Действующие лица:
ИЗЭНЭМИ — женщина, которая приглашает.
НОБУО — сёгун, преданный человек.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК — старик. Позже — Дух Ветра.
СВИТА
ЖИТЕЛИ САМАРЫ
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК
Эта пьеса — что-то типа:
Японского периода Ван Гога,
Значков анимешника на рюкзаке,
«Малыша» в Нагасаки,
Стихов дауншифтера из средних веков
Или васаби из столовой горчицы.
Эта пьеса — что-то типа сна.
Такое может присниться:
Ему,
Ей,
Мне,
Тебе,
Кому угодно,
Всем.
Такое может присниться, когда:
В комнате сильно натоплено,
Все думали об одном и том же, пока засыпали,
Все болеют одной и той же болезнью,
Скучно, а за окном валит снег.
Я никогда не был в Самаре.
Место действия: Славный город Самара. Время года: осень или зима — холодно.
Картина нулевая. Спойлеры и прочее
Выходит БОСОЙ ЧЕЛОВЕК.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Запад или Восток —
Всюду одна и та же беда.
Ветер равно холодит.
Содрогнись, о холм!
Осенний ветер в поле —
Мой одинокий стон.
Там, где родится поток,
Низко склонилась ива:
Ищет ледник в земле.
Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
Иней её укрыл,
Стелет постель ей ветер…
Брошенное дитя.
Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.
Совсем легла на землю,
Но неизбежно зацветёт
Больная хризантема.
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьёт торопливо
С хризантемы росу.
Ростки озимых взошли.
Славный приют для отшельника —
Деревня среди полей.
Поля по-зимнему глядят.
Лишь кое-где крестьяне бродят,
Собирая листья первых трав.
Путник в дальней стране!
Вернись, тебе покажу я
Истинные цветы.
Дом на славу удался!
На задворках воробьи
Просо радостно клюют.
Вместе с хозяином дома
Слушаю молча вечерний звон.
Падают листья ивы.
Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира
Вишни зацвели в горах.
Зимние дни в одиночестве.
Снова спиной прислонюсь
К столбу посредине хижины.
Это грустная и жестокая история.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК уходит.
Интермедия с главным героем
Выходит НОБУО.
НОБУО: Да будет вам известно, я — странствующий сёгун. Вместе с моей свитой. Вон они, там, танцуют у костра и пытаются согреться. Вместе с моей свитой мы ходим от селения к селению и пытаемся сделать жизнь людей хоть сколько-нибудь сноснее. Обычно это происходит так. Мы входим в город с какой-нибудь песней, которую там особенно любят. Ну, «Любэ» или Скриптонита какого-нибудь. Нам-то всё равно вообще. Я говорю торжественную речь, и все уже в принципе рады, что видят чуваков из такого далека, как мы. Ну, то есть, оттуда. Из столицы. Смотрят так, чтобы запомнить. И, не знаю, потом, может, корчить рожи перед зеркалом. И вот все аплодируют, и затем я поднимаю руку, все умолкают, и я с пафосом спрашиваю: «Ну, чем же мы можем помочь вам?» Ну, с тем посылом, что они и так заебись живут, что типа помощь вообще как бы не нужна, но вдруг мы можем порадовать чем-то. По-братски, типа. И это, там, в Орле каком-нибудь или, там, в Бузулуке условно. Или, вон, только приехали оттуда — Сызрань. Город — сказка.
Ну и все, конечно, нет-нет да и «да». Мол, живём славно, но вот бы порадовать чем себя. Ну и тут я произношу другую пафосную речь, и мы начинаем раздавать деньги.
Красивая сцена. Все тянут руки, давят друг друга. И так, в общем, всегда.
СВИТА изображает давку и какой-то мош.
НОБУО: Да будет вам известно, мне это всё не особо нравится. Но в целом работа как работа. Но тут вот какая штука. Список городов нам всегда присылают только за неделю. Ну, чтобы людям сюрприз сделать. И есть такое правило. Блядь, я не думал, что это так скоро случится. Сука.
В общем, так заведено, что как только ты наносишь визит в качестве сёгуна — это я сейчас — в свой родной город, откуда тебя однажды забрала Великая Свита. Ну вот эта шпана, что пытается согреться у костра. Как только ты добираешься домой, ты должен остаться там навсегда и следить за тем, чтобы жители славного города и дальше радовались жизни. И вот завтра я буду дома. В Самаре. И, кажется, я совсем не помню её. Самару и свою прошлую жизнь. Лишь какой-то силуэт и странное имя: Изэнэми. И больше ничего. Но я вспомню. Я вспомню, хотя я совсем этого не хочу. Эта ностальгия. Чтоб её нахер, нахер.
Ну это я так вам рассказал, чтобы вы врубились. Это называется интермедия. Это не ваш уровень английского, это такое как бы пояснение. То есть, это всё как бы чисто для вас специально. То есть, я на самом деле это всё про себя говорю. Хотя зачем это говорить, если я и так всё знаю. Я так долго об этом не рассуждаю. Просто думаю. Сука, ну за что. За что, сука? Вообще нам положено говорить стихами, ну или чем-то подобным. Но из трёх слов не сделать хокку. Особенно если это слова: «Самара», «сука», «блядь». Порядок произвольный.
Картина первая. У колодца
НОБУО садится на край обрыва, поодаль горит яркий костёр возле заброшенного колодца. Сзади видны пляшущие фигуры СВИТЫ.
НОБУО:
Прошёл я много км,
Прежде чем вновь увидеть дом,
Который ни хрена не видно.
Тёмное небо.
Падают сверху на поднятый лоб
Снежинки и звёзды.
Внизу тянется дорога:
Белые огни вперемежку с красными.
Отсюда — красиво.
Вечер. Двор.
Сугробы, ледяная корка на асфальте.
Протяжный лязг лопаты.
Иду домой. Темень.
Сугробы — по обе руки. Без шапки.
Мороз — в темя.
Замёрзли уши,
Это странное слово «промозглый»,
И руки закоченели.
И мысли сбиваются.
Лишь бы стало теплее.
На душе.
Хоть кто бы сказал раньше,
Что возвращаться сложнее,
Чем уходить.
А так всё.
Возвращаться — плохая примета.
Не более.
И менее, чем через ночь.
Я — там.
Точнее — здесь.
Дома.
Привет, Самара!
И там,
Точнее, здесь,
Изэнэми.
Из сна приходит
Еженощно она —
Не видать лица.
Она или нет?
Рассмотреть уже много ночей
Не удаётся.
Под капюшоном
Скрыто лицо её, точно её,
Но какое?
Как только приближаюсь,
Её уж нет.
И только ветер свищет.
И свист этот
Складывается в слова,
В нечто вроде
Весёлой шутки
Или детской загадки.
Что выберешь —
Реку, бегущую вниз,
Или дерево, растущее вверх?
Откуда-то слышен смех. НОБУО озирается.
НОБУО:
И ветер, который беспрестанно свищет,
Словно говорит мне:
Это не она.
Это не она.
Ты обознался.
Это не она.
Это женщина-единорог.
Это не она.
Её уже давно нет.
И каждую ночь
Я просыпаюсь в зарю
И иду дальше.
И это единственное, что…
Подходит КТО-ТО ИЗ СВИТЫ.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ты что, брат, уснул?
НОБУО оборачивается.
НОБУО: Чего?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ты уснул, что ли?
НОБУО: С чего ты взял?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Да вот, сидишь неподвижно. Бормочешь что-то, словно видишь какой-то сон. Кошмар, там, или наоборот.
НОБУО: Да нет, ничего. Просто. Да что-то. Вид такой отсюда.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ (смотрит туда же, куда смотрит Нобуо): Вид? Не видно ж ни черта. Только шоссе освещено, и вон там что-то в центре. Памятник или какой-нибудь дом культуры. А так. Темень какая.
НОБУО: Вот в том и дело. Я смотрю на свой родной город, а его как будто нет. Понимаешь? А вдруг он делся куда? Меня давно тут не было.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Самара? Да куда она денется? (Задумывается). Да не, не так давно какой-то матч смотрел по телеку. Там «Крылья Советов» играли. И комментатор говорит какую-то штамповую муру типа: игра состоится при любой погоде. И потом так добавляет: даже в минус пятнадцать, в Самаре. И я тогда подумал.
Зачем им это вообще нужно? Ну, типа, футбол зимой. Трава зимой. Это же, ну, просто… Как это?
НОБУО: Сюр?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Да не. У нас такое слово есть красивое. Как бишь его?
НОБУО: У кого у нас?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Кароси! Точно, кароси. Знаешь?
НОБУО: Это же типа когда люди умирают от переработки или вроде того. В Японии.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Вот именно. От переработки. Это типа как — сгорел на работе. Вот и они так же.
НОБУО: Кто?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Да футболисты из «Крыльев Советов». Вот ты прикинь какая у них работа. В минус пятнадцать два часа мяч пинать.
НОБУО: Да уж.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: И ведь они бегают в шортах там. А холодно пиздец ж, да?
НОБУО: Ну да.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ну вот. Там и заболеть влёгкую. Или просто депрессию словить.
НОБУО: Чего?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ну, депрессию. Вот ты футболист «Крыльев Советов». Какой-нибудь простой самарский парень. Ну или простой конголезский. Знаешь — Конго? Жителей Конго называют конголезцами. Красиво. Ну вот. Ты, предположим, простой конголезец и играешь в Самаре в футбол в минус пятнадцать. И вроде бы всё ОК, всё логично. Глобализация и всё такое. Но ты вдруг задумываешься: я что, совсем долбоёб, чтобы играть в футбол в минус пятнадцать? Так далеко от дома. Там река Конго, а тут — река Волга. И всё вокруг такое серое. И едва ли я попаду в премьер-лигу на будущий сезон. И такая тоска берёт.
Ну ты понял. И тут ну реально мощное может быть потрясение, хотя ты самый простой парень из Конго, который любит пинать мяч.
НОБУО: Да. Я как-то об этом не думал.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ну, конечно. У тебя заботы есть и поважнее.
НОБУО: Какие, например?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ну, как. Ты же дома почти. Я вот дом уже лет пятнадцать не видел. А ты вот уже на пороге почти. Табличка вон уже эта белая маячит.
НОБУО: Ну да.
Пауза.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Она мне часто мерещится или снится. Не знаю.
НОБУО: Кто?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Табличка эта. Вижу её просто, ну, типа, когда глаза закрываю. И знаешь, какое-то такое странное чувство. Типа я не понимаю, приближается эта табличка или отдаляется. То есть, я не врубаюсь, в какую сторону двигаюсь. Вперёд или назад. К ней или от неё. Понимаешь? И вот потом я думаю: надо сконцентрироваться и понять, куда же я всё-таки двигаюсь. Я закрываю глаза, делаю вдох и пытаюсь вслушаться в пространство. И всё равно ничего не понимаю. Несусь куда-то, но вот куда — не понимаю. Это, знаешь, типа как лошадь в таком маленьком фургоне.
НОБУО: Какая лошадь? В каком фургоне? Ничего не понимаю.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Да не знаю какая лошадь. Неважно. Просто лошадь, которую везут куда-то в таком специальном лошадином прицепе. Понял?
НОБУО: Ну.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: И вот она несётся в этой маленькой комнатке со огромной скоростью, и ведь это страшно. Из-за шума, из-за того, что темно, из-за того, что эти стенки такие хлипкие. И вот я прям ощущаю себя этой лошадью. Ощущаю, как мне страшно, как я гажу под себя и думаю, что как выйду из этой клетки, дам этому гандону, что меня запер, в зубы и убегу как можно дальше ко всем чертям.
НОБУО: И к чему это всё?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Да это просто, знаешь, мысли вслух. А про что мы говорили?
НОБУО: Про то, что ни хрена не видно, про белые таблички. И ты сказал…
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Да-да! Это так пугающе. Знаешь, что самое пугающее? Вот я представляю, что двигаюсь в сторону таблички — страшно, от неё — тоже страшно. И получается, что двигаться вообще страшно. Но нельзя же не двигаться. Так?
НОБУО: Да, так. Наверное, так.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Нам же с самого вот такого возраста говорят: жизнь есть путь. И так далее. И тогда нужно обязательно куда-то идти, так? Нельзя, получается, просто остановиться, сесть или лечь и совсем ничего не делать.
НОБУО: Дзен — в пути.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Вот-вот.
Пауза.
НОБУО: А что на твоей табличке-то написано?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Тюмень. А на твоей?
НОБУО: Самара.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: А ну да, точно. Не видно её что-то ни хрена. Ладно, я пойду. Тебе есть о чём подумать.
Пауза. Оба не двигаются с места.
НОБУО: А ты о чём бы думал?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Когда?
НОБУО: Если бы стоял на холме и смотрел на свой родной город, а его было бы не видно.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Честно?
НОБУО: Да.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Я не знаю.
НОБУО: Вот и я тоже не знаю.
Пауза.
НОБУО: Здесь холодно. Пойдём к остальным?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Д-да, пойдём. А что за женщина-единорог-то?
НОБУО: Женщина-единорог?
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Ну да. Ты бормотал что-то. Я ещё подумал, что это, наверное, что-то очень красивое. Средневековое такое.
НОБУО: Да просто. Не знаю. Это типа сна. Я давно его вижу.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Значит, она тебе нужна.
НОБУО: Сон или воспоминание. Не знаю.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ уходит. НОБУО остаётся один.
НОБУО:
Сон или воспоминание.
Если сон — страшно,
И если воспоминание — страшно.
Привет, Самара.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ подходит к костру, где стоит остальная СВИТА и закусывает. СВИТА исполняет Танец Согревания. Ведь на улице зима или осень — холодно. А Танец — под песню.
СВИТА:
Издалека долго течёт река Волга,
Течёт река Волга, конца и края нет.
Среди хлебов спелых, среди снегов белых
Течёт моя Волга, а мне семнадцать лет.
НОБУО подходит и вопросительно смотрит на СВИТУ. Та прерывается.
СВИТА:
Тренируемся, брат.
Да и песня ничего, распевная.
Как хочется водки.
Или чтобы кто-то обнял.
НОБУО: Давайте согреемся.
НОБУО и СВИТА исполняют Танец Согревания.
НОБУО (Песня Согревания):
Высокий костёр
Горит мёрзлыми дровами,
Которые были высокими елями
С тяжелыми от снега лапами.
Голая-мокрая земля открывает заспанные глаза
От яркого света, от тепла, от топота ног.
И многоэтажный дым тянется к пропасти,
Где лежит Славный город Самара.
Спускается дым, виднеется огонь.
И мы танцуем, чтобы согреться.
И не хватит высоких елей, чтобы растопить эту зиму или осень.
Не хватит и углей, что так быстро остывают.
И потому как не хватает дров,
Мы исполняем этот танец,
Который похож:
На притопывания на остановке, пока ждёшь маршрутку,
На прыжки через костёр из детских сказок,
На красные лица скоморохов и продавщиц в «Пятёрочке»,
На ржавый золотой самовар,
На стоптанные валенки и соль на ботинках,
На крепкий чай с лимоном и водкой.
Это такой нескладный танец,
Который зовётся Танцем Согревания.
НОБУО отстраняется от СВИТЫ и смотрит вниз, на город.
НОБУО:
Добрые самаритяне.
Они никогда не делали зла,
Потому что не было смысла,
Ведь отсюда не выбраться.
Все здесь равны и одинаковы.
И не делают зла, потому что это не поможет.
Здесь есть всё.
Длинная река,
Такая, что этим можно гордиться.
Лада Приора,
Лада Гранта
И ещё какая-то особенно уродливая Лада.
Как её? Не помню.
И внутри — разбавленный девяносто второй.
И так далее.
Крылья Советов,
Что вечно играют под светом софитов с Ярославским Шинником на искусственном газоне в минус пятнадцать.
И на стадионе так холодно, что мгновенно остывает чай из бидона, так что проще пить водку.
Ларгус — вспомнил! Лада Ларгус.
И ещё есть Юнгородок,
Город моей Юности,
И там даже есть метро.
Отсюда не выбраться,
А если получилось сбежать,
То Самара навсегда с тобой.
Самара никуда не денется.
Она прямо вот здесь.
Бьётся и греет.
Лишь изредка.
Её не залить колой и крафтовым пивом.
Её не зажрать майонезными роллами.
Её не выбить на андеграундном моше.
Её не выдуть через айкос.
С ней ничего не сделать.
Самара навсегда здесь.
Самара навсегда.
И это — фраза для финала.
Или она вообще не отсюда,
Но так уже вышло, что это и есть конец,
И эта фраза здесь.
Здесь.
И потому нет ничего такого в том, что я вот-вот вернусь домой.
Взгляну на длинную реку и испытаю гордость.
Возьму яндекс-такси и прокачусь на Ладе
Любой абсолютно модели.
Послушаю радио.
А таксист скажет:
Не по погоде ты чё-то оделся, долбоёб.
И приду к маме, которая подумает то же самое,
Но скажет: я рада, что ты приехал.
В этом ничего такого нет.
Ведь это всегда есть со мной, где бы я ни был.
Опускается ночь. Гаснет большой костёр. На него показывают пальцами ЖИТЕЛИ САМАРЫ, которые выходят на мороз из всяких баров, «рюмок» и торговых центров.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Вот это огонь.
А завтра у нас будет праздник,
И мы наконец будем счастливы.
Славный город Самара готовится принять гостей из столицы, как может.
Картина вторая. Славный город Самара.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ стоят на площади и что-то молча пьют из кружек. Где-то поодаль виднеется фигура БОСОГО ЧЕЛОВЕКА. Вдалеке раздается ропот. Люди приходят в волнение. По толпе проходит лишь одно слово: едут.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Едут, едут, едут.
Уже почти приехали. Да. Едут.
А мы что же?
Стоим тут, пьём что-то из кружек, и даже не подготовили ничего.
Что надо, то и пьем.
А что надо было готовить?
Ну, песню, там. Мы же умеем.
Мы живём впроголодь, страдаем, не смеёмся уже столько лет, потому что —
Знаем, знаем.
Ну вот, и мы ещё должны радоваться? Песни петь? Хули тут веселиться?
И то верно.
Да правда-то правда. А вот неловко будет.
Приедут, спросят: а чего рожи такие кислые? А мы чо?
Да вот ничо. Так и скажем.
Кислые, потому что ты совсем не ту девку поимел, бро.
Это если он приедет, а может кто еще?
Кто еще?
Он один и есть.
Откуда вы знаете-то?
Старик нам сказал.
Как он сказал?
Все хором.
Вернётся путник,
Принесёт иголки дикой хвои
С собою в волосах.
Красиво всё-таки.
Да, красиво.
А что это значит?
То и значит, что он вернётся.
Ну и что? Ну вернётся, а с чего вы взяли, что станет лучше?
Да как же иначе?
Да, куда уж хуже?
ЖИТЕЛИ САМАРЫ чокаются жестяными кружками.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Едут, едут.
Ну что, вот оно и наше счастье.
Какое бы ни было — другого нам не видать.
В город въезжает СВИТА. СВИТА движется единой процессией, которую возглавляет НОБУО. Он улыбается и кивает. Процессия доходит до центральной площади города, на которой стоит Памятник Вениамину Куйбышеву. СВИТА исполняет Танец Посещения под аккомпанемент любимой всеми здесь песни. Здесь это не «Любэ» и даже не Скриптонит.
СВИТА:
Здесь мой причал, и здесь мои друзья —
Всё без чего на свете жить нельзя.
С далеких плёсов в звёздной тишине
Другой мальчишка подпевает мне.
Издалека долго течёт река Волга,
Течёт река Волга, конца и края нет.
Среди хлебов спелых, среди снегов белых
Течёт моя Волга, а мне семнадцать лет.
НОБУО и СВИТА (Песня Посещения):
Мы прошли многие км,
Чтобы добраться до вас, жители Самары.
Нет больше такого богатого и счастливого края.
И вы можете поверить нам, ведь мы видели много.
Прошли многие км.
И вот мы здесь.
Какой тёплый приём, и в такой мороз.
Как тепло от ваших улыбок, от вашего смеха.
И нам так хочется петь и танцевать.
Нам так хочется устроить вам —
Нет, не праздник —
Настоящее торжество.
Поэтому мы дарим вам:
Торжество духа,
Торжество морали,
Торжество любви,
Торжество милосердия,
Торжество справедливости.
И немного денег.
Всё это для вас, Жители Славного города Самара.
СВИТА:
Сказала мать: бывает всё, сынок.
Быть может, ты устанешь от дорог.
Когда придёшь домой в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти.
Издалека долго течёт река Волга,
Течёт река Волга, конца и края нет.
Среди хлебов спелых, среди снегов белых
Течёт моя Волга, а мне семнадцать лет.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ нехотя всё же подпевают, хотя стараются стоять отстраненно.
НОБУО отделяется от СВИТЫ. Он выходит на площадь прямо к памятнику Вениамину Куйбышеву. ЖИТЕЛИ САМАРЫ отводят глаза. Никто не улыбается, и даже жестяными кружками уже никто не чокается.
НОБУО: Помните ли вы меня, добрые самаритяне?
Пауза. Никто не отвечает.
НОБУО: Я — сёгун Нобуо. Когда-то я покинул свой отчий дом и отправился в Великий Путь.
Пауза.
НОБУО: Я обошёл много земель, я видел множество людей. Счастливых и добродушных, но нигде меня не встречали такими светящимися лицами, как здесь. Как счастливо вы живёте здесь. И всё же я должен спросить вас. Можем ли мы, я и моя свита, сделать что-то для вас от имени великого государя?
Пауза.
НОБУО: Да-да, не все сразу. Давайте выберем одного самого достойного и уважаемого человека в вашем селении. Кто самый достойный из вас, добрые самаритяне?
Пауза.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Пусть старик с ним базарит.
Да, где он?
Эй, старик.
Слышь, старик.
Поговори, пожалста.
На площадь выходит БОСОЙ ЧЕЛОВЕК.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Я буду говорить с тобой от имени жителей Самары, сёгун Нобуо.
НОБУО: О, ты говоришь. Я уж думал, мой язык им не понятен.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Слышь, в сраку пошёл, гондон.
Совсем охренел.
НОБУО оборачивается.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Покидая дом,
Запомни запах кухни и половиц.
Вспоминай чаще.
Он ни черта не помнит. Совсем.
Обращаясь к НОБУО.
Не суди их строго, сёгун. Тут многое изменилось с тех пор, как ты покинул нас.
НОБУО: Я заметил это, старик. Но что же случилось?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК рассказывает, что случилось, пока НОБУО не было.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Когда-то Самара была славным городом. Здесь жили добрые простосердечные люди. Они были такими добрыми и простосердечными, что они вошли в нарратив. Про них так и говорили: добрые самаритяне и самаритянки.
И это было правдой. Я прослышал об этом чудном крае и приехал сюда со своей дочерью. Я хотел, чтобы она росла… Как это говорится?
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: В нетоксичном бэкграунде.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Вот-вот. И поэтому мы переехали сюда с дочерью. Мою дочь звали Изэнэми. Это означает: женщина, которая приглашает. Просто такое имя, ничего особенного. У каждого же имя что-то значит. Но она ещё не была женщиной.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Ха, а теперь что?
Уж она наприглашала будь здоров.
Ты тоже, конечно, молодец — так дочь назвать.
Как говорится.
Как корабль назовёшь…
А вы знали, что в Англии корабль — это ши?
Шип, а не ши, дебил.
Да не, в смысле, женского рода. Хи-ши-ит. Понял?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И здесь мы обрели свой дом. Мы жили уединенно. Я ходил на реку и ловил рыбу, а Изэнэми носила её на продажу на рынок.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
На Губернский рынок.
Который на Агибалова.
Рейтинг 4,2.
Все есть! Выбор хороший! Ну и качество соответственно.
Чисто, удобно, даже для инвалидов все предусмотрено.
Купила шампунь за 199 р. и дезодорант за 149 р. А так очень хороший рынок, отличный выбор продуктов, фруктов и мяса.
Запах испорченного мяса витает по всему помещению, очень грустно…
Хороший запах приправ. Все очень дешево.
Это, пожалуй, самое дорогое место для торговли, красный и белый лук стоит 200 рублей.
Был там пару раз, никому не советую. Типичный рузкий рынок.
Нууф. Был лучше. Дорого все ппц.
Есть павильон с вкусной и вредной выпечкой, в 6:00 спасает меня от голода.
Когда-то это была почти что Мекка.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Я говорил Изэнэми, чтобы она не привлекала внимания и возвращалась, как только удавалось продать улов. Так было безопаснее. Мы хорошо знали людей. И всё было хорошо, пока люди не стали замечать её.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
О, прекрасная Изэнэми.
Наши девчонки, конечно, тоже ничего себе, но эта…
Я из-за неё начал есть воблу. Не потому что она как вобла, а потому что она её продавала.
У неё всегда было такое лицо, будто мыслями она где-то не здесь. И стоит ей сказать, типа: девушка, две воблы заверните, как она смотрит на тебя и так улыбается.
Да, и жена спрашивает. Вот на хер тебя на рынок посылать — всё рыбу тащишь.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И ею становились одержимы в любом месте, куда бы мы ни приезжали прежде, но в Самаре жили добрые люди, которые не мыслили зла. И я решил, что это — хорошие люди. Я стал чаще отпускать Изэнэми на рынок. Ей нравилось там. Она смотрела за тем, как они живут. Ей было интересно. Она говорила мне, чтобы я не думал о них так плохо. Что они лучше. И могут быть ещё лучше. Она общалась, росла. Ей было это нужно. Да и всё-таки я — не самая приятная компания.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Это уж точно.
Ты такой нудный, жесть.
Да, сдохнуть хочется, пока ты что-нибудь договоришь.
Но стихи хорошие.
Да, красивые.
Хоть и непонятные.
А не всё понимать надо, понял?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Изэнэми стала чаще бывать в городе и дольше оставаться там. Однажды ей сказали… Что вы ей сказали?
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Мы сказали: однажды ты придёшь к нам насовсем, забудешь о своем старом отце-пердуне и будешь править нами, прекрасная Изэнэми!
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Так и сказали?
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Ага.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И я стал следить за ней.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: У-у-у.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И я узнал, что Изэнэми стала проводить много времени с юношей, который водил её к заброшенному колодцу. О том колодце ходили слухи, будто в нём покоятся души многих обманутых девушек.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Он лишил их чести называться самаритянками.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну, можно и так сказать. Юноша водил их к колодцу. Он много говорил всяких слов. Это был ты, сёгун. Тогда ты лишь грезил о том, чтобы присоединиться к Свите и отправиться в Великий Путь. Тогда ты был лишь обычным самарским юношей. Ты помнишь, что говорил тем девушкам?
НОБУО:
Вся прошедшая жизнь,
Словно лес в туманное утро —
Рисуется и ускользает.
СВИТА:
Жизнь есть путь,
А память — лишь фонарик на айфоне.
Много ли помнит он?
НОБУО:
Юность — минувшее время,
Но грусть, оставленная ею,
Со мной навеки.
СВИТА:
Туман забвенья
Застилает тревоги юности.
Любовь.
НОБУО:
Любовь.
Любовь.
Любовь.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Чо они несут?
Это, типа, он не помнит?
Я ни хрена не понял — он помнит наших дочерей или нет?
СВИТА: Каких дочерей?
НОБУО: Блин, я вообще их не помню. Какие-то тёлки? Мёртвые к тому же. Я же никого не убивал.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Сёгун, чтобы ты мог всё вспомнить, мы позовём их. Мы споём их любимую песню.
СВИТА: Каких ещё дочерей? У нас обет. Эй!
ЖИТЕЛИ САМАРЫ поют любимую песню Мёртвых девушек.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Платок тонет и не тонет,
Потихонечку плывет,
Милый любит и не любит,
Только времечко ведет.
Ах, Самара-городок, беспокойная я,
Беспокойная я, еспокой ты меня!
Я росла и расцветала
До семнадцати годов,
А с семнадцати годов
Крушит девушку любовь.
Ах, Самара-городок, беспокойная я,
Беспокойная я, еспокой ты меня!
Появляется ХОР МЕРТВЫХ ДЕВУШЕК, который вновь и вновь поёт припев.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Здравствуйте, наши мёртвые дочери.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: Здравствуй, Нобуо. Давненько мы не виделись.
СВИТА: Ну всё, пиздец.
Всё оставшееся время СВИТА смотрит на ХОР МЕРТВЫХ ДЕВУШЕК, не отрываясь. НОБУО с ужасом смотрит на Мёртвых Девушек и кивает.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Вы помните, что говорил вам Нобуо?
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
Конечно, помним.
Он говорил.
Нужно бежать.
Куда угодно прочь.
Здесь нельзя оставаться.
Там лучшее, чем здесь.
Там — хорошо, здесь — плохо.
Там — хорошо, здесь — плохо.
И так далее.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И потом ты загадывал им загадку, сёгун. Ты помнишь её?
НОБУО: Я вспоминаю. Это такая простая загадка без правильного ответа.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: У всего есть правильный ответ, сёгун.
НОБУО: Мне однажды загадал её какой-то странствующий старик.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Кто бы это мог быть?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И в чём же была загадка?
НОБУО: Она — о дереве и реке.
Откуда-то слышен смех. Все озираются по сторонам.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Что загадывал вам Нобуо?
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
Он спрашивал,
Кем бы ты хотела быть:
Рекой, бегущей вниз, или деревом, растущим вверх?
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: А когда ты трахал их, до или после загадки?
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: До.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И что вы отвечали?
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: Мы отвечали: рекой, бегущей вниз. А он говорил…
НОБУО: И я говорил — тогда вам нужно бежать отсюда.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
И мы спрашивали:
А ты, Нобуо?
Кем бы ты хотел быть?
НОБУО:
И я отвечал:
Рекой, что бежит вниз.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И что потом?
НОБУО:
И я говорил —
Как жаль, но нам не суждено быть вместе.
Ведь не могут ужиться две реки.
Нет в нас гармонии.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
И мы спрашивали —
А что же тогда делать нам?
НОБУО:
И я отвечал —
Бегите прочь.
Без меня.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
И тогда мёртвые девушки, которые тогда были ещё не мёртвыми, понимали, что ты обманул их, Нобуо, что ты лишь воспользовался ими, что ты просто лишил их чести называться самаритянками, что ты — всего лишь скучный губернский балабол.
И тогда мёртвые девушки, которые тогда были уже почти мёртвыми, бросались на тебя, но ты сбегал. И тогда мёртвые девушки оставались одни и умирали. Многие до сих пор покоятся в том заброшенном колодце, другие покинули Самару, но не ушли далеко, ведь рядом только Бузулук и Сызрань.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
Милый спрашивал любови,
Я не знала, что сказать,
Молода, любви не знала,
Ну и жалко отказать.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК и ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Ах, Самара-городок, беспокойная я,
Беспокойная я, eспокой ты меня!
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
И обо всём этом знала прекрасная Изэнэми. И она хотела проучить Нобуо. То было в преддверии Дня Посещения.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Ровно как сейчас.
Погоды такие стояли.
Какие?
Ну какие — такие же, говённые погоды.
Снег, слякоть, и этот ветер всё дул и дул.
Ветер здесь всегда.
Да, всегда.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И Жители Самары находились в предвкушении праздника.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Как и сегодня.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Все толкались у рынка, торговались и смеялись. Изэнэми продавала выловленную рыбу.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Всё как вчера.
Я всю ночь проворочалась — не могла уснуть, думала.
О чём?
О судьбе, о нашем пути, о том, что, наверное, в этом всём нет никакого смысла.
И чо?
Я каждый день об этом думаю.
Тоже мне, Симона де Бовуар.
Кто?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И ты увидел Изэнэми, сёгун. Ты никогда не видел кого-то более прекрасного. И ты пожалел, что так много растратил своей любви на каких-то уже мёртвых шлюх.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Воу-воу.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК Полегче, старик.
НОБУО: Я смотрел за её движениями. Они были какими-то… Не знаю, животными, дикими. Она ходила вдоль торговых рядов, и ей улыбались, дарили цветы. Она была какой-то нездешней. И я подумал. Она такая же, как я. Ей тоже не место здесь.
Я говорил это каждой из них, и потом они умирали или уходили. Они не могли жить где-то там, потому что они здешние. Ну, то есть, они должны оставаться здесь, таков их удел. Правильно?
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
Милый скажет: «До свиданья»,
Сердце вскинется огнем —
И тоскует, и томится
Всё о том же, все о нем.
НОБУО: Это их путь. Ведь может путь заключаться в том, чтобы оставаться на месте, так?
СВИТА подходит к ХОРУ МЕРТВЫХ ДЕВУШЕК.
СВИТА:
Сказала мать: бывает всё, сынок.
Быть может, ты устанешь от дорог.
Когда придёшь домой в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти.
НОБУО: Они обычные здешние шлюшки, и мне так не хватало кого-то, кто мог бы понять меня.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
А с семнадцати годов
Крушит девушку любовь.
НОБУО: Кто тоже совсем не здешний, кто — тамошний.
СВИТА:
Течёт моя Волга, а мне семнадцать лет.
НОБУО:
Кому не нужно здесь, но нужно там. И я смотрю на её прекрасное нездешнее лицо, на её дикие движения и туманные глаза, и я понимаю: она — такая же, она — со мной.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: И он подходит к ней. И он говорит…
НОБУО: Печаль идёт твоим глазам. Хотя я просто подумал: у тебя красивое лицо.
Из колодца появляется фигура, облачённая в капюшон. Никому не видно её лица.
Картина третья. Женщина-единорог.
Появляется ИЗЭНЭМИ.
Интермедия
ИЗЭНЭМИ: Да будет вам известно, моё имя — Изэнэми. Это означает: женщина, которая приглашает. Ну да, имя, конечно — жесть. Будто сразу дочь Анжелой назвать. Вот чего ты хотел? Кто, ты думал, вырастет с таким именем? Ну ладно. Вообще я давно ждала этого дня, потому что без этого не могла куда-то деться из колодца. А там так темно. Это такая дыра. Ну, в общем, этот день наконец настал. Тут какое-то волшебство, конечно. Ну это как раз не удивительно. А удивительно то, что я как-то не особо рада. Хотя он всё так же красив. Жесть. Ну почему он такой красивый?
ЖИТЕЛИ САМАРЫ, ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК и СВИТА: Это Изэнэми!
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Здравствуй, дочь моя. Как я счастлив!
НОБУО подходит к ИЗЭНЭМИ.
НОБУО: И ты сказала.
ИЗЭНЭМИ: И я сказала. Ты — Нобуо? Тот, кто лишает чести и обрекает на страдания?
НОБУО: Да, так меня зовут. Моё имя означает «преданный человек».
ИЗЭНЭМИ: Кому-то или кем-то?
НОБУО: Судьба моя такова, что обычно предают меня, и всё же я остаюсь преданным. А как твоё имя?
ИЗЭНЭМИ: Моё имя — Изэнэми. Это означает «женщина, которая приглашает».
НОБУО: На счастье или на страдание?
ИЗЭНЭМИ: Я редко задерживаюсь на одном месте, посему мне некого спросить.
НОБУО: Я вижу, что твоё место не здесь.
ИЗЭНЭМИ: Ты всем это говоришь, Нобуо.
НОБУО: Я часто ищу близких себе. И часто ошибаюсь.
ИЗЭНЭМИ: Это ты — тот человек, кто лишает чести и обрекает на страдания?
НОБУО: Да, это я.
ИЗЭНЭМИ: Отведи меня туда, куда ты всех их водишь.
Пауза.
ИЗЭНЭМИ:
И он отвёл меня к колодцу на том холме.
Всем привет-привет.
И там было сыро и пугающе.
И дальше я сказала.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: Она сказала.
ИЗЭНЭМИ: Я сказала.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: Мы слышали, как она сказала.
ИЗЭНЭМИ: Я сказала.
НОБУО: И она сказала.
СВИТА: Да что она сказала-то?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК: Она сказала, что.
ИЗЭНЭМИ:
Да я особо ничего не сказала.
Он был красив, и мне было скучно.
Я хотела проучить его, но как-то передумала.
Я сказала.
Обычно это так делается?
И разделась.
Стояла нагая перед ним.
Покачивала бёдрами и ключицами.
Я могу показать.
ВСЕ ВМЕСТЕ: Не надо.
НОБУО:
И я сказал.
Раньше такого не было.
ИЗЭНЭМИ:
И что ты сделал?
Ты точно помнишь, что ты сделал.
И ты подошёл ко мне.
НОБУО:
Всё её тело было каким-то диким.
В морщинках и небольших волосках.
Я дрогнул, будто у меня этого вообще раньше не было.
ИЗЭНЭМИ: Ты подошёл ко мне, нагнулся к моим ногам.
НОБУО:
Она стояла на мёрзлой земле.
Её кожа была в мурашках.
ИЗЭНЭМИ:
И ты поднял мою одежду.
Ты смотрел на меня и куда-то мимо.
И ты сказал.
НОБУО: Раньше такого не было.
ИЗЭНЭМИ:
И потом бросил мою одежду в колодец.
И ты сказал.
НОБУО:
И я ничего не сказал.
Когда она вдруг оказалась передо мной,
Голая, дикая и сильная,
Я понял, что мне некуда бежать,
И то, чем я жил всё это время,
Побегом и Путем,
Всё это пошатнулось,
Пока она покручивала своими бёдрами и ключицами.
Не надо.
Всё затряслось.
Я никуда не уеду, я никуда не уеду.
Я останусь здесь.
И никогда мне не бывать там.
Никогда я не стану тем, кем должен стать там.
Я стану лишь кем-то здесь.
А быть кем-то здесь — всё равно, что вообще не быть.
Это не быть даже чем-то.
Здесь — это вообще ничто;
А я хотел быть рекой, бегущей вниз.
И она тоже хотела быть рекой, бегущей вниз.
И в этом нет гармонии.
А я понял, что если я с ней — быть мне деревом, что растёт вверх в скучной Самаре.
Растёт всё выше, возвышается над сугробами, свалками и многоэтажками.
Возвышается и смотрит завистливо в даль.
И это гармония?
И я обречён быть таким?
А я — река.
Вот типа этой, длинной,
Такой, что этим можно гордиться.
И я даже лучшая река.
Я — горный поток,
Хотя тут и совсем нет никаких гор.
Я — поток, который несётся, волочит деревья с корнями, валуны с обрыва,
Рушится водопадом и снова бежит.
Я — поток.
И потому я не мог вот так вдруг остаться при ней.
В этой Самаре.
И я убежал от неё и больше не возвращался.
ИЗЭНЭМИ:
И пока ты не возвращался, тут было вот что.
Я осталась одна.
Посередине того холма.
И я рыдала.
Я заглядывала в колодец, и оттуда я тоже слышала рыдания
или смех.
Этого было не отличить.
И я поняла, что это плач или смех тех мёртвых девушек.
И я поняла, что и они тоже не знают, смешно это всё или грустно.
И я перестала рыдать и начала смеяться
Навзрыд.
Я перегнулась через колодец и крикнула в эту холодную тьму.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: Она крикнула.
ИЗЭНЭМИ:
Ловите, мне не жалко!
Носите, чур, по очереди.
И смотрите не износите до дыр —
Когда я вернусь, я хочу, чтобы моя одежда была целой,
Как я.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
И мы перестали рыдать,
Если мы вообще рыдали, и начали смеяться.
И мы смеялись и смеялись.
ИЗЭНЭМИ: И я смеялась вместе с ними.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ: И они смеялись.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: И мы кричали ей.
ИЗЭНЭМИ: Они кричали.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
Возвращайся к нам, прекрасная Изэнэми.
Когда придёт время, ты вернёшься и будешь править нами здесь, в этой тёмной холодной бесконечной дыре.
ИЗЭНЭМИ: И я смеялась. И они смеялись.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Их смех разносился повсюду.
И некуда было деться.
Как сейчас.
ИЗЭНЭМИ:
И я сказала, что незачем возвращаться,
Ведь я и так с вами.
И они запели.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК:
Ах, Самара-городок, беспокойная я,
Беспокойная я, eспокой ты меня!
Понапрасну небо ясно,
Одна звездочка горит.
Понапрасну милых много,
Об одном сердце болит.
ХОР МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК и ИЗЭНЭМИ:
Ах, Самара-городок, беспокойная я,
Беспокойная я, eспокой ты меня!
Милый скажет: «До свиданья»,
Сердце вскинется огнем —
И тоскует и томится
Всё о том же, все о нем.
Ах, Самара-городок, беспокойная я,
Беспокойная я, eспокой ты меня!
ИЗЭНЭМИ:
И я побежала.
Я пела, и смеялась, и неслась вниз с холма.
Я летела с него, я неслась всё быстрее.
Холм отбрыкивался и улетал из-под моих ног.
Вот-вот упаду кубарем и понесусь.
И острые голые ветки будут разрывать мне кожу.
Огромные валуны будут ломать мне кости.
И я несусь с холма, словно горная река.
Мощным потоком вниз.
И я воссоединюсь с землёй.
И вот-вот я прилечу к этой площади,
Растерзанная, сломанная, нагая.
И вот они услышали мой смех.
И они окружили моё тело и долго оплакивали его.
Оплакивали мёртвых своих дочерей,
Оплакивали себя, несчастных и равнодушных.
Оплакивали его, красивого, как Аполлон или любой другой бог.
И однажды он вернулся домой, и они не вспомнили его.
Они приняли его, как положено, улыбались, благодарили.
А потом ели роллы «Филадельфия» и запивали колой, а он пошёл дальше.
И то была бы — хорошая самарская история.
Но это — плохая самарская история.
И вышло всё иначе.
А всё потому.
ИЗЭНЭМИ снимает капюшон, всем становится видно её красивое лицо с раскосыми глазами, какими-то скулами, носом и ртом. Это всё неважно, главное, что с высоким лбом, из которого растёт длинный белый рог, словно оголённая кость при открытом переломе.
ИЗЭНЭМИ:
Всё потому,
Что меня подхватил Ветер.
Я летела с холма.
На меня налетали острые ветки и мелкие камни.
Впереди виднелся валун.
И это был мой конец.
Безрадостный удар очень большим тупым предметом по голове.
И я видела, как влетаю в него,
Как бьюсь о него головой,
Как изо лба вырастает такая смешная шишка, как в мультфильмах.
Но это за секунду до, а в саму секунду я уже видела,
Как моё лицо оставляет на том валуне огромное кровавое пятно,
Словно на плащанице или ещё на чём.
И так должно было быть,
Если бы не налетел ветер.
Если бы он не налетел на меня.
Не вознёс над землёй и не опустил прямо на площадь Куйбышева.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
Оценка 4,6.
Самая большая площадь Европы и памятник там.
Большая площадь, но как какое-то мероприятие проводят, так сразу проезд и парковки закрывают.
Площадь просто огромная, можно на роликах, велосипеде кататься и гулять.
Большая площадь. Недалеко — бункер Сталина.
Центральная площадь Самары очень красива!
Памятник Куйбышеву, наверное, самая большая человеческая скульптура в Самаре.
Немного не сочетаются размеры статуи и постамента. Шостакович назвал этот памятник «Мужик на тумбочке».
Союз Нерушимый Республик Свободных
Сплотила Навеки Великая Русь
Да Здравствует Созданный Волей Народ
Единый Могучий Советский Союз!
?????????????????????????????
Неплохо.
Монументально.
ИЗЭНЭМИ:
И я нагая лежу на мёрзлых плитах.
И смеюсь.
Потому что это всё так смешно,
Потому что я помню его лицо, когда он смотрел на меня.
Потому что я вижу эти лица вокруг.
И я смеюсь ещё немного оттого, что всё-таки жива.
И ветер носился вокруг, чтобы убедится, что я жива,
Что я в безопасности среди людей.
А я смеялась.
И люди вокруг таращились на меня,
Бросались словами, кидались и плевали.
И летал ветер.
И он ничего не понимал.
Он совсем не понимает людей, потому что всегда избегал их.
А люди. Их так легко понять.
Они могут творить зло или добро, но это неважно.
Им просто не хватает тепла.
А ещё им скучно.
Холод и скука.
И вот.
Но ветер совсем не знал людей.
Тогда он не жил вместе с ними.
И он летал и сдувал с меня снег, воду, плевки.
И ему стало стыдно за то, что он спас меня
И принёс сюда.
И ему стало стыдно за людей.
И он наказал нас всех.
И меня.
За то, что так громко смеялась, пока умирала.
Их всех — за то, что не смогли выдержать того, как я смеюсь.
И он лишил их любви, и отдал её мне.
Вся их любовь досталась мне.
И изо лба моего вырос этот искалеченный, словно открытый перелом, белёсый рог.
И ветер дул так сильно, что звенело в ушах,
И мы слышали, как он говорил.
Что ты говорил, папа?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Белее белых скал
На склонах Каменной горы
Осенний этот вихрь!
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
О, ветер со склона Фудзи!
Принес бы на веере в город тебя,
Как драгоценный подарок.
ИЗЭНЭМИ:
Да, а потом уже.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой.
ИЗЭНЭМИ:
И я лишь ощутила боль и услышала,
Как закричали люди.
Что-то невнятное.
Кажется, в этот момент они и помешались.
Они говорили.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ:
За что?
Почему?
Мы ведь всего лишь самаритяне.
Нас все знали как добрых.
Разве мы делали что-то злое?
Разве мы мешали кому-нибудь жить так, как им хотелось?
Разве мы любили или ненавидели слишком сильно?
Мы не выделялись.
Жили у длинной реки и даже почти не гордились ею.
Мы выходили на площади только по праздникам.
Мы не рвали волосы, книги, деньги и цветы.
Мы смеялись не слишком громко и всегда впопад, как научили нас жёлтые старые ситкомы из далёких стран.
Мы ели роллы «Филадельфия» и запивали их колой.
Мы научились жить нормально, так, чтобы все были довольны.
Мы старались.
Мы ведь правда старались.
И не так много мы пили.
И не так уж ненавидели.
Любили иногда.
И вот теперь.
Почему она смеётся?
Почему ты смеёшься, сука?
Ты что, не чувствуешь, как из тебя растёт огромный рог?
Такой, словно это открытый перелом.
Ты что, сука, совсем ни хера не чувствуешь?
Ты только и делаешь, что смеёшься.
А знаешь почему?
Знаешь, почему ты смеёшься над нами, тупая ты сука?
Ты смеёшься над нами, потому что ты упала на самое дно.
А когда ты на дне, что ещё остаётся, кроме смеха?
Это же ты просто отрицаешь,
Тупая ты сука,
Ты просто отрицаешь, что ты на самом дне.
И вот ты отрицаешь и смеёшься.
Смех — это как бы признак.
Ну да, признак.
Признак отрицания.
А после знаешь, что будет?
Знаешь, что тебя ждёт, сука?
Дальше ты примешь это всё,
Примешь тот факт, что ты на самом дне.
Искалеченная и несчастная.
Жалкая.
Примешь всё, заткнёшься.
А потом примешь и всё остальное.
Что мы все принимаем.
Кто как.
Кто по чуть-чуть, а кто и глушит из кружек, словно отбирают.
Вот так.
А ты смейся, это точно пройдёт.
Пройдёт.
ИЗЭНЭМИ:
И так далее.
А я не смеялась.
Я говорила, что чувствую их боль.
Что этот рог, он и есть их боль, точнее, любовь,
И теперь я её чувствую.
Что теперь я чувствую их боль, точнее, любовь,
А они могут видеть моё сострадание,
Ведь это такая адская боль — носить этот белёсый рог.
И это как бы мораль.
И я говорила им это всё.
Но они слышали лишь мой смех.
И я сбежала от них.
Я прыгнула в тот колодец, чтобы не видеть тех,
Чья боль, точнее, любовь
Так остро отдаётся во лбу.
И я осталась в темноте вместе с остальными мёртвыми шлюхами.
Да-да.
СВИТА утешает ХОР МЕРТВЫХ ДЕВУШЕК.
И я почти сошла с ума.
Если бы не он.
Если бы не ветер, что говорил со мной беспрестанно.
Я бы поверила, что помешалась.
Что не говорю ничего, а лишь смеюсь.
Если бы не ты, папа, я бы потеряла веру.
Ты звал меня, но я не отвечала.
Ты ревел и метался.
Ты отнял всю их любовь и отдал мне.
У них и у тебя не осталось ничего.
Вы потеряли всё.
И ты остался с ними, чтобы вместе ждать,
Когда вернётся тот,
Кто сможет вызволить нас.
Ты ночами летал и выл какие-то стихи —
Я всё слышала, но не отвечала.
Как-как, пап?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Запад или Восток —
Всюду одна и та же беда.
Ветер равно холодит.
ИЗЭНЭМИ:
Ветер всем дует: в лицо, в спину, в уши или лицо.
Не одной мне.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Содрогнись, о холм!
Осенний ветер в поле —
Мой одинокий стон.
ИЗЭНЭМИ: Страшно жить среди тех, кто не слышит даже крика.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Там, где родится поток,
Низко склонилась ива:
Ищет ледник в земле.
ИЗЭНЭМИ:
И так дальше уже просто нельзя.
И становилось холодно.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
ИЗЭНЭМИ:
Любите водку?
Она, как и ветер, обжигает горло и бьёт в лоб,
И ни хера, ни хера вообще не помнишь.
Обморожение души, мыслей.
И это просто пиздец.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Иней её укрыл,
Стелет постель ей ветер…
Брошенное дитя.
ИЗЭНЭМИ: Лежу где-то под землёй и слушаю, как свищет ветер.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.
ИЗЭНЭМИ:
И я затихала.
И становилось теплее.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Совсем легла на землю,
Но неизбежно зацветёт
Больная хризантема.
ИЗЭНЭМИ: Я засыпала, сохраняла себя и ждала.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьёт торопливо
С хризантемы росу.
ИЗЭНЭМИ:
Что что-то изменится
Здесь, в Самаре.
Что это всё не насовсем.
Как это говорится?
Что это не навсегда.
Не навсегда.
Самара не навсегда.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Ростки озимых взошли.
Славный приют для отшельника —
Деревня среди полей.
ИЗЭНЭМИ: Пап, что-то ждёт впереди, да?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Поля по-зимнему глядят.
Лишь кое-где крестьяне бродят,
Собирая листья первых трав.
ИЗЭНЭМИ: Нужно долго ждать, да?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Путник в дальней стране!
Вернись, тебе покажу я
Истинные цветы.
ИЗЭНЭМИ: И потом он вернётся.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Дом на славу удался!
На задворках воробьи
Просо радостно клюют.
ИЗЭНЭМИ: И с ним уготовано мне счастье.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Вместе с хозяином дома
Слушаю молча вечерний звон.
Падают листья ивы.
ИЗЭНЭМИ:
Да только на хуй оно мне нужно?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира
Вишни зацвели в горах.
ИЗЭНЭМИ:
Всё ради какой-то гармонии?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Зимние дни в одиночестве.
Снова спиной прислонюсь
К столбу посредине хижины.
ИЗЭНЭМИ:
Как в той загадке.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК:
Что выберешь,
Реку, бегущую вниз,
Или дерево, растущее вверх?
ИЗЭНЭМИ и НОБУО стоят вплотную друг к другу. ЖИТЕЛИ САМАРЫ, ХОР МЕРТВЫХ ДЕВУШЕК и СВИТА насвистывают Песню Ветра Перемен.
ИЗЭНЭМИ:
И тогда воцарится гармония, и в моей жизни наконец появится смысл.
Ведь я столько лет проторчала в какой-то тёмной дыре, окружённая добрыми и прекрасными, но всё же мёртвыми шлюхами.
Заткнитесь.
И это всё есть лишь страдание на пути к счастью, и это, типа — мой путь, который неисповедим?
Что это, блядь, вообще значит?
Неисповедим. Мне не в чем исповедоваться. Перед кем? Ради чего?
Ведь это значит — жалеть. Так?
Нет, ну тогда — да. Если жить в этой чёрной дыре и ждать какого-то чуда и есть мой путь, то не о чем жалеть. Путь и правда неисповедим.
Я не жалею.
Во мне не осталось даже жалости к себе — единственного, что помогало сохранить человечность.
Но я не человек.
Я — животное. Я — единственный экземпляр, умирающий вид. Я — женщина-единорог. Девственница с наставленным рогом.
И должна ждать, пока он осознает, вернётся и заберёт меня. И это, типа, называется надеждой?
И я слаба, и поэтому я жду.
Посмотри, насколько я слаба, раз дождалась тебя.
Вот ты пришёл и смотришь на меня.
Ты плачешь.
Ты готов сказать мне что-то.
Но я так заебалась тебя ждать.
Так что давай закончим.
Ёбанная эта гармония.
Ну чо, как в тот раз?
На счёт три ответим?
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК становится ДУХОМ ВЕТРА и парит над площадью. Он поднимает статую Вениамина Куйбышева и бросает её в реку. На площади становится как-то сразу свободнее.
БОСОЙ ЧЕЛОВЕК (сквозь слёзы):
Что выберешь,
Реку, бегущую вниз,
Или дерево, растущее вверх?
Раз.
Два.
Три.
ЖИТЕЛИ САМАРЫ, ХОР МЕРТВЫХ ДЕВУШЕК и СВИТА образуют Общий хор и во всё горло поют Песню Ветра Перемен, которую все знают с детства, юности и молодости. Ну которая:
тееейк ми
ту зэ меджик оф момент ту глоооори найт
вэа зэ чилдрен оф туморроу дрим эвэй
ин зэ уинд оф ченчж
ИЗЭНЭМИ и НОБУО одновременно произносят слова, но они не слышны в вихре песни.
Картина предпоследняя. Здесь хорошо.
Холм из первой картины. Посередине холма стоит небольшой дом, подле него — исправный колодец. Сезон: осень или зима — холодно. Невыносимо тихо.
ИЗЭНЭМИ и НОБУО стоят у колодца и смотрят друг на друга.
НОБУО:
Это всё было?
Ты смотришь как прежде.
Ни капли не отличима.
ИЗЭНЭМИ:
Это тот далёкий день.
Но ты кажешься другим, каким-то здешним.
В глазах печаль и покорность.
НОБУО:
В тебе нет дикой мудрости,
Лишь ярость, что белёсой костью изо лба растёт,
И грусть.
Пауза.
НОБУО:
Мне некуда идти теперь,
Ведь ты здесь.
И этот дом…
ИЗЭНЭМИ:
Он разве был здесь прежде?
Тогда лишь помню я колодец, холм и ветер.
Твой пугливый взгляд.
НОБУО:
Его не было здесь тогда,
Но я будто вижу его не впервые.
Еженощно ты выходила из него мне навстречу.
ИЗЭНЭМИ:
И у меня то же чувство.
Когда в темноте колодца я смыкала глаза,
Мне часто виделся этот дом.
НОБУО:
Быть может, тот сон теперь
У нас двоих единый?
Надолго ли?
ИЗЭНЭМИ:
Иль то был сон, что я жила во сне,
А ты так долго шёл домой?
И это не навсегда?
Пауза.
НОБУО:
Нет, Изэнэми, это не сон.
Я чувствую, что я не тот, кем был прежде.
Тогда я был — там. Понимаешь?
А теперь я — Здесь.
Там и Здесь это не про место, это про время.
Там — это потом, а Здесь — это сейчас.
Там — это кто-то другой, а Здесь — это я.
Там — это река, а Здесь — это дерево.
ИЗЭНЭМИ:
Что ты ответил, когда Ветер загадал нам загадку?
НОБУО:
Деревом.
Пауза.
А ты?
ИЗЭНЭМИ:
Рекой.
Пауза.
НОБУО:
Это — гармония.
ИЗЭНЭМИ:
Да. Вероятно, это и есть счастье.
Пауза.
НОБУО:
Я буду Деревом, что растёт вверх.
ИЗЭНЭМИ:
Возвышается над Самарой и смотрит завистливо в даль.
НОБУО:
И смотрит на реку, что бежит вниз.
Пауза.
ИЗЭНЭМИ:
И это, получается, любовь.
НОБУО:
Вечная и чистая.
Как в какой-нибудь сказке.
ИЗЭНЭМИ оглядывается.
ИЗЭНЭМИ:
Здесь — хорошо.
НОБУО:
Да.
Пауза.
Появляется ДУХ ВЕТРА.
ДУХ ВЕТРА:
Навеки жизнь меняет
Тот, кто любит намеренно,
Вопреки судьбе.
Проторенный путь
Есть освещённая автострада.
Они же ходят лесными тропами.
От скуки люди
Рушат друг другу судьбы
И живут страдая.
Не ждёт счастья
Путь переменивший однажды,
Лишь надеется на хэппи-энд.
Перемен требуют
Те, кто готов потерять покой
Ради двухминутной неги.
ДУХ ВЕТРА рассказывает Изэнэми и Нобуо их судьбу.
ДУХ ВЕТРА:
Нобуо и Изэнэми,
Ваша любовь противоречива, как и всякая любовь.
Её не должно было существовать, как не должно существовать её в мире людей,
Но почему-то она существует.
Вопреки всему, вопреки своей природе.
Также она живёт и в вас.
Ваша любовь родилась в насилии.
Она росла в ненависти и самозабвении.
И как всякая любовь она пришла к самопожертвованию.
Вы обрекли себя на неё в тот самый день у этого колодца.
И спустя годы вы снова здесь.
Любовь в мире людей означает гармонию после страдания.
И ваше страдание только началось.
Но оно закончится, а дальше — вечная гармония.
Пауза.
Рог, который я дал тебе, Изэнэми, есть любовь.
Он заключает в себе любовь и боль всех, кто был здесь в тот день.
Они восхищались тобой. Славили и любили — возненавидели.
Ты забрала всё, чем они дорожили.
Чтобы освободить свою любовь, ты должна освободить любовь всех.
Каждый человек, мужчина или женщина, чья любовь заточена в тебе,
Захочет освободить её.
И ты отдашь её.
Каждый человек, чья любовь заточена в тебе, захочет овладеть тобой,
И ты отдашься.
Как только человек вновь овладеет своей любовью, заточенной в тебе, он перестанет видеть тебя.
Ведь ты — женщина-единорог.
Ты пригласишь каждого зайти в этот дом.
Поэтому твоё имя, Изэнэми, означает: женщина, которая приглашает.
Ты же, Нобуо, обязан встречать каждого человека и провожать его к Изэнэми.
Ты долгое время будешь наблюдать, как женщина-единорог отдаёт кому-то чужую любовь.
И ты будешь ждать, пока не останется последнего, кому видится Изэнэми.
Иначе ты сам навеки потеряешь её, ведь не сможешь увидеть её.
И тогда всё напрасно.
Ты будешь предан ей и предан ею.
Поэтому твоё имя, Нобуо: преданный человек.
И однажды все, чья любовь заточена в Изэнэми, не увидят её.
И тогда отпадёт этот белёсый рог,
И тогда останешься только ты, Нобуо.
И тогда будет конец страданиям.
А после — только гармония.
Таков ваш Путь.
Пауза.
Вскоре они будут здесь.
А пока вы можете сказать что-нибудь.
ИЗЭНЭМИ: Да вы издеваетесь?
НОБУО: Сраный этот дзен-буддизм.
ИЗЭНЭМИ и НОБУО смотрят друг на друга. ДУХ ВЕТРА насвистывает Песню Ветра Перемен, к дому выстраивается длинная очередь.
Картина последняя. Эпилог + открытка на память.
ИЗЭНЭМИ: И вот я лежу на тахте, хотя это, пожалуй, слишком романтично — это просто разложенный диван. Такой, у которого сиденье на колёсиках отодвигается. Неудобный диван. И я лежу на нём и смотрю в потолок и на стены. Иногда я встаю покурить и подхожу к окну. И за окном столько людей. И все стоят ко мне. Мужчины, женщины, вчерашние дети. И всем нужна любовь. И я могу её им дать. Их любовь. И если во мне столько их любви, то это должно давить как-то, наверное. Но я ничего совсем такого не ощущаю. Всё это какая-то механика. Отчего я так плохо училась в школе? Так хочется сказать: занавес, и чтобы всё кончилось.
НОБУО: И они здороваются со мной. Они говорят: какой у вас хороший дом, как крепко он сложен. И ещё какую-нибудь херню говорят. И я что-то отвечаю, потому что должен им что-то ответить, потому что иначе я не получу того отложенного выигрыша. Как в магазине, знаете — я у вас откладывал. Да, на моё имя. Ну уж какое есть. И я говорю и иногда даже улыбаюсь, хотя я их всех ненавижу. Я хочу разорвать на кровавые шматки каждого из них. Зубами хочу разгрызть их глаза, откусить их ужасные носы. И я говорю им: прошу вас, проходите, прямо по лестнице и направо. Занавес, занавес.
КТО-ТО ИЗ СВИТЫ: Здесь темно. Вот если закрыть глаза, потом прикрыть ладонью, потом открыть глаза и потом убрать ладонь — и ничего не видно. Вот так темно. Так бывает. Мы все тут, и, наверное, мертвы. А всё эта музыка, эти песни. Без них невыносимо жить. Без них совсем тоска. А с ней, получается, смерть и вечная жизнь. В общем-то я не знал раньше счастья, может, это оно и есть. Когда живешь в темноте, другие чувства обостряются.
ОДИН ИЗ ЖИТЕЛЕЙ САМАРЫ: Я вернул себе любовь. Не к кому-то конкретному, типа, к жене или к детям. Нет, просто вернул саму любовь. То есть, теперь я чувствую, что она во мне есть. Вот ещё пять минут назад не было, а теперь, когда всё позади, уже есть. И знаете, мир стал лучше. То есть, я всё равно не люблю всего этого. Эту реку, эту грязь, этих людей, жену и детей. Честно, не люблю, хотя думал, что полюблю. Но теперь я ощущаю, что хотя бы могу что-то полюбить. Пусть не природу, жену или детей, но что-то другое. И я понимаю: я могу. Это и есть, наверное, любовь. Вот это чувство, что ты можешь. Это же типа и есть жизнь. Ну а секс был так себе, если честно. На троечку.
ОДИН ИЗ ЖИТЕЛЕЙ САМАРЫ: Она просто лежала там. И я до последнего не хотела заходить. Ведь я никогда прежде. Ну, то есть, с женщиной. Ну, вы понимаете. Хотя, казалось бы, чего я там не знаю, не видела, но есть же что-то в этом такое. Ну, не знаю, запретное. И головой я понимаю, что без этого тебе не видать любви, без этого мир не вернется, останется таким же серым, с этими уёбскими облаками и многоэтажками. А с этим вот мир может стать лучше. Ну, хотя бы теоретически. И я захожу, и она улыбается мне. Она спрашивает: первый раз? И я киваю, а она говорит: в первый раз всегда страшно, хорошо, что рождаешься всего раз, да? И я говорю, что наверное да. Она машет мне рукой. И дальше. Ну, что дальше. Зачем рассказывать. Мне понравилось, да. Очень.
ОДИН ИЗ ЖИТЕЛЕЙ САМАРЫ: Любовь? А что любовь? Да, теперь она у меня есть. Ну, это как, не знаю, с телефоном или там ноутом новым. Находишь его, неделю за неделей ты заходишь, смотришь на него. На характеристики, сравниваешь с остальными и понимаешь, что вот он, самый лучший. Но цена — да. Не, это слишком. И потом как-нибудь идёшь посрать, достаёшь телефон, и так одиноко и грустно почему-то. И вот ты заходишь на сайт и смотришь на этот ноут. Ну хорош, всем же хорош. А что я? Не достоин лучшего, что ли? Ну подкопить — и всё. Ну да, немного ужаться, ну ничего. Не всю же жизнь вот с этим всем жить. И потом говоришь кому-нибудь: ну да, дороговато, но это качество, платишь за качество, не всё же нам Самара, иногда хочется и на Пхукет. Вот это он и есть, да и стоит почти столько же. И вот ты покупаешь. И — вещь. И говоришь потом: да, купил, вещь, вот иначе не скажешь — вещь. А потом как-то всё это проходит. Ну вот и любовь — это так же, вещь. Сейчас хорошо, а завтра? Стоило ли так уже заморачиваться. Пхукет ведь реально не так уж дорого стоит. Ладно, всё, хорош. Давай — занавес. Занавес!
ОДИН ИЗ ЖИТЕЛЕЙ САМАРЫ: Да норм. Ну я захожу и говорю типа: ну чо, как трахаться будем? И у неё было такое лицо. Ей было так жалко меня. И мне себя стало жалко. Ведь я всё думал, неужели без этого никак нельзя? Я, может, проживу и сам как-нибудь всё пойму. И я говорю. Простите. И она кивает. И, в общем, я ложусь. И она говорит. Раздевайся, или ты просто полежать хочешь? И на самом деле да, я хотел, но я сказал. Нет, не хочу. И я разделся. И это было так странно. Я все думал, неужели обычно это все так и делается. И если да, то зачем вообще это? Ну, в общем. Теперь да. Ощущаю. И это так естественно ощущать, кажется, будто это всегда было. Пойду скажу кому-нибудь, что люблю его. А, ну да. Я тебя люблю, я тебя люблю. Как же охуенно.
ОДНА ИЗ МЁРТВЫХ ДЕВУШЕК: Темно, да. Не выбраться, да. Ну ничего, вот жили люди без электричества, а солнца тут и так хрен дождёшься, всё эти облака. Так что в принципе — живём. Песни поём, кино смотрим, любовью занимаемся. Что ещё надо? Да, хороший. Мне не особо есть с чем сравнивать. А какие бывают? Ну, тогда на четверку. Да, с плюсом.
ИЗЭНЭМИ: Каждый день, каждую минуту я думаю о том, когда отдам всю эту любовь. Ведь тогда я освобожусь и будет всё хорошо. Не знаю, я отдаю им любовь, словно какую-то болезнь, которой я сама не болела. Я как бы носитель. Носитель любви. Переносчик. И вот когда мне скажут. Ну всё, болезнь ушла, теперь вы здоровы. Ничего же не изменится. Я же и так не ощущала болезни, просто переносила её. Просто меня должна будет обрадовать мысль, что я больше не болею. И потом мне скажут. Вы здоровы, но от этого иммунитета нет, может потом снова заразитесь. И я скажу: да, без проблем.
НОБУО: Я лишь наблюдаю. А что ещё остаётся? Ведь уготованное счастье иначе не получить. И я пишу стихи, улыбаюсь, разговариваю и жду, а когда последний уйдёт и поблагодарит. Я пожму ему руку, закрою дверь. Налью воды. Поднимусь наверх и спрошу. Голодная? И она скажет.
ИЗЭНЭМИ: Да, просто умираю с голоду.
НОБУО: И я скажу. Может закажем роллов?
ИЗЭНЭМИ: И я скажу. Да, и колы. До смерти хочется колы. И еще я скажу. Ложись, давай просто полежим в темноте.
НОБУО: И я скажу. Давай. И я подумаю.
ИЗЭНЭМИ: Ведь и правда хорошо.
НОБУО: Да, хорошо.
И вот теперь — занавес.
Не картина, а, скорее, открытка с фотошопленным видом города
Холм из первой картины. Посередине холма стоит небольшой дом, подле него — исправный колодец. Рядом с ним растёт высокое дерево.
Если подойти к дереву, можно увидеть, что из под него сочится вода — это ручей, который сбегает вниз по холму и тонет в громаде длинной реки. И сколько таких ручьёв сбегает с прибрежных холмов, чтобы сделать эту реку такой длинной, что этим можно гордится?
Из колодца слышна какая-то странная, но такая любимая песня.
Жители Самары ходят по торговым центрам, сидят в «рюмках», гуляют в парках и смеются над каким-то стендапером из столицы.
И на всё это вдруг набрасывается острый и порывистый речной ветер. И ты задумаешься: что я ему такого сделал? Самара, сука, блядь. Порядок произвольный.
А он всё свищет, и вдруг пропадает.
И мёрзнут уши, и отчего-то очень чешется лоб.
И думаешь: ну её нахер такую жизнь — я отрываю авиасейлз.
Занавес.