет обнять ТЕРЕЗУ, та уворачивается).
ЛЕНА: Снова? Ты тоже, что ли, знал? Не, ну я так не играю!
ОЛЯ: Обалдеть.
ПУХ (грозит пальцем ТЕРЕЗЕ и ВЛАДИМИРУ): Опять у вас секреты, да? Ууу вы какие!
ДИМЫЧ: Может, того? За встречу?
НАТАША: Да, пойдём, выпьем-закусим. И холодно тут.
ЛЕНА: Да ладно, холодно! Вот когда мы после выпуска в поход ходили, реально холодно было! Помните?
Все оживляются, кричат «точно, да!». ВЛАДИМИР со значением смотрит на ТЕРЕЗУ, что-то шепчет ей на ухо, она пытается отстраниться. Вид у неё напряжённый.
ПУХ: Помню-помню! И даже помню, кто меня согрел! (Лезет обниматься к ЛЕНЕ).
ЛЕНА: Вспомнила бабка, как девкой была. (Смеётся, отталкивает его). А я помню, как вы с Димычем через костёр прыгали и как ты дыру прожёг. Ходил потом, светил полужопием.
ДИМЫЧ: А частушки орали на весь лес, помните?
ПУХ (становится в позу, начинает голосить): Меня девки с собой звали, а я с ними не пошёл…
НАТАША: Да вы чего? Тут же люди же вокруг!
ПУХ: Пиджачишко на мне рваный (НАТАША зажимает ему рот ладонью, он умудряется проорать через её пальцы) и хуишко небольшой!
НАТАША: Пух, прекрати, сейчас милицию кто-нибудь вызовет!
ЛЕНА: Да ладно тебе, Наташ. Выключи училку-то. (Тоже запевает). Не ходите, девки, замуж, ничего хорошего, утром встанешь — сиськи набок (делает паузу, хитро смотрит на НАТАШУ) и она взъерошена!
(Все смеются или улыбаются, даже НАТАША).
ОЛЯ: Дрались ещё.
ПУХ: Точно! Изображали с Вовкой Джеки Чана. Вов, помнишь? Вот я тебе тогда навалял!
ВЛАДИМИР (отвлекаясь от ТЕРЕЗЫ): Ха! Кто кому ещё навалял.
ПУХ: Ты чё гонишь-то? Чё гонишь? А вот мы сейчас повторим? Повторим?
НАТАША: Да вы что, с ума сошли? Пойдёмте за стол лучше!
ДИМЫЧ: Во-во! Там водка выдыхается.
ПУХ: Стоять-бояться, ща вернусь! (Осматривается, убегает за угол кафе, оттуда слышится какой-то шорох и треск).
ЛЕНА: Не того человека назвали шилопопом.
НАТАША: Лен, хоть ты ему скажи.
ЛЕНА: А я чего? Когда он меня слушал?
ТЕРЕЗА: Было дело — слушал.
ЛЕНА: Было, да быльём поросло. Сама знаешь, как это бывает.
ТЕРЕЗА (вспыхивает, вроде собирается что-то сказать, но так и не решается).
ПУХ (возвращается из-за угла, держа в руках две палки — то ли часть изгороди, то ли сломанные небольшие деревья): Вован, вызываю тебя на бой! Э, Светлов, слышишь?
ОЛЯ: Обалдеть.
ВЛАДИМИР (отвлекаясь от ТЕРЕЗЫ, которой снова что-то шепчет на ухо): Пух, да ты чё, с дуба свалился?
ПУХ: Ссышь? Ссышь! Потому что в этот раз я тебя точно уделаю.
ВЛАДИМИР: Да? Ну, посмотрим.
ВЛАДИМИР подходит к ПУХУ, берёт у него палку, взвешивает в руке, пару раз замахивается просто так. Становится напротив ПУХА, но возвращается к ТЕРЕЗЕ, снимая по дороге куртку. ТЕРЕЗА автоматически берёт куртку, замирает, обняв её.
Начинается бой. ПУХ кричит «Кья!», ВЛАДИМИР угрожающе идёт на него, размахивая палкой. Они двигаются, наступают и отступают, пытаясь достать друг друга, и всё больше горячатся. Все остальные наблюдают.
ДИМЫЧ: Вован, мочи его, мочи!
ЛЕНА: Вот же дебилы, а?
ДИМЫЧ: Вован, справа заходи!
НАТАША: Вы с ума сошли? Лен, останови их! Тереза! Ну хоть ты…
ОЛЯ: Обалдеть.
ЛЕНА: Эй, ну хватит уже! Хватит, я говорю!
ВЛАДИМИР попадает ПУХУ по руке, тот охает, но не останавливается.
НАТАША: Слушайте, вы же покалечите друг друга! Да что ж это такое! (Пытается подойти поближе, чтоб остановить дерущихся, но ЛЕНА её останавливает).
ЛЕНА: Ты куда? И тебе достанется.
ТЕРЕЗА (стоит, обняв куртку ВЛАДИМИРА, ничего не говорит, только иногда испуганно вздрагивает).
ПУХ размахивается посильнее, идёт в атаку и попадает ВЛАДИМИРУ по голове. Тот охает, роняет палку, хватается за голову, садится на землю.
ОЛЯ: Обалдеть.
ПУХ испуганно смотрит на окружающих, роняет палку. НАТАША кидается к ВЛАДИМИРУ, следом за ней — ТЕРЕЗА. Начинают ощупывать его. Остальные тоже подходят ближе.
ЛЕНА: Ну что, ушлёпки, добились своего?!
НАТАША: Вов, ты как? Очень больно? Ты как, Вов?
ПУХ: Вован, ну ты чего? Ты чего? Ты нормально, Вован?
ТЕРЕЗА: Да иди ты, Пух! Володя, ты как? Сними бандану, я посмотрю.
ЛЕНА: Может, в кафе аптечка есть?
ВЛАДИМИР (не даёт ТЕРЕЗЕ снять с себя бандану): Да ладно, чего вы? Всё нормально. Нормально. (Поднимается, страдальчески морщась, потирает голову).
ПУХ: Вован, ты извини, братан. Ну чё-то я.. Как-то..
ЛЕНА (передразнивает): Как-то, чё-то… В голове моей опилки, да-да-да!
ВЛАДИМИР: Да ладно. Нормально всё.
ДИМЫЧ: Может, уже пойдём выпьем, раз все живы, а? А то там водка уже…
ВЛАДИМИР идёт к кафе, ТЕРЕЗА рядом, поддерживает его под руку. Следом идут НАТАША и ДИМЫЧ. Проходят по очереди в двери. После ОЛИ последними идут ЛЕНА и ПУХ.
ПУХ: А я всё ж таки уделал его.
ЛЕНА: Ну ты!.. (Кулаком шутливо бьёт Пуха в плечо, улыбается).
Закрывается дверь, гаснет свет над входом в кафе, сцена освещается только окнами, за которыми опять звенит посуда, мелькают тени, слышатся голоса, звучит музыка.
Сцена 5
Слышится какое-то бормотание и шарканье, на сцене появляется РИММА. Она странно одета: на ней старый костюм из давнего учительского прошлого, который теперь узок и короток. На голову криво натянут берет, на шее платок. Видно, что РИММА старалась принарядиться, но вещи не сочетаются друг с другом. В руках у неё сумка с такими длинными ручками, что она почти волочится по земле. Иногда ручки выскальзывают из руки, тогда РИММА останавливается, тяжело наклоняется, берёт сумку и идёт дальше. Она явно направляется к кафе.
РИММА: А я знаю, куда она пошла… Знаю. Мне Наташенька говорила. Я помню, говорила. Вчера? Вчера, да. И где — тоже сказала. Хорошая девочка. Хорошая. Но меня не позвала. Не позвали меня. А я им — всю жизнь… Приходят, маленькие такие… А теперь не зовут. Забыли. Но я знаю, куда она пошла. Тут она. Тут. Не может она столько гулять. Сколько можно гулять? Нельзя. Нельзя гулять. Маленьким девочкам по ночам гулять нельзя. Потом с маленькими девочками случается беда. Беда. Беда. Но я знаю, где она. Знаю.
РИММА подходит ближе к кафе, смотрит на окна, идёт вперёд, не глядя под ноги, спотыкается о брошенные недалеко от входа палки и падает. Лежит какое-то время молча, потом начинает жалобно поскуливать. Слов разобрать невозможно. Пытается встать, но только бестолково возится на земле.
Издалека звучит балканская музыка. В некотором отдалении от РИММЫ проходит КОЛЯ. Он идёт энергично и целеустремлённо, не глядя по сторонам. Музыка и вид шагающего КОЛИ словно вводят РИММУ в транс. Она встаёт, смотрит под ноги, видит палки. Собирается их поднять, ей мешает сумка, она вешает сумку на шею. У неё с головы слетает берет. РИММА этого не замечает, берёт палки и шагает, стараясь попадать в ритм музыке, которая постепенно стихает. Словно забыв, что собиралась в кафе, она уходит в сторону своего дома.
Сцена 6
Из дверей кафе выходит Оля, держа у уха телефон. Медленно прогуливается, разговаривает.
ОЛЯ: Да. На встрече. Не, мало. Разбежались все из города, три калеки остались. А чё тут делать-то?.. Да так себе. Нормально. Салат говно, мясо терпимо. А ты поела? (Замечает валяющийся на земле берет, удивляется, смотрит по сторонам, словно ищет того, кто его потерял). Не, я вино не пью, ты же знаешь. (Поднимает берет, отряхивает, снова оглядывается по сторонам). Вспоминали, да. Как в поход ходили. Пух и Светлов подрались… Ну, так. Светлову башку разбили чуть-чуть… Да дебилы. Не изменились. (Одной рукой натягивает себе на голову берет, подходит к окнам кафе, пытается разглядеть своё отражение). А! Тереза тут. Ну, та. Я тебе рассказывала. Красивая. В Москве. Не, грустная. Не знаю. (Прогуливаясь, скрывается за углом кафе, постепенно её голос становится почти неслышным). Ага. Ладно. Да.
Двери кафе открываются, выходит ВЛАДИМИР, следом идёт ТЕРЕЗА. Когда они выходят, становится видно, что он ведёт её за руку. На улице она руку отбирает.
ТЕРЕЗА: Зачем ты меня сюда притащил?
ВЛАДИМИР: А зачем ты со мной пошла? (Пытается её обнять).
ТЕРЕЗА: Дура потому что.
ВЛАДИМИР: Ну уж.
ТЕРЕЗА: Точно.
ВЛАДИМИР: Как скажешь. Но меня это не парит.
ТЕРЕЗА: А что тебя парит?
ВЛАДИМИР: Что ты вот тут стоишь. Что ты красивая.
ТЕРЕЗА: Старая.
ВЛАДИМИР: Не, красивая. Такая вся… Как будто не отсюда.
ТЕРЕЗА: Я и есть не отсюда.
ВЛАДИМИР: Москвичечка моя. Малышка. (Снова пытается обнять). Красавица моя.
ТЕРЕЗА (не отвечает на объятия, но уже и не отталкивает).
ВЛАДИМИР: Ну скажи: что, неужели не вспоминаешь?
ТЕРЕЗА: Что?
ВЛАДИМИР: Нас.
ТЕРЕЗА: Нет.
ВЛАДИМИР: Врёшь ведь. Врушечка. Врушечка моя.
ТЕРЕЗА: Слушай, ну не надо.
ВЛАДИМИР: Ну почему? А? Почему?
ТЕРЕЗА: Ну не здесь же?
ВЛАДИМИР: А где?
ТЕРЕЗА: Ты скажи.
ВЛАДИМИР: Ко мне нельзя.
ТЕРЕЗА: Что, жена не поймёт, если бабу домой приведёшь?
ВЛАДИМИР: Да какая жена, ты что? Мы разбежались давно. Я с родителями… Квартиру ей и сыну оставил, как положено мужику… Может, к тебе? Пойдём к тебе, а? Ну, пойдём.
ТЕРЕЗА: У меня мать, не знаешь, что ли?
ВЛАДИМИР: А там у тебя, помнишь, сарайчик был? Помнишь? Как мы там на старом диване… Всё боялись, что кто-нибудь услышит… Помнишь? Помнишь, я знаю… (Выпускает её из объятий, берёт за руку, тянет за собой).
ТЕРЕЗА: Ну, куда ты? Зачем это, господи… Что я делаю?.. (Идёт следом, не сопротивляясь и не вырывая руку).
Как только ТЕРЕЗА И ВЛАДИМИР скрываются из виду, из-за угла выходит ОЛЯ.
ОЛЯ: Обалдеть…
Открывается дверь, выходит ЛЕНА, следом НАТАША.
ЛЕНА (обращается к ОЛЕ): Ты куда пропала?
ОЛЯ: Звонила.
ЛЕНА: За что люблю тебя — так это за разговорчивость. А эти где?
ОЛЯ: Ушли.
ЛЕНА: Да ладно! Серьезно? Я думала, она таки отошьёт его. А нет. Новых граблей в Москве не нашлось, она к старым приехала. Блин.
НАТАША: Жалко её.
ЛЕНА: С одной стороны, да. С другой — чего жалеть-то? Ну, трахнутся разок-другой. Потом она уедет, а он останется.
НАТАША: А вы слышали? Светлов Терезе рассказывал, что собирается в Москве автосервис открывать.
ОЛЯ: Звездит.
ЛЕНА: Слышь, Наташ, как Олька тебя уважает? Не было б тебя здесь, она б покрепче сказанула. А по сути права, конечно. Звездит. Я эти разговоры уже лет десять слышу, на каждой встрече. Что денег подкопит, инвестора найдёт, поедет, откроет, бла-бла-бла, бла-бла-бла…
НАТАША: Мастер он вроде неплохой.
ЛЕНА: Нормальный. Если трезвый. Только никогда он ничего не подкопит и не откроет. Я по работе его Светку знаю. Ну, бывшую жену. Так ей, чтоб хоть какие-то деньги на ребёнка получить, приходится Светлова прям на работе ловить. Он выходит – она стоит. Вцепится и пока хоть сколько ни получит, не отпускает. А слышали, как он про сына рассказывал там? (Кивает на дверь кафе). Как он его любит, как воспитывает. Тьфу, я чуть не сблевала.
НАТАША: Он в нашей школе учится. Хороший мальчик. Только испуганный какой-то.
ЛЕНА: Станешь тут испуганным, с таким-то папашей. Светка говорила, пока не разошлись, мог и двинуть спьяну.
ОЛЯ: Обалдеть.
НАТАША: Ужасно это.
ЛЕНА: Да уж, хорошего мало. Слушайте, а у Терезы-то… есть кто-то? Ну, муж. Или ребёнок хотя бы.
НАТАША: Да нет у неё никого. Я ж её матери помогаю иногда, она бы сказала… И, знаете, когда мы там (кивает на дверь) фотки своих показывали, она вроде хвалит, и улыбается, а взгляд такой… Не знаю даже… Как у собаки бездомной.
ЛЕНА: А как думаете, правда, что она от Вовки беременная была? И что мать её заставила сделать аборт?..
Дверь кафе открывается, выглядывает ПУХ.
ПУХ: Девушки-красавицы, ну где вы? Нам без вас скучно!
ЛЕНА (закрывает дверь, запихивая ПУХА обратно в помещение): Скучно ему! У нас тут,
может, женский клуб по интересам! Иди-иди, мы сейчас.
ПУХ скрывается за дверью.
НАТАША: А правда, пойдёмте уже, а? Чайку попьём ещё и по домам. Там, кстати, торт должен остаться. Я возьму своим по кусочку? Обещала им вкусненького.
ЛЕНА: Да там до хрена всего осталось, разделим на всех. Я своей тоже обещала. Ладно, пойдём. (Делает шаг к дверям, но останавливается на пороге, смотрит в сторону дома ТЕРЕЗЫ). Блин, никак не могу успокоиться. Опять Вовка-морковка нашу Тёрочку захомутал.
ОЛЯ: Не говори так. Она терпеть не могла, когда её так называли, просто тряслась вся. Не называй её так.
ЛЕНА: Ну ни фига же себе, ты разговорилась! Во тебя торкнуло! Ладно, не буду. А это что у тебя? (Видит в руке у ОЛИ берет). Откуда? Вроде ты такое не носишь?
ОЛЯ: Нашла.
ЛЕНА: Где нашла-то?
ОЛЯ: Тут.
ЛЕНА: Тут. Нашла. Ну, слава богу, снова нормальная. А то я прям перепугалась. Ладно, пойдём, и правда поздно уже.
Открывают дверь, заходят внутрь кафе. ОЛЯ задерживается, вешает берет на ограждение у входа. Гаснет свет.
Сцена 7
На сцене снова дом РИММЫ. В одном из окон горит свет, иногда двигается силуэт
РИММЫ, гремит посуда. У боковой стены стоят ТЕРЕЗА и ВЛАДИМИР.
ТЕРЕЗА: Ну подожди. Подожди. Не могу я так… Сразу.
ВЛАДИМИР: Сразу? Сразу и я не могу. А мы постепенно. Вот так. И вот так…
ТЕРЕЗА: Ну… подожди…
ВЛАДИМИР: Ну хорошо. Хорошо. Слушай, вроде воняет что-то. Не пойму. Может, из сарайчика? Жалко его, кстати. Столько воспоминаний… А вот так?..
ТЕРЕЗА: И сарайчик тоже… жалко… Подожди!
ВЛАДИМИР: Ну что ты? Что ты?
ТЕРЕЗА: Я хотела спросить…
ВЛАДИМИР: Спрашивайте… Отвечаем.
ТЕРЕЗА: Как… Ну, подожди! Голова твоя как? Не болит?
ВЛАДИМИР: Голова кружится. От тебя. От этого вот всего. А если так?
ТЕРЕЗА: Может, я посмотрю?
ВЛАДИМИР: Что посмотришь?
ТЕРЕЗА: Голову твою. Может, к врачу надо?
ВЛАДИМИР: Медицина тут бессильна… Тут другие методы нужны…
ТЕРЕЗА: Ох… Подожди! Я ещё хотела…
ВЛАДИМИР: Ну чего ещё?
ТЕРЕЗА: А вот ходит тут у вас… Этот, с музыкой… Кто это?
ВЛАДИМИР: Малыш. Ну какая разница, а? Потом, ладно? Потом, потом…
ТЕРЕЗА: Расскажи… Расскажи!
ВЛАДИМИР: Ладно. В общем, Ритка у нас в школе училась. Такая… блондинка пухловатая. Ты не помнишь её, скорей всего, она на пару лет младше. После школы куда-то поступила в Москве. Вроде нормально всё было, а потом пропала. Год не пишет, не приезжает, второй. А потом заявляется, и не одна, а с дитём. С этим Колей как раз. Ну, побыла немножко, а потом уехала, а сына матери оставила. И всё, с концами. Ну, то есть не совсем, но приезжать перестала. Деньги шлёт, посылки, а сама как провалилась.
ТЕРЕЗА: А ты откуда всё это знаешь?
ВЛАДИМИР: У нас тут все и всё друг о друге знают. Забыла, что ли? Большая деревня… Ну и мать моя с её матерью, то есть бабкой этого Коли давно знакомы, так что…
ТЕРЕЗА: А тебе не кажется, что он… странный. Музыка эта. И походка какая-то… не такая, как у всех. Я, конечно, издалека его видела, но…
ВЛАДИМИР: Странный? Да он больной на всю голову! Конкретно прибабахнутый. Почти сразу стало понятно, ещё когда маленький был. Ритка эта потому и сплавила его бабке, я думаю. Чтоб жить ей там не мешал. Но деньги присылает, это да. Шмотки дорогие, гаджеты, вот колонку недавно. И палки эти. Хрень какая-то, да? Вроде лыжные, но без лыж.
ТЕРЕЗА: Называются «для скандинавской ходьбы».
ВЛАДИМИР: У них там, что ли, все так ходят, с палками? Вообще-то удобно. Захотел кому-нибудь вмазать — палку искать не надо (смеётся, потирает голову).
ТЕРЕЗА: Болит всё-таки, да?
ВЛАДИМИР: Не, нормально. А я, кстати, как у Коляна палки появились, стараюсь к нему близко не подходить. Чего ему, дебилу, в голову взбредёт, разве знаешь? На первый взгляд-то он безобидный. Бабка его, правда, жаловалась, что когда маленький был, цыплят давил. Они в частном доме живут, держат скотину мелкую. Ну, он цыплёнка поймает, давит руками и смотрит, смотрит… Потом вроде выправился, хотя ходили слухи, что пару раз он вызверился на кого-то. То ли обругали его, то ли обозвали. В общем, лучше держаться подальше.
ТЕРЕЗА: Кошмар какой.
ВЛАДИМИР: Да ладно. Чё тебе этот Коля? Ну, ходит со своей музыкой целыми днями. Подзадолбал маленько всех, конечно, но бабке его хоть какой-то отдых, пока этот дебил по улицам шляется, а не дома глаза мозолит. Слушай, забудь. Мы сюда вроде для другого пришли. Да? А вот для этого… И этого…
ТЕРЕЗА (молчит, дышит, постепенно уступает напору).
ВЛАДИМИР: Ну какая ты стала, а? Какая стала…
ТЕРЕЗА: Что, тогда хуже была?
ВЛАДИМИР: Не хуже, конечно. Но другая.
ТЕРЕЗА: Ага, дура малолетняя.
ВЛАДИМИР: Да ладно. Стонала в этом сарайчике, как взрослая… Да что тут воняет-то?!
ТЕРЕЗА: Дурак.
ВЛАДИМИР: Дурак — не дурак, а ты со мной пошла. Сколько тебя обхаживали, а пошла со мной.
ТЕРЕЗА: И я дура.
ВЛАДИМИР: Малыш, ну перестань… Я ведь тебя помню как вчера. Какая ты была… Тоненькая… И трусики у тебя были… беленькие… детские совсем…
ТЕРЕЗА: Ох…
ВЛАДИМИР: А теперь другие носишь, да? Ну, покажи, покажи трусики… У меня уже есть одни, я ещё хочу… (Достаёт из кармана украденные стринги). Сейчас на тебе какие? Тоже с кружавчиками? А? (Лезет к ТЕРЕЗЕ под платье).
ТЕРЕЗА: Ты.. Что это? Откуда у тебя? Да отстань ты! (Отталкивает его, вырывает из его рук стринги).
ВЛАДИМИР: Да ты чего?!
ТЕРЕЗА: Уйди, сказала! Не хочу, понял? Ничего не хочу!
ВЛАДИМИР: Не хочу? Только что готова была прям тут, а сейчас — не хочу?
ТЕРЕЗА: Не хочу! (Пытается вырваться и уйти, ВЛАДИМИР не отпускает). И не ори,
мать услышит.
ВЛАДИМИР: Да насрать мне! Чё ты тут целку-то из себя строишь? Или это у вас так в Москве принято? Типа игра, да? Ну давай поиграем. Давай, давай… (Прижимает её, она пытается вывернуться, но он сильнее и уже стал агрессивным).
ТЕРЕЗА (вырывается, отталкивает, нечаянно стаскивает с головы ВЛАДИМИРА бандану, снова отталкивает прямо в лицо, начинает истерически смеяться): А ты… Ты облысел! А я думаю — чего голова всё время закрыта, даже в кафе! А ты — лысый!
ВЛАДИМИР (свирепеет, валит ТЕРЕЗУ на землю): Ах ты сука… Сука! Я тебе… Ты у меня сейчас…
ТЕРЕЗА и ВЛАДИМИР борются на земле, она пытается ползти к дому, он не даёт. Никто из них не кричит, чтоб не услышала РИММА, но в конце концов кто-то из них рушит поленницу.
Вскоре после этого из дома выходит РИММА. Идёт медленно, бормочет себе под нос. В руке у неё новая тёрка.
РИММА: Тереза? Терезка, ты тут? А? Где ты? А я бульон сварила… Бульон. А щи не могу. Морковку не могу… Не могу потереть, сил не хватает. И руки болят. Болят руки… Болят. Тереза? Где ты?
РИММА идёт по двору, заходит за угол, видит ТЕРЕЗУ и ВЛАДИМИРА, которые возятся на земле. РИММУ они не замечают. Она поглубже просовывает пальцы в держалку тёрки, чтоб не уронить, подходит ближе и начинает бить ВЛАДИМИРА тёркой по спине и голове. Он не сразу реагирует, но потом разворачивается, отталкивает РИММУ. Она почти падает, но удерживается на ногах, упершись спиной в сарайчик.
ТЕРЕЗА: Мама!
ТЕРЕЗА встаёт, кидается на ВЛАДИМИРА, но он отталкивает и её, поднимает бандану, прижимает её к голове и уходит, бормоча проклятия.
ВЛАДИМИР: Суки! Связался на свою голову… Суки ёбаные… Ведьмы!
ТЕРЕЗА и РИММА идут навстречу друг другу, обнимаются. ТЕРЕЗА плачет. РИММА так и не выпустила из руки тёрку.
РИММА: Ну всё, всё… Тссс. Всё уже, всё… Пойдём в дом. Пойдём? Я бульон сварила, хороший, Наташенька курицу принесла… А потереть не могу…
ТЕРЕЗА (плачет, мотает головой, садится на землю).
РИММА (садится рядом, гладит ТЕРЕЗУ по голове): Ну всё, всё. Мама тут, мама рядом. Всё будет хорошо. Хорошо.
ТЕРЕЗА: Мама, мамочка… (Вдруг вскидывает голову). Ты в порядке? Не ушиблась? Ничего не болит?
РИММА: Всё болит. Болит и болит… Спать не могу. Ходить не могу. Потереть не могу. Ничего уже не могу… Но ничего. Ты приехала, всё теперь будет хорошо. Дадут двухкомнатную, будем жить вдвоём…
ТЕРЕЗА: Боже мой, мама! (Снова плачет).
РИММА хочет обнять ТЕРЕЗУ, видит в руке тёрку, бросает на землю. Обнимает дочь, покачивает, приговаривает, почти напевает, как колыбельную.
РИММА: И никто нам не нужен, никто. Будем вдвоём. И хорошо. И не надо никуда ехать. Потому что кто ещё о тебе подумает? Только мама. Хоть большая ты, хоть маленькая… Кто тебя защитит? Только мама, мама и больше никто. Пожила там, в Москве, и хватит. Что толку от этой Москвы? А от мужиков? Нету от них толку, нету… Я вот тоже думала, что нужна… А он уехал. А потом ты родилась.. Волосики чёрные, глазки чёрные, как у него… И характер – как у него. И характер тоже. Собралась, уехала.
ТЕРЕЗА: Мама, не надо, ради бога, прошу тебя!
РИММА: Сердилась на меня, сердилась, что я тебя заставила… А я знала, что так лучше будет. Я знала, мама всегда лучше знает. Кто о тебе ещё подумает, если не мама? Вот и хорошо, что никто у тебя не родился, вот и хорошо. Будем вдвоём, и никто нам не нужен, никто не нужен…
ТЕРЕЗА: Мама, не надо… Не надо!
Издалека звучит балканская музыка. Из-за кулис на авансцену выходит КОЛЯ с палками для скандинавской ходьбы. Пройдя несколько шагов, останавливается, начинает сосредоточенно переключать музыкальные треки. Звучат несколько музыкальных тактов из песни «Чёрные глаза», что-то латиноамериканское, снова балканское. Наконец КОЛЯ выбирает трек: это композиция «50 SHADES OF BLACK» в исполнении Шарон Ковакс (Kovacs). Несколько минут КОЛЯ стоит на месте, слушая музыку, прибавляет громкость, поудобнее перехватывает палки и шагает по сцене. На голове у него красная с черепами бандана.