В сентябре умер Лорд, старый рыжий колли, и сын Гришка заболел.
Сначала провалялся неделю в постели с температурой, хотя никаких других симптомов не было, и молодая врач из районной поликлиники даже не знала, какой поставить диагноз. Потом вроде встал, оклемался, но словно потух. С другими детьми не играл, разговаривал мало, не задавал больше бесконечных вопросов про океан, и космос, и Древний Рим, не улыбался. А главное — никому ничего не давал, ни с кем ничем не делился: в садике, во дворе, в песочнице от него нельзя было добиться ни совочка, ни лопатки, ни половинки печенья. Все сгребал себе, охранял, а если кто-то забирал — вырывал из рук. Даже Жене как-то пожалел дольку апельсина.
— Мам, это мое. Не дам! — Гриша сжал руки в кулачки, съежился и посмотрел на нее так сурово, что Жене стало не по себе. Ее мальчик, такой нежный и ласковый, превратился в озлобленного зверька. Как же так?
Она уже и не помнила, кто подсказал ей эту идею про волшебное дерево, может, услышала где-то на работе, а может, прочитала. Мужу эта затея показалось странной, хватит ему Деда Мороза и Снегурочки на Новый год, но Женя уж очень хотела порадовать сына.
Теперь по пятницам она забирала Гришку из садика, и они шли не прямо, как обычно, домой, а сворачивали налево, к пруду, около которого росло что-то вроде небольшой рощицы. Гришка сразу вырывался из рук и бежал к самому дальнему дереву, большому, развесистому клену. На самом деле это были даже два дерева, два ствола, сросшиеся у корня, и поэтому подходили для Жениного замысла.
— Мама, мама, давай быстрей! — кричал он. — Я уже тут.
Женя прибавляла шагу, становилась рядом с сыном, брала его нетерпеливую руку в свою и слушала, как мальчик торжественно, будто со сцены, произносил волшебные слова.
— Дорогое волшебное дерево! Я обещаю, что буду слушаться маму, папу и бабушку! Подари мне, пожалуйста, какой-то подарок.
Он снова вырывался из Жениной руки и начинал шарить под деревом, искать. С первого раза он ничего не находил, страшно расстраивался, и тогда Женя советовала ему посмотреть, например, вон там, чуть поодаль, в траве, или, может, за камнем, вон, смотри, а вдруг там что-то лежит? Гриша сразу же бежал по подсказке, и у Жени образовывалась пара секунд, чтобы присесть и, заведя руки за спину, аккуратно подложить под дерево какой-то подарочек: шоколадку, набор воздушных шаров, а если уж очень везло и она успевала заскочить во время обеденного перерыва в гастроном, то пачку апельсиновой жвачки. У них в «ящике» с опозданиями было строго.
Гриша возвращался под дерево несолоно хлебавши, уже готовый расплакаться, а потом «Ой, мам, смотри!» и находил на самом видном месте сюрприз. Он начинал прыгать, хлопать в ладоши, смеяться, и Женя каждый раз ловила себя на мысли, что хотела бы водить его сюда каждый день, но потом одергивала себя: каждый день он не будет так радоваться, да и не накупишь столько гостинцев. Ладно, пусть будет хоть так, пусть хоть раз в неделю будет у ребенка счастливый день.
Как-то перед Новым годом Женя вышла с работы и увидела возле гастронома длинную очередь, которая тянулась аж до конца здания. Давали бананы. Бананы — для Гришки!
Она встала в хвост очереди, ей сразу же всучили ручку и велели записать на руке свой номер. Чернила, конечно, от холода замерзли, ничего не выходило, очередь ругалась, пока наконец высокий мужчина в черном пальто, вставший за ней, не вынул из своего потертого дипломата фиолетовый фломастер и не одолжил его Жене. Ледяными от холода руками Женя написала на тыльной стороне ладони число 62.
Почти час простояла она на морозе, вся заледенела. Когда наконец подошла Женина очередь, выяснилось, что бананов осталось всего три связки, и Женя постыдилась взять больше, чем одну, пожалела мужчину с фломастером.
Дома она положила бананы в кастрюлю, в самый дальний угол шкафа, чтобы они там дозрели. Мужа предупредила, чтобы бананы не ел и ни в коем случае Гришке не показывал.
Первой мыслью, конечно, было приберечь их до Нового года, но за десять дней они бы точно перезрели, испортились, так что Женя решила, что бананы Грише подарит волшебное дерево.
В тот день она забрала его пораньше, Гришу нужно было отвезти в поликлинику. Перед тем как зайти в сад, она свернула к пруду, и, убедившись, что вокруг никого нет, положила связку спелых уже бананов в сугроб под ничего не ведающий о своих волшебных свойствах клен, припорошила сверху снегом, чтобы не было видно, и со всех ног побежала в садик — боялась, что найдут и украдут.
— Как он сегодня, Татьяна Сергеевна? — Женя задала воспитательнице уже ставший дежурным вопрос.
— Да все так же: играет в своем углу, ни с кем дружить не хочет, ни с кем ничем не делится. Мы сегодня рисовали елку, а он даже Ирочке зеленый карандаш не дал, я уж отнимать не стала.
Женя только вздохнула в ответ.
— Ничего, ничего. — Татьяна Сергеевна опустила руку в карман белого халата, из которого торчала золотая ветка мишуры. Видимо, как раз сегодня наряжали елку. — Сердечко болит у него. Как отболит, все наладится.
Как всегда, Женя запарилась в раздевалке, пока ждала Гришу. Он долго не шел к ней, что-то строил из кубиков в группе, потом одевался, не мог найти шарф, никак не мог попасть ногой в валенок. А Женя все подгоняла его, боялась, как бы не украли бананы.
Когда они дошли до пруда, уже стемнело. Клен стоял по колено в сугробе, и снег под ним блестел в тусклом свете фонаря.
Гриша быстро обнаружил то место, где сугроб лежал неровно, подошел, аккуратно раздвинул варежками снег и застыл. Несколько секунд он стоял как вкопанный, не двигался и, как показалось Жене, даже не дышал. Наконец он нагнулся и выудил из-под снега связку бананов.
— Мама смотри — бананы! — запрыгал Гришка. — Зимой!
— Вот это да! Вот это чудеса!
— Настоящие бананы!
Женя смотрела, как радовался мальчик, и не могла нарадоваться сама, только надеялась, что он не съест все бананы сразу, а растянет удовольствие. В связке было семь штук, если есть по банану в день, то хватит на целую неделю, как раз до Нового года. А там уже елка, Дед Мороз, праздники.
Гриша, словно угадав эти ее мысли, прижал бананы к своей коричневой шубке, которая была ему уже маловата, но достать побольше Женя не смогла, и сказал серьезным тоном:
— Я потом съем.
Они молча шли до трамвайной остановки, и мальчик все бормотал себе под нос.
— Бананы. Зимой. Зимой. Бананы.
Он даже не вспоминал о том, что в поликлинику они ехали не по какому-то хорошему поводу, а чтобы сделать прививку, и что утром из-за этого были скандал и рев.
Трамвай приехал полупустой, и это было удивительно, потому что был самый час пик. Жене удалось сесть — на одно из трех сидений, стоящих в самом конце вагона, около таблички с цифрой «26», примерзшей к заиндевевшему стеклу. «Как в очереди за бананами, только наоборот», — подумала Женя.
Гриша встал рядом. Он стянул с рук варежки, те сразу повисли на резинках, как игрушки на елке, и принялся счищать с банана кожуру. Потом сделал глубокий вдох, зажмурился зачем-то и откусил.
— Так вкусно, мам, — сказал он, открывая глаза. — Какое доброе волшебное дерево. Как оно только нашло бананы зимой.
Женя улыбнулась. Волшебное дерево очень долго стояло в очереди, ответила она про себя, с номером на руке, чуть ноги не отморозило, а потом еще час отогревало их дома у батареи. Но теперь волшебное дерево ужасно радуется.
Гриша тем временем торжественно отдал Жене кожуру и оторвал от связки еще один банан. Ну хорошо, еще один, решила Женя, пусть съест еще один. Останется пять — на пять дней.
— Мам, — вдруг сказал Гриша.
Женя вопросительно посмотрела на сына.
Мальчик замялся, а потом медленно, несмело протянул матери банан.
— Это мне? — Женя не поверила своим глазам.
Гриша молча кивнул, и Жене показалось, что по его лицу пробежало что-то знакомое, ласковое, из той, веселой жизни, до болезни.
Женя хотела воскликнуть, обнять его, расцеловать, но приказала себе ничего этого не делать — чтобы не спугнуть. А банан ей очень хотелось, она их очень любила. К тому же сегодня на работе была комиссия, Женя не успела пообедать и была очень голодна.
— Ешь сам, родной. Это тебе дерево подарило.
— Повезло тебе, мальчик. — В разговор вдруг встряла женщина в сером пальто и вязаной розовой шапке, которая сидела справа от Жени. — Бананы ешь!
Гриша посмотрел на нее, пожал плечами, а потом протянул ей тот банан, от которого только что отказалась Женя.
— Ой, спасибо, — заулыбалась женщина и сверкнула золотыми зубами. Она проворно взяла из Гришиных рук банан и сунула его себе в сумку. — Я своему внуку отдам, он рад будет.
— Хорошо, — кивнул Гриша.
«Ничего хорошего, — мысленно возразила Женя. — Я для тебя в очереди стояла, а не для какого-то незнакомого ребенка. Пусть вот эта бабушка сама попробует бананы достать в декабре!»
Но Гриша ни о чем таком не догадывался. Он взял поредевшую связку и, даже не посмотрев на маму, двинулся вперед по салону трамвая, слегка шатаясь от движения и хватаясь свободной рукой за поручни.
— А вы хотите банан? – спросил он у смурного бородатого мужчины в пыжиковой шапке.
Тот ухмыльнулся.
— Ну, давай.
«Гриша, пожалуйста, не надо, — взмолилась у себя в голове Женя. — Ну, внуку еще куда ни шло, но этому-то зачем? Себе оставь, Гриша, себе!»
Гриша сделал еще несколько шагов.
— А вы? — Он остановился около мамы с девочкой примерно его возраста. — Угощайтесь.
— Ой! — крякнула девочка, не поверив своему счастью.
— Берите, берите. — Гриша всучил каждой из них по банану и пошел дальше.
— А я тоже хочу! — крикнула девочка в серой шапке с пушистыми помпонами, которая сидела через проход.
— Наташа, это неприлично, — одернул ее папа.
— Ничего, ничего, бери! — Гриша оторвал еще один банан. — Этот, правда, еще немного зеленый.
«Последний банан, — изнывала Женина душа. — Гришенька, оставь его себе, пожалуйста!»
Гриша оглянулся и, видимо, не нашел никого достойного последнего банана. У Жени отлегло от сердца.
В этот момент торжественный голос диктора объявил по громкоговорителю: «Черемушкинский рынок. Следующая остановка Улица Вавилова».
Двери трамвая с шипением разъехались. Пыхтя и бубня себе что-то под нос, в салон поднялся старый-престарый дедушка с палочкой. У него был такой замерзший и несчастный вид, что ему сразу же уступили место.
Женя вздохнула. Судьба последнего банана была решена.
— Вот, возьмите, — сказал Гриша старику, положил банан ему на колени, развернулся и направился к маме.
Он шел к ней бодрыми шагами, ее сын, худой мальчик в куцей шубейке, у которого не осталось ни одного банана. Но он улыбался, и Женя улыбалась ему в ответ.