Василий сидел на холодном сером кафельном полу станции метро. Он внимательно смотрел на руки пассажиров, ожидающих поезд. Они стояли небольшими хаотичными группками по всей платформе. Ни у кого не было еды, только сумки, пакеты с броской рекламой, планшеты и смартфоны, много-много смартфонов. Одна женщина средних лет бережно обвила руками горшок с небольшим цветком. Голод сжимал желудок. Вчера Василию повезло: запыленные белые кроссовки с розовыми полосами уронили в толчее рядом с Василием полгамбургера. Василий так сосредоточился на еде, что, когда его больно пнула в бок лакированная черная туфля на низком каблуке, не издал ни звука, ухватил добычу и ретировался к стене.
Над платформой, там, откуда приходили поезда, мигнул и погас потолочный светильник. Несколько пассажиров подняли головы и посмотрели в сторону затемнения, но вскоре отвернулись. На этой стороне последние полгода часто перегорали лампочки, приходили работники в серых костюмах с бело-оранжевыми полосами на плечах курток, лезли на алюминиевые стремянки и, чертыхаясь, меняли их. Василий вообще не любил эту часть платформы. Прибывающие из дыры стальные поезда приносили вместе со спертым воздухом едва ощутимые запахи серы и гнили. А еще вечером сюда спускались самые жирные и наглые крысы. Несколько из них пыталось утащить у Василия еду. Но он бил их со всей силы, и крысы, громко пища, убегали прочь, волоча по плитке свои толстые голые хвосты.
Василий жил в соседнем дворе, там была мусорка, куда постоянно выбрасывали картонные коробки разных размеров. В этих коробках можно было устроиться на ночь, если погода была сухая. На станцию метро Василий обычно спускался дважды в день, перед часом пик, чтобы поохотиться на остатки свежей еды. Когда-то здесь у стены стоял газетный киоск, где помимо газет продавали разную бесполезную мелочь. Но самое главное — в киоске работала Ниночка. Она единственная, кто за последние годы не брезговал общаться с Василием. Она ему приветливо улыбалась, а на обед всегда брала два бутерброда или пару сосисок — одну для себя, другую для Василия. Пахла Ниночка тяжелым цветочным запахом, на волосах было слишком много удушливого лака, но Василий все равно любил эти запахи. Каждый раз, спускаясь на станцию, он радовался, что снова их чувствует.
Василий долго и тоскливо смотрел в сторону лестницы, туда, где раньше стоял киоск, а теперь расположился серый роллерный дисплей с рекламой. Снова мигнул светильник, и Василий переместил взгляд на темную дыру туннеля, куда уходили рельсы. Ему часто казалось, что где-то в этой тьме есть еще одна дыра, еще более темная, непроглядная. Она засасывала в себя свежий воздух с улицы и оставляла взамен духоту и затхлость. Иногда сквозь грохот прибывающих вагонов, мелодии телефонных звонков и голоса пассажиров Василий слышал из нее скрежет и тяжелые глухие удары, будто в этой дыре шевелится и ворочается что-то большое и враждебное.
Василий моргнул, поежился от голода и погрузился в другое свое воспоминание. Оно, как старая затертая фотография, было размытым и имело мягкие цвета, перетекающие один в другой. Пожалуй, это было единственное воспоминание, что еще хранила его память, о том времени, когда у него была своя квартира. Он лежал на кровати, на рыжем с коричневыми пятнами пушистом покрывале, у батареи, которая обволакивала его приятным теплом. Рядом сидела Эля и смотрела плоский телевизор, прикрепленный к противоположной стене. Он помнил ее низкий, с хрипотцой голос, смешливые карие глаза и теплые нежные руки, кожа на которых часто шелушилась и покрывалась красными точками.
Лампочка снова мигнула, вырывая Василия из приятного воспоминания. Из дыры вместо вагона выплыла белесая прозрачная фигура мужчины с заостренным книзу лицом, наполовину оттопыренными ушами, широким носом и близко посаженными глазами. Фигура двигалась вдоль рельсов и хищно рассматривала пассажиров. Такие фигуры сильно нервировали Василия. Они могли просачиваться сквозь предметы, от них нельзя было укрыться. Пассажиры их не замечали, разве что Петро, такой же бродяга, как Василий. Петро видел их, когда ему удавалось раздобыть бутылку какой-то резко пахнущей жидкости, которую он бережно оборачивал в потрепанную газету. В моменты встречи с белесыми фигурами он забивался в угол между стеной и лестницей, зажимал бутылку между ногами и животом, закрывал голову испачканными руками с грязными ногтями и кричал. Если он кричал долго, то приходили люди в темно-синей форме и уводили его.
Доплыв до середины, фигура на миг зависла, а потом двинулась к стене, к Василию. Сердце Василия сжалось, он даже забыл про свой голод. Василий напрягся и приготовился бежать. Но фигура повернулась и поплыла к лестнице. Навстречу ей по платформе спешил мужчина в синей ветровке. Их плечи прошли сквозь друг друга. Мужчина в куртке ойкнул, поморщился от боли и начал растирать плечо второй рукой. Фигура как ни в чем не бывало продолжила свое движение к лестнице и унеслась вверх на улицу.
Сегодня был особенно паршивый день. На улице лил дождь, ледяной ветер пронизывал до костей. На ночь нужно было искать себе укрытие, а пока вымокший Василий жался к стене платформы между лестницей и туалетом, там, где внутри проходила труба с горячей водой. Несколько светильников над платформой замигало и погасло. В туннеле отчаянно запищали крысы. Послышался чавкающий звук, будто кто-то огромный выплюнул недожеванный ком пищи. А когда что-то грузное и многоногое, скрежеща по земле и стенам когтями, двинулось из дыры к платформе, Василий зашипел, распушил шерсть на туловище и хвосте, выгнул спину и рванул что есть мочи на улицу вверх по лестнице, не обращая внимания на многоголосые вопли пассажиров. Больше в метро Василий не возвращался.