Ж

Живет вечно

Время на прочтение: 6 мин.

Наконец-то все вещи были перевезены. Два переезда за каких-то четыре месяца оказались очень утомительными. И хотя большая часть работы осталась позади, впереди нас ждало еще несколько дней, посвященных разбору коробок и наведению порядка в квартире.  

Но пока можно было немного отдохнуть. Хотелось чаю, да и пора было уже чем-нибудь перекусить. Чтобы выйти из комнаты, придется отодвинуть пару коробок. Стоило все же последовать совету опытного знакомого и складывать все перевезенное в одной комнате. 

Потратив несколько минут на вскрытие коробок, я наконец добралась до кружек. Оставалось только вскипятить чайник и разогреть сэндвичи. Слишком тихо, не хватало музыки. Достав магнитолу, я включила любимый диск японской группы SPITZ. СD-диски теперь такая редкость, да и магнитолу хорошую найти непросто. За желанной моделью мы охотились очень долго, а еще пришлось заплатить втридорога. Но мне нравится звучание. Словно музыка, воспроизводимая этой магнитолой, значит для меня больше, чем доносящаяся из наушников или колонок.  Заиграла “Kimi ga omoide ni naru mae ni” — “Пока ты не станешь воспоминанием”. Мне по душе эта песня: каждое мгновение — это шанс, затем оно становится лишь воспоминанием.  

Интересно, как выглядит память? Может, она похожа на банковские сейфы, и чтобы открыть каждый, нужны специальные коды? А может, она напоминает конвейерный суси-ресторан — сидишь за стойкой, а мимо тебя проезжают тарелки с разными воспоминаниями? Или, может, это система хранения, в которой огромное количество ящиков и отсеков? До чего-то можно добраться в два счета, но, чтобы открыть заброшенные под потолок коробки, потребуются время и силы.

В новой квартире была гардеробная. Зайдя в нее, я подумала: вот оно как, должно быть, здесь можно и воспоминания хранить. Кто знает, ведь сюда попадает не только одежда, но и вещи, которые непонятно, куда положить. Часто закидываем их на свободные полки или запихиваем в первый попавшийся угол. Время идет, и вот мы снова заходим в гардеробную, держа в руках очередную «не-знаю-куда-же-деть». Оглядев все, мы решаем переложить повыше вещи, которыми давно не пользовались, и освободить место для новоприбывших. Но со временем все верхние полки оказываются завалены. И тогда уже сложно понять, в какой коробке затаились воспоминания о первой любви, а в какой боль и горе потерь. 

* * *

Новая квартира была гораздо просторнее и светлее предыдущей. Пространство казалось больше из-за минимального набора мебели. В спальне, помимо кровати и дивана, стояла неожиданно появившаяся тумбочка. Когда мы подписывали договор, хозяин сказал, что диван и тумбочка остались от предыдущего жильца, но я так и не смогла вспомнить, видела ли их при просмотре. 

Тумбочка была самой обычной – в IKEA такую можно купить по цене ужина в хорошем ресторане. До этого дня у меня не было собственной тумбочки. Но эта принадлежность спальни помнится мне с самого детства. 

Она была так мне дорога, а я совершенно о ней забыла. Бабушкина тумбочка была совершенно обычной, сейчас я и не вспомню, что в ней лежало. А вот дедушкина казалась настоящей сокровищницей. В ней хранилось столько всего — горы часов, странных инструментов, открыток, фотографий, необычных безделушек. Стоило мне остаться в комнате одной, как я сразу же забиралась туда в поисках неведомых чудес.  Дедушка хоть и не разрешал мне этого делать, но застукав меня, лишь приговаривал: «Эх ты, ворона!». 

Иногда у нас оставалась на несколько дней моя младшая двоюродная сестра. Она тоже пыталась залезть в тумбочку, но дедушка строго-настрого ей это запрещал. Пару лет назад дедушки не стало. Но тем летом сестра сдавала выпускные экзамены и не смогла быть на похоронах. После поступления в вуз она приехала, чтобы навестить могилу. Сестра остановилась у бабушки, и я решила повидаться с ней и заодно забрать некоторые дорогие мне вещи из дедушкиной тумбочки. Сестра долго смотрела на сокровищницу, а потом сказала: «Мне дедушка никогда не разрешал открывать ящики, а я так хотела подержать в руках ту самую африканскую трубку. А теперь его нет. Но знаешь, я и сейчас не посмею залезть, куда запрещено. Пусть все будет, как было всегда. Нельзя — значит, нельзя. Как будто дедушка все еще грозит мне пальцем из соседней комнаты».

* * *

В нижнем ящике дедушкиной тумбочки лежали блоки сигарет. Как и большинство людей того поколения, он любил подымить. 

Каждую зиму бабушка и дедушка праздновали Св. Николая. В ночь на Николая дети должны лечь спать пораньше, чтобы наутро под подушкой найти подарок. 

— Бабуль, а что, только детям приносят подарки? — решила спросить я. 

— Только хорошим детям, если дети плохо вели себя в течение года, то подарка не будет. 

Я нахмурилась. Как же так, это же несправедливо, а кто принесет подарок деду?

— Бабуль, а что, Николай совсем-совсем никогда не приносит подарки взрослым, даже если они лучше всех себя ведут?

— Взрослые сами могут себе купить что хотят, а дети — нет, а почему ты спрашиваешь? 

— Неужели дед останется без подарка? Он же хорошо себя вёл, он мне разрешает все, даже смешивать гречку и макароны для кукол. 

Бабушка улыбнулась. 

— Давай тогда купим ему подарок и положим под подушку? Как будто это сделал cвятой Николай. 

В ночь на Николая я долго не засыпала, мне хотелось узнать — кто же принесет мне подарок? Я ждала, когда часы пробьют двенадцать. Часы были в форме Африки, днем мне просто нравилось смотреть на них и представлять невиданных животных, а ночью они меня даже пугали — в узоре проступали образы львов, смертоносных цветков и глубоких песков. 

В детстве про Африку я слышала много волнующих историй — как бабушка там переела манго и заснула на полгода, словно спящая красавица; как дедушка курил в окошко автобуса, но автобус перевернулся на повороте и упал ему на руку, а бабушка так испугалась за дедушку, что вместе с водителем смогла поднять автобус и спасти его руку; как дедушка со своими друзьями обучил обезьянку курить сигареты, а потом эта нахальная мартышка стреляла у них без спросу. Помню, бабушка еще рассказывала, что, когда они служили в Алжире, то, улетая домой в отпуск, всегда хотели привезти нитки. Но в Союз нельзя было ввозить много ниток. Тогда дедушка мастерил раму из дерева и плел на ней платки и шали, которые по приезде распускались и сматывались в клубки. 

Быть может, я так же смотала свои воспоминания о том времени в клубки.  Но как понять, готова ли я размотать их снова?

А святого Николая, тихо положившего мне подарок, я в ту праздничную ночь так и не подкараулила. Зато дедушка утром нашел у себя под подушкой пачку красивых сигарет.

* * *

В спальне бабушки и дедушки был еще шкаф, в верхнем отсеке которого лежали воздушные пуховые одеяла и стопки нардов. В детстве, чтобы туда забраться, приходилось вставать на самый высокий стул и долго тянуться вглубь шкафа — достать эти резные доски было совсем непростым заданием. 

«Ну что, пойдём кинем?» — все еще слышится дедушкин голос. 

В Африке дедушка научился играть в нарды. А затем научил меня. Это произошло даже раньше, чем я узнала алфавит. 

Нарды можно было разложить где удобно — на балконе, где взрослым не возбранялось курить, или же в зале, где чаще всего транслировались новости. Как до обеда, так и после, между десертом и перекуром — нарды были неотъемлемой частью семейного распорядка. 

Правила известны почти всем, но неужели есть более жизненная игра? Вечный вопрос, преследующий человека: что же важнее – наши собственные решения или воля судьбы? Ответа нет. Кидая кости, шепчешь им, чтобы выпал «дупель», как говорил мой дедушка. «Дупеля» так не хватает для мнимой победы, но кости сами решают, каким боком к тебе повернуться. Поняв, какие цифры тебе выпали, ты выбираешь наилучший для ситуации вариант ходов, но никто не гарантирует, что твой противник не перекроет тебе ближайшие выходы и ты не будешь заблокирован, ожидая удачного момента, чтобы улизнуть. Чтобы победить, нужно побыстрее вывести все свои фишки, опередив противника. Но стоит ли так спешить выигрывать? Ребенку кажется, что все самое важное заложено в этой победе. Ведь это так здорово — обыгрывать взрослых. Они тебя учили, показывали секретные приемы, даже немного посмеивались над твоим детским переживаниям. Но игра окончена, больше не будет никаких «дупелей», никаких ходов и волнений, неважно — победил ты или проиграл. 

* * *

 «Милая, ты долго там еще? — донеслось из дальней комнаты. — Нам скоро выходить». 

Я завороженно сидела в гардеробной, потеряв счёт времени. Конечно, я же должна была одеваться, но совершенно забыла об этом. Выбирая платье, я неожиданно заметила коробки с елочными игрушками, которые должны были стоять на верхних полках, но кто-то спустил их вниз. В последнее время происходит слишком много необычного. С переездом все так сильно изменилось, словно сама жизнь говорила мне: «Пришло время, ты должна жить и помнить».  

Если подумать, то я стала бы искать детские воспоминания именно среди елочных игрушек. Каких-нибудь пять стеклянных шаров кладут в прочную коробку, аккуратно заполняя пустоты мишурой и искусственным снегом, сделанным из ваты и блесток, чтобы ни один шар не разбился. Но эти коробки переживают переезд за переездом, и с каждым разом шаров остается все меньше, все больше осколков. Каждый фрагмент памяти больше никак не соединен с другими. Эти коробки достаются лишь по праздникам, а чаще — когда их нужно собрать в новый путь. Осторожно приоткрывая каждую, мы проверяем, стоит ли брать это с собой или же для старых воспоминаний нет места в нашей новой взрослой жизни? 

Мое детство можно свести к трем образам — прикроватная тумбочка, часы-Африка и нарды. Пожалуй, это была моя личная Нарния: пробираясь сквозь пыльный шкаф, уворачиваясь не только от бабушкиных шуб, но и от военной формы дедушки, проползая все дальше и дальше, я оказываюсь там. Проходя по коридору, я сажусь за стол в давно не существующей кухне, она и правда была такой маленькой? Но там было достаточно места для троих, а четвертым стоял табурет. Лишь присев однажды, я почувствовала, какой же он неудобный, наверное, поэтому на нем не хотелось сидеть даже коту. 

Мы собираем пазл, маленькая, я всегда складываю только лица, но рядом бабушка, она хорошо чувствует, где один угол должен соединяться с другим. Так всегда и выходило — на столе после вскрытия новой пачки оказывались рамка и лица героев, но середина находилась сама. И вот, картинка собрана. Но табурет и правда очень неудобный, здесь нет места четвертому человеку, его и поставили тут лишь для непрошеных гостей. Здесь счастливы могут быть только трое, не знаю, может ли быть счастлив кот? Счастливым он мне никогда не казался, просто потому, что имел дурной характер, но даже такой он любил дедушку. Дедушку нельзя было не любить. 

«Лер, ты там уже полчаса, мы и правда опоздаем!» — донёсся голос, словно из другого мира. 

Вечер кончается, и мне пора. Иначе можно остаться тут навсегда.  Счастье взрослого так мимолетно, а детское счастье живет вечно. Часто кажется, будто мы теряем эти детские воспоминания. Но стоит однажды вспомнить — никогда уже не забудешь.     

«Бегу, тридцать секунд, и я буду готова!» — крикнула я.

Ольга Славникова:

«Детская память дискретна. Импрессионистическая манера письма Валерии Игнатовой как нельзя лучше соответствует этому деликатному материалу. Каждое воспоминание — вспышка, которая многое освещает и во взрослой жизни героини рассказа».

 

Метки